Крамниця виконання бажань

- А кто вам сказал, что все дела обстоят именно так и никак иначе? – раздался задиристый голос.
- Не понял? – вскинул брови Звездочет. – Это кто спрашивал?
- Я спрашивала, — отозвалась новенькая.
- Что-то я вас раньше не видел, — прищурил глаза Звездочет.
- А меня только что принесли, — охотно пояснила марионетка. – Принесли и вот сюда повесили, на свободный гвоздик.
Куклы завозились и завздыхали, отводя глаза. Тема была болезненная и еще слишком свежая. Свободный гвоздик остался от безвременно погибшей Героини. Видимо, ее окончательно раздергали, и однажды она не выдержала и просто рассыпалась на множество частей. Какое-то время замершие куклы с ужасом взирали на беспорядочную груду ручек, ножек, внутренних механизмов, каштановых волос – на все то, что еще недавно ходило, разговаривало, участвовало в Спектакле и называлось Героиней! – пока останки не сгребли в черный мешок и не унесли с глаз долой. Вот на этот самый гвоздик и поместили новую куклу.
Первой пришла в себя Роковая Красавица.
- Как вас зовут, милочка?
- Алиса, — представилась незнакомка.
- Которая из Страны Чудес или которая «Гостья из будущего»? – уточнила Жертва.
- Не знаю! – беспечно заявила новая марионетка, ерзая на гвоздике. – Есть и еще варианты: например, «Гостья из Чудес» или «Алиса из Страны Будущего! Разве не прикольно?
- Гммм… — с сомнением протянул Звездочет, разглядывая новенькую. – Вы, моя дорогая, и вовсе на Алису не похожи. Имя вам решительно не подходит! Вы слишком… ээээ… стремительны для него. Вы прямо какая-то комета!
- Хорошо! Зовите меня Кометой. Я вовсе не против, — тряхнула рыжей шевелюрой Алиса. – Можно даже «Комета Чудес из Страны Будущего», как вам такой вариант?
- О господи, — закатила глаза Роковая Красавица. – Кошмар какой-то…
- А вот не надо завидовать! – тут же весело парировала Алиса-Комета и повернулась к Звездочету. – Ну так что там с моим вопросом?
- Напомните, пожалуйста, о чем мы говорили? – попросил совершенно сбитый с толку Звездочет.
- Когда я появилась, вы как раз рассуждали, что наш театр – это мир. Что далеко не все его уголки нам доступны. Что путь марионетки – из этой комнаты на сцену и обратно. И что надо всего лишь тщательно выполнять свою роль, и тогда ты прожил жизнь не зря. Я правильно поняла?
- Совершенно правильно, — подтвердил Звездочет. – Так оно и есть на самом деле.
- Откуда вам знать, как есть на самом деле? – удивилась Алиса. – Если вы даже театр толком не видели, а ведь, наверное, есть еще мир за его пределами?
- Нам не дано этого знать наверняка, — степенно ответил Звездочет.
- Ну да, не дано! Но ведь можно это исследовать? – еще больше удивилась Алиса.
- Дурочка, — с чувством глубокого превосходства сказала Роковая Красавица. – Как ты его исследуешь? Ты ж без Кукловода – ноль без палочки! Если тебя за ниточку не дернуть – ты и до двери не доковыляешь! А Кукловод выведет тебя только на сцену, потому что там твое место, и нигде больше! Поняла?
- Не-а, не поняла, — замотала головой Алиса. – Кто сказал, что только там?
- Солнышко, ты правда не понимаешь, — мягко начала Жертва. – Мы здесь все – участники Спектакля. Всего сценария никто из нас не знает, но у каждого есть свои эпизоды. А вот Кукловод знает, когда кого выводить, и что он должен делать на сцене. Он знает, за какие ниточки дергать, чтобы мы испытывали определенные чувства. Одна ниточка – мы возмущаемся, другая – радуемся, сочетания ниточек – целая гамма чувств.
- А откуда Кукловод знает, что я хочу чувствовать? – возразила упрямая кукла.
- Хочу? Это кто там сказа «хочу»? – подал голос с дальней стены Арлекин. – Да кто тебя спрашивает, что ты там хочешь? Есть Спектакль! И ты должна в нем играть то, что положено!
- Ну, в Спектакле я играть не против, — глянула на него Алиса. – И даже пусть мной руководят – тоже ничего. Но вот какие чувства мне при этом испытывать – это уж, простите, я сама решаю!
- Наивная, — тяжело вздохнула Жертва. – Вот дернут тебя за ниточку – и ты против своей воли подчинишься Кукловоду. И будешь чувствовать то, что он тебе скажет.
- Посмотрим, — самонадеянно усмехнулась Комета.
…После своего первого выхода Алиса-Комета вернулась несколько обескураженной. На Комету, если честно, она уже не очень походила. Она послушно повисла на гвоздике и надолго задумалась.
- Ну что? – не выдержал Арлекин. – С удачным дебютом тебя?
- Ага, что-то не заметно, чтобы с удачным, — язвительно ввернула Роковая Красавица. – Вон как загрузилась Комета-то наша… Когда сама на ниточках походишь, совсем по-другому на жизнь смотреть начинаешь! Да ведь, милочка?
- Я же говорил, это жизнь, — вздохнул Звездочет. – Так уж звезды сложились…
- Солнышко, у тебя все в порядке? – встревоженно спросила Жертва. – Может, помощь нужна?
- Нужна, — решительно отряхнула свое оцепенение Алиса. – Вы должны мне кое-что рассказать. Вот, например…
В этот вечер марионетки долго рассказывали Алисе, как устроен их кукольный мир, какие законы в нем действуют, какие легенды слагаются. Одну такую легенду, которую вспомнила кукла по имени Старая Ворчунья, Алиса даже заставила повторить два раза, до того она ей запала в душу.
Легенда гласила, что когда-то, давным-давно, когда Спектакль еще только начался, не было деления на кукол и кукловодов, все были одинаково свободными и вели свои роли так, как хотели и считали нужным. Но потом случилось так, что часть артистов почему-то стала часто терять равновесие и заваливаться – то влево, то вправо, то вообще как попало. Те, кто держался на ногах твердо, сначала поднимали их, как-то поддерживали, но от этого те еще больше слабели и уже совсем не могли обойтись без опоры. И если этой опоры не было, кукла становилась вялой, апатичной, и так и плелась по жизни еле-еле, пока ее кто-нибудь не расшевелит. Тогда для них придумали систему управления – много-много ниточек, за которые можно было дергать, и тогда кукла оживала. Она вновь испытывала радость движения, и чувства, и эмоции, и снова могла полноценно участвовать в Спектакле. Но только если ее вел Кукловод! Сама она разучилась управлять собою, и теперь полностью зависела от воли Кукловода. Так и появились управляемые куклы-марионетки…
Такая вот легенда. Она впечатлила всех.
- Почему ты никогда не рассказывала эту историю? – задумчиво спросил Арлекин.
- Слишком грустная, — объяснила Старая Ворчунья. – И не очень приятная для нас, марионеток, правда? Я бы и сейчас не рассказала, если бы не эта ваша девчонка. Как ее… Комета, что ли? Как-то она меня… расшевелила.
- Действительно… Никогда не задумывался, почему Кукловоды ходят свободно, а нам без ниточек никак, — озадачился Звездочет. – Мне такой порядок вещей казался незыблемым…
- Да, как-то же они равновесие держат, без всякой опоры причем, и ничего… — недоуменно протянула Жертва.
- А где у них находится орган равновесия? – наморщила лобик Роковая Красавица.
- Где-где… Да кто ж его знает, где? – сердито ответил Звездочет. – Кто и когда об этом думал?
- Ерунда, — вмешалась Комета. – Какая нам разница, где этот орган у них? Вы мне скажите, где этот орган у нас! И почему он бездействует?
- Кто его знает, может у нас такого органа и вовсе нет, — отозвался Арлекин.
- Не верю, — отрезала Комета. – Если мы когда-то были одинаковыми, он обязательно есть! Просто спит, потому что мы его не тренировали. Вот!
- Ну и что из этого? – недоуменно спросила Жертва.
- А то, что мы можем попробовать его разбудить! – победно воскликнула Алиса.
- Это как же? – недоверчиво спросил Звездочет.
- Еще не знаю! Но обязательно придумаю! – пообещала Алиса. – Давайте спать! Мне во сне самые умные мысли приходят – обалдеть просто!
- Вот точно – Комета, а не девчонка, — пробурчала Старая Ворчунья, устраиваясь на ночь. – С ума от нее можно сойти.
… Наутро Алиса, едва продрав глаза, объявила:
- Я придумала! Надо тренироваться ходить без Кукловода. Другого пути нет!
- Ну уж на фиг, — подумав, сказал Арлекин. – Я свои возможности хорошо знаю. Я без ниточек – никак.
Примерно так же скептически отнеслись к затее и остальные куклы. Все знали, что без натянутых нитей они просто инертная масса, в которой энергии еле-еле на то, чтобы дышать. Куда уж там тренироваться!
Но Алису не зря прозвали Кометой. Она не хотела сдаваться, даже не попробовав.
- Ну и ладно! Буду сама тренироваться, – независимо сказала она. – Помогите мне кто-нибудь с гвоздика спрыгнуть!
- «Помогите спрыгнуть»! – фыркнула Роковая Красавица. – Тоже мне, звезда большого спорта! Смотри, не запутайся в конечностях!
Конечно, Алиса запуталась. Она пролежала на полу, пока за ней не пришли – ей предстоял выход в Спектакле. Кукловоды распутали ей руки и ноги, а когда она сыграла свою роль в мизансцене, снова аккуратно водворили ее на гвоздик.
- Помогите мне спрыгнуть, — сквозь сжатые зубы попросила Алиса.
Через пару дней она уже научилась спрыгивать сама. Еще через пару дней – не запутывать при этом руки-ноги. А через неделю случилось настоящее чудо: на виду у всей труппы марионетка по имени Алиса-Комета самостоятельно поднялась на ноги и продержалась так целых 7 секунд! Одни куклы рукоплескали, другие осуждающе качали головами.
- Молодец! Ты сделала это! – удивился Звездочет. – Честно говоря, не ожидал…
- Это только начало, — воодушевленно пообещала Алиса. – С равновесием пока плоховато. Но я буду стараться.
Вскоре она научилась не только стоять на ногах, но и сделала свои первые шаги, правда, пока только держась за стеночку.
- Я ж говорю – без опоры ты никто, — подначивала Роковая Красавица.
- Чушь, — отвергала такое малодушие Алиса. – Опора должна быть не снаружи, а внутри. Кукловоды же как-то ходят? Значит, и я смогу!
- А знаете что? – однажды не выдержал Арлекин. – Помогите-ка мне кто-нибудь спрыгнуть с гвоздика! Чего-то я тут совсем зависелся! И обзавидовался!
Роковая Красавица только ахнула…
Вдвоем дело у Алисы и Арлекина пошло быстрее. Поддерживая друг друга, они уже могли доковылять до середины комнаты и даже повернуть обратно, не свалившись. Разумеется, их каждый раз рано или поздно снова водворяли на гвоздики, но они с маниакальным упорством вновь и вновь спрыгивали на пол и тренировались, тренировались…
- Ну и чего вы добились? – иронически спросила как-то раз Роковая Красавица. – Ладно, предположим, кое-как по комнате передвигаетесь. И что, это как-то расширило ваш мир? Просто мы повыше, а вы пониже – только и всего! Калеки колченогие, вот вы кто…
- Не смей их обижать! – вдруг закричала безропотная доселе Жертва. – Они хоть что-то делают, а мы… Помогите мне кто-нибудь спрыгнуть с гвоздика!
Вскоре перед каждым выходом Кукловодам приходилось собирать с пола почти половину кукол. К счастью, Алиса и Арлекин первым делом учили всех, как правильно падать, чтобы не запутаться в ниточках. А то бы такая куча-мала получилась!
Теперь и разговоры у марионеток были совсем другие.
- Алисочка, а вот как правильно с колен подниматься?
- Комета, помоги, у меня не получается!
- Слушай, я вот тут новый способ поворота придумал, оцени, а?
- Алиса…
- Да что вы все «Алиса», «Комета»! – однажды взорвалась Роковая Красавица, упорно не слезавшая насиженного места. – Кто она такая??? Самозванка! Кукла дутая! Такая же марионетка, как все!
- Ничего подобного! Я уже не нуждаюсь, чтобы меня постоянно дергали за ниточки! – резко ответила Алиса. – Я уже крепко стою на ногах! И пусть самозванка… Я есть то, что я есть! Понятно???
Она и не заметила, как добежала до Роковой Красавицы, и теперь стояла прямо под ней.
- Алиса…- ошеломленно выдохнул Звездочет. – Ты ведь держишь равновесие! Сама!!! Как это у тебя получилось?
- Не знаю… Я как-то ощутила, что я – это я, и оно само… Вот здесь, между грудью и животом, прямо какая-то точка опоры появилась! Как будто там гвоздик есть, и ты на нем висишь…
- Здорово! – обрадовался Арлекин. – Ну-ка, я попробую… Я есть то, что я есть! А кому не нравится – может отвернуться!
- И я есть! И я… — загалдели куклы на разные голоса, ища каждый свою точку опоры.
- А знаете… Я больше не хочу быть Жертвой! – вдруг заявила Жертва. – Мне надоело играть эту роль. Я пережила столько страха, боли, вины, сомнений, неуверенности, что мне надоело! Я хочу попробовать себя в другом амплуа…
- Так выбирай! – предложила Алиса. – Теперь ты можешь решать сама, что тебе пережить!
- Можно, меня будут звать Прекрасная Незнакомка? – робко спросила Жертва. – Вы не возражаете?
- Прекрасное имя, — одобрил Звездочет. – А меня тогда называйте Директор Космоса. Скромненько и со вкусом, мне нравится… Разрешите предложить вам руку, Прекрасная Незнакомка? Не пройтись ли нам воооон до той стеночки?
- Извольте, — улыбнулась бывшая Жертва и изящно оперлась на подставленную руку.
- Помогите мне кто-нибудь спрыгнуть с гвоздика! – капризно попросила Роковая Красавица. – А то мне тут скучно одной…
В один из дней Кукловод зашел в комнату и не увидел на стенах ни одной куклы. Зато других Кукловодов было навалом.
- Народ, а где контингент? – спросил он, озираясь. – Там Спектакль вовсю идет, а актеры-то куда делись? Сейчас выход…
- А мы тебе чем не актеры? – задорно спросила Комета. – Кого там надо сыграть?
- Так это… По ходу пьесы и разберемся! – обрадовался кукловод. – А что, если не с марионетками, а с живыми людьми – оно еще интереснее получится, а?
- Оно конечно, — согласился Директор Космоса. – А то что это такое – когда тебя тупо дергают за ниточки, а ты так же тупо реагируешь?
- Да мрак полный, никакого творчества! – поддакнул Кукловод. – Ну, братцы, тогда айда! Спектакль задерживать нельзя! Наш выход!

- И что тогда? – не понял Король.
- Тогда Принцесса будет зависима от других людей. Если помогут в трудную минуту – тогда хорошо. А если нет… ну уж, как повезет.
- Да что за ерунда! – возмутилась Королева. – Ну и позовет на помощь, у нас слуг полон дом. Зато ведь Вечная Юность, понимать надо!
И Королева украдкой поправила прическу.
- Но я все-таки преподнесу Принцессе свой дар, — сказала Молодая Фея. – Наступит день, когда она поймет, что пора ей переходить в Зрелость. Это прекрасный возраст, когда к человеку приходит Мудрость, и он становится Творцом Своей Судьбы. И вот мой Дар: я пришлю к ней кого-то, кто раскроет ей истинное положение дел. И она сможет сделать этот важный шаг – из Юности в Зрелость, и станет творить свою судьбу сама.
- Ну ладно, ну и спасибо, — поблагодарил Король. Было видно, что в подарке он особого толка не увидел. – Давайте-ка уж к столу, что-то я от всех этих переживаний проголодался!
И все ринулись пировать. Только Фея Мудрости еще постояла у колыбельки Принцессы и с грустью думала: «Иногда людям даже в Зрелости не хватает Мудрости…».
…Прошли годы. Одно за другим сбывались предсказания Фей. Принцесса росла красавицей, была очень умненькой, у нее было много разных талантов. Родители в ней души не чаяли! Из дома она и взаправду выпорхнула рано, но и Принц ей достался замечательный, он очень любил ее и заботился о ней, как о ребенке. И детки у нее родились умненькие и хорошенькие.
Конечно, были в ее жизни и огорчения, и потери. Прекрасный Принц погиб в неравной битве, но недолго она была одна: вскоре нашелся Молодой Король, который вновь взял на себя заботы о Принцессе. Она жила за ним, как за каменной стеной, и была, на зависть многим, волшебно красива и потрясающе юна. Казалось, годы не властны над ней. Все, что она затевала, получалось у нее играючи, и она думала, что так будет всегда.
А между тем Злая Фея не дремала. Кто это думает, что Злые Феи дарят подарки просто так? Да не бывает такого! И когда Принцесса расцвела по-настоящему, Злая Фея начала действовать. На самом деле еще тогда, в самом начале, она задумала отобрать у Принцессы все Дары Фей, вместе с Вечной Юностью. Для этого она разработала коварный план: притворилась обычной женщиной и стала для Принцессы партнером по бизнесу. Сначала потихоньку втерлась в доверие, а потом исподтишка начала вредить. Сперва по мелочам, а потом все смелее и смелее. Мелкие пакости Принцесса старалась не замечать. Пакости покрупнее замечала, но как-то с этим справлялась. А вот когда пошли крупные пакости, Принцесса вдруг стала терять силы. Ведь Злая Фея была зрелая и опытная, и она-то уж знала, что она делает и для чего. А Принцесса, застрявшая в Вечной Юности, не могла до конца понять всех этих взрослых хитросплетений и интриг.
А Злая Фея все просчитала точно. «Тэк-с, прекрасненько! – радовалась она. – Принцессочка переживает – это нам плюсик. Это мы ее энергией подпитались. Нервничает? Чудненько! Еще энергия… Не может меня с хвоста скинуть? Да куда ей, молодой-зеленой! Она не решится! Продолжаем, продолжаем… Пусть ее краса и молодость ко мне перетекают… Я-то уж знаю, как этим распорядиться!». И Фея хихикала, потирая руки. Все шло по плану!
И правда, Принцесса беспокоилась, нервничала, но никак не могла решить, что делать с этой ведьмой – партнершей по бизнесу. Ведь решить – это значит взять на себя ответственность. А к такой ответственности Вечно Юная Принцесса готова не была…
И, как обычно, на помощь пришел Молодой Король, который решил сразиться с Ведьмой сам, избавив Принцессу от хлопот и забот.
«Ох, хорошо! – радовалась Злая Фея. – Главное, чтобы она сама со мной сражаться не полезла. Ведь в Битве она получит Силу и Мудрость. А мне этого не надо! Мне нужна ее Вечная Юность». И Злая Фея продолжала потихоньку вытягивать энергию молодости из Принцессы.
Но, как мы помним, Принцессу при рождении одна из Фей наградила Умом и Сообразительностью. И Принцесса чувствовала, что что-то идет не так. Что-то она должна сделать, такое необыкновенное, только вот что? Что?
И однажды решение пришло! Она решила, что ей надо переписать Судьбу. Вот так, не больше и не меньше!
И она отправилась к Переписчику Судеб. Все знают, что он держит контору на главном перекрестке города, и никакие кризисы ему не страшны: всегда найдутся люди, которые хотят переписать Судьбу.
Переписчик Судеб оказался сухоньким маленьким старичком с венчиком седеньких волос вокруг выпуклой лысины.
- Ну-с, дорогая, что у нас? – живо поинтересовался старичок.
- Вот, я все написала, — взволнованно заговорила Принцесса. – Вот смотрите, здесь все про меня есть.
- Ну что ж, прекрасное Прошлое, — повалил старичок, пробежав записи глазами. – А что будем переписывать?
- Ну как что? – удивилась Принцесса. – Ну вот ресторан я хочу открыть… И ведьмы чтобы не было…
- Ну так ведьмой твой Король занимается… А ресторан – ну открывай, что тебе мешает? Здесь и переписывать ничего не надо: прогноз благоприятный, вероятность высокая, риски обычные… От меня-то что хочешь?
- Я не знаю, — тихо сказала Принцесса. – Я хотела, чтобы вы написали…
- Девочка моя! – торжественно сказал старичок и даже встал. – Да как же я могу знать, что тебе надо, если ты сама не очень-то знаешь?
- Я хочу, чтобы… чтобы… чтобы все было нормально! И чтобы все само как-нибудь сделалось! В лучшем виде!
- Ну, если само – то это не ко мне. Я не Волшебник, я – Переписчик Судеб, — сердито сказал старичок. – К папе обратись, там ведь слуг полно, разве нет?
- Откуда Вы знаете? – поразилась Принцесса. – Но я не хочу к папе обращаться, я уже давно взрослая. Я хочу сама!
- А раз взрослая и сама – вот тебе Бланк Заказа. Заполни его. Слева пиши по пунктам, что хочешь получить. А справа – что ты уже сегодня начнешь делать для выполнения своего желания. Причем сама! И быстро, у меня скоро перерыв на обед!
Принцесса взяла бланк, подумала и начала писать. Она очень старалась сделать все быстро и аккуратно, и успела как раз до обеденного перерыва.
Старичок принял у нее бланк, прочитал, поставил короткую закорючку, шлепнул замысловатую печать и отдал ей назад.
- Все! – радостно сказал старичок.
- Что «все»? – не поняла Принцесса.
- Ваша судьба переписана, моя дорогая! – объявил старичок.
- Но вы же ничего и не писали! – возразила Принцесса.
- А как бы Вы думали, кто нам всем пишет Судьбы? Мы их пишем сами, исключительно сами! И исполняем сами! Моя задача – просто помочь Вам это понять! – довольно захихикал старичок.
- А ведьма? А ресторанчик? – не могла понять Принцесса.
- Ведь на самом деле вы уже давно решили этот вопрос, — сказал старичок. – Только не можете решиться принять на себя ответственность за свое решение. Ой, какой каламбурчик симпатичный вышел! – и вовсе завеселился старичок.
- И что же мне теперь делать с этим бланком? – спросила Принцесса.
- Действовать, деточка, действовать! Воплощать, так сказать, в жизнь! Ведь отныне и впредь вам присвоено звание Творца Своей Судьбы, – старичок был явно доволен. – Ну-с, а теперь прошу извинить – закрываюсь на обед.
Принцесса в задумчивости попрощалась и пошла к выходу. Она закрыла дверь, не оглянувшись. А если бы оглянулась, то успела бы увидеть, что старичок куда-то испарился, а на его месте сидит немного усталая женщина неопределенного возраста.
- Ну что, понравился подарок? – тихонько спросила она вслед. – Думаю, ты его еще не оценила. Но обязательно оценишь! Зрелость, знаешь ли, вкусная штука…
И Фея Мудрости таинственно улыбнулась и помахала рукой своей любимой крестнице – Прекрасной Принцессе в Расцвете Лет.

- Эй, люди! – подала голос я. – У меня тут травма! Может кто-то помочь?
Женщина бросила на меня взгляд, фыркнула, вскинула голову и гордо прошествовала мимо, никак не отозвавшись на мой призыв. Зато мужчина тут же переключился на меня, помог мне доковылять до скамеечки, снять босоножку и даже осмотрел ступню, распухающую на глазах.
- Вывих, — диагностировал он. – Так больно?
- Уууууиииии! – взвыла я.
- Минуточку. Сейчас все будет в порядке, — рассеяно пообещал он, устраивая меня как-то вкривь и поперек скамейки.
Потом он очень ловко навалился мне на колени и одновременно сильно дернул за ступню. В голове фейерверком взорвалась боль, и я отключилась. Когда я снова пришла в себя, он участливо поддерживал мою обмякшую тушку и держал наготове бутылочку с минеральной водой.
- Вы чего? С ума сошли? – с трудом проговорила я. – Вы же мне ногу сломали!
- Да нет. Наоборот. Пошевелите ступней.
Я пошевелила. Как ни странно, она шевелилась, хоть и через боль. И отек заметно спал.
- Я что, в обмороке была? – спросила я, отбирая у него бутылочку.
- Совсем недолго, — сообщил он. – Голова как, не кружится? Дайте-ка я вас поудобнее усажу.
- Ой, спасибо, — выдохнула я. – Теперь хорошо. А вы что, доктор?
- Нет, я не доктор, — грустно усмехнулся он. – Я – страховой агент.
- Страхуете от несчастных случаев? – спросила я. Почему-то мне показалось, что он врет. Ну не вязался он у меня со страховым бизнесом!
- Не совсем. Хотя… Можно и так сказать, — смешался он.
- А это кто с вами тут был? Жена, да? – продолжала я.
- Нет, не жена. Клиентка. Наступил страховой случай. И вот…
- Что, страховку не выплатили? – насмешливо спросила я. – Хотя погодите… Она ведь как-то не так говорила! Не про страховку. А что вы ей всю жизнь испортили. И обманули. Это что же за страховой случай такой? Который пощечиной заканчивается?
- А вы, я смотрю, девушка решительная. Без комплексов! И без излишней милости к падшим, — заметил он и потер заметно покрасневшую щеку.
Я устыдилась. И скисла. С комплексами у меня все было в порядке – полный набор одинокой стареющей девушки. И решительной я не была – уж совсем нет! И вообще, он мне помог, а я…
- Болит? – спросила я, кивнув на щеку.
- Ага, — признался он. – Так залепила с правой… Прямо как Кличко.
- Надо холодный компресс. Погодите, вот у меня носовой платок есть. Вы его намочите и приложите, — предложила я.
- Спасибо, — сказал он и стал возиться с платком.
В принципе, он был симпатичный. Только странный какой-то. Вроде как обреченный.
- Ну вот, проявила милость к падшему сотруднику Госстраха, — пошутила я, чтобы хоть как-то разрядить обстановку.
- Хорошо. Вам все равно надо посидеть, пока нога придет в норму. Время есть. Если вы не против, я вам расскажу о своей работе, — вдруг решился он.
- Конечно, я с удовольствием послушаю, — заторопилась я. Мне и правда хотелось ему чем-то отплатить, ну хотя бы вниманием.
- Я – не сотрудник Госстраха. Я – страховой агент. Агент по страхам, понимаете?
- Нет, — честно призналась я.
- И еще я – ангел. Падший ангел.
Так. Ну вот. Еще мне шизиков не хватало. Приплыли. И ведь не вскочишь, не убежишь – лодыжка все еще дает о себе знать тупой пульсирующей болью. Он не увидел моего смятения – он смотрел не на меня, а туда, на реку и еще дальше. Почти как я сама, когда приходила на скамеечку. Это вызывало симпатию.
- Ангелы живут на небе, а на Земле работают, несут охранную функцию. Поработал – и на отдых, Домой. А падшие ангелы – и живут, и работают на Земле. Хотя функции тоже охранные… Понимаете, я страхую от неправильных решений.
- Как??? – вырвалось у меня. – То есть вы хотите сказать…
- Ну да, — не дослушал меня он. – Люди часто не могут принять решение. Боятся, что могут ошибиться. Выбрать не тот путь. Сказать «да», когда нужно было сказать «нет», и наоборот. Или еще бывает страшно обидеть кого-то. В общем, оказаться крайним. Так вот, я – и есть этот «крайний».
- То есть как «крайний»? – не поняла я. – Вместо самого человека, что ли?
- Именно, — согласился он и снова намочил платок. – Ведь если человек примет решение сам, вся ответственность ложится на него, да? И потом винить некого. А если посоветовал кто-то другой, тот и виноват. И если что, можно на него все свалить. Я-то, мол, молодец, а вот ты, гад, обманул, не сдержал, не то посоветовал…
- Да, я слышала, — машинально кивнула я. Вот так штуки! Интересные вещи говорил он, этот падший агент…
- А что мешает человеку принять ответственность на себя? – продолжал он. – Страхи! Конечно же, страхи. Страх ошибиться. Страх осуждения. Страх будущего. Вот тут и приходим мы, страховые агенты. Чтобы избавить человека от этого выбора, взять ответственность на себя. И при наступлении страхового случая – мы и виноваты.
- Вот оно значит, как, — неуверенно протянула я. В голове был полный сумбур, мысли неслись вскачь и сталкивались между собой. – А что за страховой случай был у этой женщины? Конечно, если не секрет.
- Да теперь уж не секрет, — невесело усмехнулся он и потер щеку. – Лет 20 назад она стояла перед выбором: с кем судьбу свою связать. За ней двое ухаживали: Вовчик и Жорик. Вовчик молчаливый был, обстоятельный, цветы ей дарил, в доме все чинил, смотрел с обожанием и катал на лодке. А Жорик – весельчак, анекдотчик, на гитаре играл в ансамбле, одевался модно. Ей тогда родители нашептывали: «За Вовчика, за Вовчика!», а подружки визжали: «Ой, только за Жорика!». Ну вот она и металась… Боялась ошибиться, продешевить.
- А вы ей кого-то одного посоветовали? – предположила я.
- Ну да. Вовчика. Сказал ей, что Жорик по ресторанам играть будет, сопьется потом, а за Вовчиком – как за каменной стеной. Тем более родители одобряют….
- И что? – в нетерпении подпрыгнула я.
- Ну вот, прошло 20 лет. Жорик теперь звезда, музыку пишет, диски выпускает, с концертами ездит. В общем, состоялся. А Вовчик – наоборот, спился. Вот за это она мне и того… навесила плюху. Можно сказать, по контракту!
- Но как же вы могли так ошибиться? Если вы ангел? Хоть и падший… — возмутилась я.
- Да не ошибся я! – с досадой сказал он и аж рукой по коленке хлопнул. – Если бы она с Жориком жить стала, то он бы спился. С ней бы кто угодно спился, понимаешь? Это не они такие, это она такая!
- Ну делааааааа, — пораженно выдохнула я. – Но вот знаете, я в жизни наблюдала, что виноватыми обычно остаются дети, или родители, или учителя. В общем, обычные люди. Это что же, не к каждому приходит такой вот… страховой агент?
- А мы и есть обычные люди. Падшие ангелы. Кто принимает на себя вину за чужие решения и ошибки – тот из нашего агентства.
- А…за что вас так наказали? – робко спросила я.
- Это не наказание, — твердо сказал он и посмотрел мне прямо в глаза. – Это – наш собственный выбор. И последствие наших собственных ошибок.
- Каких? – продолжала я, впрочем, не надеясь на ответ. Но он ответил.
- Если ангел ошибся, струсил, просмотрел, прошляпил, не помог человеку, его крылья темнеют и становятся тяжелыми. Тогда он «падает» с Неба вниз, на Землю. Это и называется «падший», — тихо сказал он. – А здесь ангел становится страховщиком, чтобы принять на себя чужие страхи. Только так можно снова сделать крылья белыми. И вернуться.
- Могу я как-то помочь вам? – спросила я. – Ну, хоть чем-то?
- Не надо. Я должен сам, — сказал он, и было видно, что это решение обдуманное и взвешенное. – Может, тебе нужно принять какое-то решение? Может, нужна страховка?
- Нет, спасибо, — покачала головой я. – Не надо. Я тоже… должна сама.
- Как нога? – переменил тему ангел.
- По-моему, нормально, — ответила я и попробовала встать. Лодыжка действительно уже выглядела неплохо и была готова к несению службы.
- Тогда я полетел? – то ли спросил, то ли известил он. Поднялся, сделал несколько шагов вперед – и распахнул крылья, а потом взлетел. Он взмыл туда, где кружили птицы, видимо еще не мог взлетать высоко, потому что кончики крыльев все еще были черными. Зато остальная часть оперения сверкала невероятной, сияющей белизной. Наверное, он давно уже работал страховщиком, этот Падший Ангел. И скоро сможет вернуться туда, Домой.
Я вынула телефон, включила. И первым делом позвонила маме. Не дав ей начать повествование про очередную болезнь, я сообщила, что перехожу на другую работу, куда меня давно зовет Андрей, и в связи с этим переезжаю в Москву. Мама попыталась поиграть в истерику, но я отключилась.
Потом я позвонила Андрею и сообщила, что завтра приду оформляться. Андрей взревел от восторга. Он всегда говорил, что использовать мои таланты так, как я это делаю – все равно что компьютером гвозди забивать. В общем, меня ждала Москва и интересная, высокооплачиваемая работа. А мама выберет себе другой объект для своих вечных жалоб. Потом я позвонила Витьке и честно сказала, что уезжаю, поэтому говорю «нет». Может быть, это и было ошибкой – но я готова была за нее ответить, даже через 20 лет.
Алке я даже звонить не стала – я уже приняла решение, что теперь обсуждать?
А потом я вышла из своего укрытия и пошла по набережной. Уже темнело, но здесь всегда гуляет много людей. Они шли, смеялись, разговаривали, ссорились и мирились, и каждый из них ежесекундно делал какой-нибудь выбор. И большинство – без страховки.
Словно в подтверждение моих мыслей, из магнитофона какой-то компании донесся обрывок песни Высоцкого: «Посмотрите, вот он без страховки идет, чуть левее наклон – упадет, пропадет, чуть правее наклон, все равно не спасти, но спокойно – ему остается пройти всего две четверти пути».
В небе кружилась одинокая птица – высоко, очень высоко. Я помахала ей рукой. Возможно, это мой Падший Ангел одолевал свои две четверти до возвращения Домой.

Он все реже выходил наверх, к людям, предпочитая не тратить время на второстепенное. Он не замечал, как согнулась его спина, как глубоко запали глаза, как сурово сдвинулись брови; не чувствовал, что ноги от недостатка движения иссохли и ослабли в коленях, а поясница застыла от долгого сидения за письменным столом. Он был близок к Абсолютному Счастью как никогда – а что могло с этим сравниться?
Однажды в конце дня он вышел, чтобы пополнить запас химикатов. Он шел по улице – высокий, напряженный, углубленный в себя, с горящими огнем фанатика глазами, в своей черной одежде (удобно для работы и не надо часто стирать). Он был похож на смерть – наверное, именно так она и должна выглядеть. Но он не думал о смерти – он думал о Счастье.
Город жил своей жизнью. Уже кое-где горели огни, по тротуарам куда-то спешили люди, ехали повозки, доносились музыка и смех из многочисленных кабачков. Люди все еще думали, что в этой мирской суете и есть счастье, не подозревая, что рядом с ними идет тот, кто это Счастье должен вот-вот им дать. Две девчонки, попавшиеся навстречу, глянули на него и испугались – одна даже взвизгнула, после чего кинулись опрометью на другую сторону улицы, оглядываясь на ходу. «Это сумасшедший алхимик! Он такой страшный!», — сказала одна. «Нет, он просто очень несчастный!», — возразила другая.
Он расслышал эти слова, и рот его привычно искривился в усмешке: чего так испугались эти глупые цыплята, и что они вообще могли понимать? Но и взрослые люди тоже, взглянув на него, ежились, отводили глаза и спешили пройти мимо, либо же смотрели с явным состраданием. Он не понимал, почему.
Возле магазина стояла парочка – он и она. Он что-то нежно выговаривал ей, а она смеялась и отрицательно качала головой. Потом он обнял ее, а она уткнулась ему в грудь, и оба замерли. Алхимика вдруг кольнуло чувство острой зависти. На какой-то миг он почувствовал, что прикоснулся к истине. Он вовсе не так представлял себе Счастье, но ощущение, ощущение…
Уже на подходе к магазинчику он увидел мамашу, ведущую куда-то свой выводок. Девочка лет 10 вела за руку пятилетнего братика, еще один ребенок, поменьше, цеплялся за мамашину юбку, а на руках у нее сидел совсем уж малыш, мусолящий во рту бублик. Мамаша была толстая и неопрятная, явно из простолюдинок, но при этом ее лицо цвело таким спокойным довольством, а дети так беззаботно улыбались и жались к мамаше, что Алхимик даже приостановился – у него сдавило грудь и сжало сердце. Когда семейство поравнялось с ним, мамаша глянула на него неодобрительно-осуждающе, девочка – сочувственно, а малыш вдруг заулыбался и протянул ему обгрызенный бублик. Алхимик дернулся, потряс головой и продолжил движение.
Он шел и чувствовал себя одиноким и чужим в этой предвечерней толчее большого города. Очень одиноким и очень чужим. Никому не нужным, почти бесплотным. И от этого еще больше сутулился и уходил в себя.
Когда он вернулся домой, ему впервые не захотелось сразу возобновить опыты. Он подошел к высокому венецианскому зеркалу – почему-то ему захотелось посмотреть на себя. Зеркало было запыленным и мутным, его давно никто не протирал. За ненадобностью… Он провел рукой по стеклу и увидел старого, больного и очень несчастного человека, который смотрел на него с той стороны. Сначала он даже не понял, кто это, а потом догадался, что это он сам. Зеркало отразило также окно за его спиной, и там мелькали огоньки, силуэты… Там кипела жизнь, там шел праздник. А он был чужим на этом празднике.
И он вдруг очень остро понял, что вот уже много лет обманывает себя. Жизнь прошла мимо, а он не успел даже разглядеть ее толком, увлеченный своей призрачной мечтой – познать, что такое настоящее, чистое Счастье. В то время как другие встречались и расставались, смеялись и плакали, ошибались и совершали открытия, он похоронил себя в тесной комнате, наполненной книгами, записями, ретортами и тигелями, одержимый безумной идеей об Абсолютном Счастье.
Алхимик долго сидел на краю своей узкой постели в этот вечер. Уже смолкли уличные звуки (почему он не слышал их до сих пор?), погасли огни (а замечал ли он их?), где-то вдалеке залаяла собака (он уже забыл, как эти собаки выглядят), а он все сидел и сидел, и в голове крутилась только одна мысль: если он так мечтал о Счастье, не для себя даже, для всех! – то почему он так несчастен? Вместо того, чтобы восхищаться им, люди шарахаются от него. У него нет друзей, любимых, близких – есть только его алхимия. Он прошел такой долгий путь, совершил столько телодвижений, постиг столько премудростей, и все это для того, чтобы в один прекрасный момент осознать, что ни на шаг не приблизился к заветной цели…
Он встал, тяжело шаркая слабыми, подгибающимися ногами, подошел к окну, и, с трудом преодолев сопротивление заржавевших запоров, открыл его. В окно хлынули запахи ночного города – странные, непривычные. Даже, наверное, неприятные для его привыкшего к вечным запахам реактивов и растворов обоняния. Надо было бы закрыть окно, но на него напала непривычная вялость. Казалось, он разом лишился не только цели, но и жизненных сил. Он с трудом добрался до постели и рухнул в нее, даже не потушив свет. Ему не хотелось ничего. Ни делать, ни думать, ни жить, ни даже умереть.
Алхимик заболел. Конечно, если потерю интереса к жизни можно было назвать болезнью. Он целыми днями лежал в своей постели и смотрел в потолок. Время от времени соседка, старая Марта, приносила ему еду – он вяло отщипывал кусочек, делал несколько глотков воды и снова валился на подушку. Депрессия – так называлась его болезнь. Она всегда приходит, если отнять у человека цель, а другой под рукой не окажется. Всю жизнь он был уверен, что делает важное и нужное дело, пытаясь осчастливить человечество. Но, похоже, человечество давно себя осчастливило – как умело, и было вполне довольно этим положением. И только он остался не у дел.
Когда у человека нет цели, ему нечего больше делать на этом свете. Тогда он начинает умирать. Тогда целью становится смерть, и рано или поздно она приходит, чтобы дать ему еще один шанс. У Алхимика не было цели и не было желания жить. Он лежал и ждал смерти. Так бы и закончилась эта история, если бы не чудо – одно из тех простых и незаметных чудес, которые каждый день посылает нам жизнь.
Однажды в его окно влетела птица. Она явно спасалась от преследования, потому что в панике заметалась по его тесной комнате, сшибая крыльями колбы и стопки бумаги, а потом, обессилев, рухнула на пол и замерла. Только крылья вздрагивали. Алхимик, открыв глаза, долго смотрел, пытаясь осмыслить, что произошло и как теперь следовало бы поступить.
До сих пор он подчинял свою жизнь одному делу, и в ней все было выверено и понятно, как в химической формуле. Птица не вписывалась в формулы. Она прилетела из другой жизни, и надо было решить, что теперь с ней делать. Алхимик приподнял голову, чтобы понять, жива ли она еще. По полу разлетелись осколки стекла, и это был непорядок. Алхимик вспомнил, где у него совок и метелка, и, кряхтя, начал сползать с постели.
Только встав на ноги, он понял, как ослабел. Кое-как он проковылял в угол, нашел метелку и уже наклонился к осколкам, но тут птица зашевелилась. И, словно отозвавшись, зашевелилось что-то в груди у Алхимика – быть может, душа. Он оставил метелку и подошел к птице. Она недвижно лежала на полу, и теперь он увидел, что ей досталось не на шутку: на перьях была кровь, и крыло как-то неестественно вывернуто. А круглый глаз пристально смотрел на него, словно просил: «Помоги!».
Алхимик с трудом наклонился и взял ее в руки. Тельце птицы было теплым и мягким, и оно быстро-быстро пульсировало, словно птица все еще спасалась от погони.
- Что же мне с тобой делать? – спросил Алхимик и сам испугался своего скрипучего голоса. Не мудрено: ведь он и сам забыл, когда в последний раз с кем-то разговаривал.
Он знал очень много: названия веществ и минералов, свойства кислот и щелочей, температуры плавления металлов, но все его знания касались неживой природы. Он даже не мог определить, как называется эта птица. Но она явно нуждалась в помощи, и Алхимик с удивлением понял, что у него есть потребность эту помощь оказать.
- Ничего, ничего, сейчас что-нибудь придумаем, — пообещал он и слегка погладил птицу по спинке.
Это был день кризиса. Смерть временно отменялась. У Алхимика вновь появилась цель. Хоть и маленькая, сиюминутная, но все-таки цель. К нему прилетело живое существо, и оно нуждалось в помощи чуть больше, чем сам Алхимик. Он мог двигаться, а она – нет. И ему теперь пришлось отложить процесс умирания и подумать о многом: чем ее кормить, как лечить и где устроить на ночлег.
- Вот вылечу божью тварь, и тогда можно снова подумать об уходе, — думал он, грея на спиртовке воду – нужно было смыть кровь, запекшуюся на перьях.
- Наверное, ей нужно сделать что-то типа гнезда, — рассуждал он. – Ведь птицы, кажется, вьют гнезда?
Он нашел коробку, вытряхнул из нее пакетики и мешочки с реагентами и выстелил дно тряпками. Туда он поместил птицу. Потом подумал, что ей там темно, и прорезал окошечки в стенках коробки. Но было все равно темно, и он понял, что это из-за его давно не мытого окна. Тогда он взялся протирать стекло, но только размазал грязь. Пришлось тащиться к старой Марте. Она и раньше оказывала помощь по хозяйству, и теперь не заартачилась – пришла и сноровисто вымыла окно. В комнате стало гораздо светлее.
- Как я здесь жил, в таком мраке? – удивленно думал Алхимик. – Немудрено, что я чего-то не разглядел… А солнечный свет – это, оказывается, приятно!
Но в его полуподвальном жилище солнечного света случалось немного. И Алхимик подумал о том, что птицу надо выносить на свежий воздух, хотя бы ненадолго. Как только немного окрепнет!
Теперь ему снова каждый день приходилось решать задачи и производить опыты, только это были опыты совсем другого рода. Что она больше любит – хлебные крошки или крупу? Как правильно срастить перебитое крыло? Сколько воды ей требуется в день? Какая температура воздуха должна быть в комнате? Существуют ли лекарства для птиц?
Алхимик то и дело обращался к Марте и с удивлением заметил, что она вообще-то интересная старушка и очень много знает как о птицах, так и о жизни вообще. Как он раньше мог этого не замечать?
Он снова стал выходить в город – птице требовалась разнообразная и полезная пища, а ему – книги о птицах. Он познакомился с библиотекарем, и тот подбирал ему книги о редких птицах. Алхимику это было нужно, потому что он никак не мог определить, какому виду относится его питомица.
Аптекарь подсказал ему, что перебитое крыло нуждается в массаже, так оно быстрее зарастет. Алхимик не мог вспомнить, прикасался ли он когда-нибудь к живому существу, не то что там массировать! Поэтому ему пришлось взять у аптекаря несколько уроков, и ему было приятно, когда аптекарь хвалил его за понятливость и аккуратность.
Теперь каждый вечер он брал птицу в руки и гладил ее. Птице нравилось: она замирала, прятала голову на грудке и выглядела очень довольной. Если не сказать, счастливой… А самому Алхимику очень нравилось тепло, которое чувствовали его руки, и мерное биение ее сердца, которое передавалось ему. Это были незнакомые, непривычные реакции, и Алхимик изучал их, как когда-то химические формулы. Только теперь не умом – через чувства и ощущения.
Вскоре он стал брать коробку и выносить птицу на прогулку. Сначала он гулял рядом с домом, но потом решил, что среди деревьев ей будет лучше. Теперь он уходил с ней в парк и там выпускал ее погулять по травке, зорко следя, чтобы рядом не появилось котов, собак, вредных мальчишек и прочих нежелательных элементов.
Теперь он часто разговаривал с птицей. Он так намолчался за всю предыдущую жизнь, что теперь не мог наговориться. Он рассказывал птице о том, что прочитал сегодня, и о том, что собирается делать завтра, и даже вспоминал какие-то истории из своего детства, которые, казалось, уже забылись навсегда.
Птица не отвечала ему, но слушала внимательно, искоса поглядывая на него круглым глазом, иногда склоняя голову набок, к плечу, и ему казалось, что она все-все понимает.
Вскоре птица начала пробовать взлетать. Крыло срослось – видимо, массаж оказал свое целебное действие, да и сбалансированное питание сыграло положительную роль. Птица теперь выглядела живой и веселой, и казалось, вот-вот запоет. Алхимик смотрел на птицу и наполнялся гордостью и радостью – он смог! он сумел! у него получилось! Но к радости примешивалась доля печали – он понимал, что рано или поздно придет момент, когда птица сможет подняться в небо, и тогда… Ему не хотелось думать, что тогда.
Теперь он иногда заходил к старой Марте попить чаю и посоветоваться насчет птицы. Однажды (он и сам не понял, как!) у него вырвалось то, что он так тщательно держал в себе.