Я – нестандартный ребенок. В нашей семье об этот время от времени говорят, вздыхают и вообще глючатся. Бабушка (которая папина мама) говорит, что я просто разболтанный и невоспитанный, потому что я все делаю по-своему и не прислушиваюсь к старшим. Ей виднее, она всю жизнь проработала педагогом в школе. «Уж я бы за тебя взялась!», — говорит бабушка. У меня от этих слов сначала сжимается позвоночник, но потом я его расслабляю, потому что понимаю, что у нее взяться за меня все равно нет времени. Она ведь, хоть и на пенсии, из школы не уходит. Все еще делает детей воспитанными и собранными. Она хорошо воспитала папу, уж он-то очень собранный! Папа тоже часто хмурит брови и говорит, что с таким характером я в жизни ничего не добьюсь и никогда не стану настоящим мужчиной, кормильцем и главой. Что мне не хватает целеустремленности и силы воли. Папа занимается бизнесом и часто уезжает по делам. С одной стороны, я по нему скучаю, а с другой – наверное, хорошо, иначе бы он замучил меня своей силой воли. Он ее воспитывает по-своему: заставляет меня терпеть лишения. Например, голодать по 3 дня. Или бегать на время. Или боксировать. А я не люблю бить по живому человеку, и экстрим мне тоже не нравится. А папа говорит, что я маменькин сынок и вообще слишком себя жалею, потому что очень долго сплю. Я правда очень люблю поспать. Потому что мне снятся такие интересные сны, что ни в каком кино не покажут! И если я с вечера задаю вопрос, во сне обязательно приходит ответ! Но папа считает, что я так просто оправдываю свою лень, и сердится на маму, что она занимается попустительством и потаканием. А вот другая бабушка, мамина мама, наоборот, мой сон одобряет, но очень сокрушается, что я худенький. Она думает, что худенький – значит болезненный. Она все время читает «ЗОЖ» и лечится по народным рецептам. Она заставляет меня много есть и пить разные отвары, а когда я отказываюсь, говорит, что у меня нет уважения к старшим, и я не перенимаю опыт поколений. Я и правда не хочу его перенимать, потому что давно заметил: сначала ей понравится какой-нибудь рецепт, а уж потом что-нибудь болеть начинает. Наверное, чтобы лекарство можно было на себе попробовать. А я так не хочу! Я вообще чувствую себя здоровым. И вовсе я не худенький, у меня просто тонкая кость. Поэтому я и ем мало. Я думаю, что если я буду толстый, тонкая кость может сломаться, ей ведь тоже тяжело. Но бабушка все равно переживает. Дедуля говорит, что я не энергичный. «Тютя-матютя», — вот как называет меня дедуля, только я не обижаюсь, потому что он любя и желает мне добра. Он в прошлом военный, а они все энергичные. Дедуля говорит, что мужчина должен стремиться все время расширять свои жизненные пространства, устранять противника и завоевывать новые территории. А я не понимаю, зачем нужны чужие территории, если ты и свою-то еще толком не освоил. Тем более что мне жизненного пространства вполне хватает, нигде не давит. А уж устранять противника… У меня противников нет, есть люди, с которыми я уже нашел общий язык, и те, с которыми пока нет. Так что же с ними воевать? Лучше договариваться. Я учусь договариваться, это мне больше по душе. Еще у меня есть брат, он старше на 5 лет. Папа говорит, что вот он – настоящий мужчина, в нем есть здоровая агрессия. Это что же получается, что бывает еще агрессия больная? Надо это обдумать. Брат у меня правда очень агрессивный, чуть что – бросается отстаивать свои границы, и поэтому вечно ходит в синяках и царапинах. Даже на подбородке у него очень мужественный шрам – это он зимой с крыши в снег прыгал и на доску напоролся. Уж брат-то своего никакому противнику не отдаст! Он занимается спортом, ходит в горы и очень много ест, чем бабуля ужасно довольна. Брат посмеивается над тем, что я люблю помечтать, и что я могу какую-нибудь гусеницу целый час рассматривать, и что я много размышляю над прочитанным. Он говорит, что надо не думать, а действовать! Я брата люблю, но у нас с ним мало общих интересов, поэтому мы общаемся время от времени, когда графики совпадают. Еще в нашей семье есть сестричка, она совсем маленькая, только что научилась ползать и сейчас осваивает новые пространства. Я очень люблю с ней возиться, мы как-то друг друга понимаем без слов. Она всегда улыбается, когда меня видит, и любит со мной играть. У нее такие глаза, как будто она все про нас знает, только сказать не может. Наверное, такие глаза называются мудрыми – я так думаю. Когда она чего-нибудь хочет, я всегда понимаю, что именно. Мама говорит, что это – редкий дар, понимать без слов. С мамой мы тоже понимаем друг друга без слов. Мама у меня тонкая и звонкая, как струнка. Она очень смешливая, и я иногда специально ее смешу, чтобы послушать, как звенит струна. Мне нравится, когда мы с ней вдвоем сидим на диване, обнимаемся и молчим. Тогда я слышу, как у нее внутри начинается музыка, а у меня внутри – отзывается, и получается вместе, это называется дуэт. А еще к нам иногда присоединяется наша кошка Маруська, она тоже умеет делать музыку. Тогда мы уже звучим, как целый оркестр! А сегодня у меня вышла неприятность. Мне написали замечание в дневник, потому что я спорил со старшими. А все получилось так: у Риты Соколовой собака заболела, и она опоздала на первый урок, пришла уже к самому концу. Потому что они собаку возили в ветеринарку, и ее там спасли! А на первом уроке мы писали сочинение про борьбу за мир, и наша русачка Нина Федоровна очень Ритку ругала. Наверное, это было правда важное сочинение, но ведь Ритка не виновата! И я сказал, что борьба за мир начинается с самых близких. Если им хорошо – то и у тебя внутри мир. А Нина Федоровна сказала, что есть еще обязанности и чувство долга, и наша обязанность – хорошо учиться и не пропускать уроки. А я сказал, если бы ваш муж заболел, вы бы тоже в больницу не поехали, а на уроки пошли? А она как пошла пятнами, как выскочит из класса! Мне потом уже девчонки сказали, что у нее мужа вовсе нет, и даже никогда не было. Эх я, обидел человека! Когда классная мне замечание в дневник написала, я даже не огорчился – я все про Нину Федоровну думал. Она же, наверное, переживает. Наверное, надо ей что-нибудь очень хорошее сделать. Познакомить ее, что ли, с кем-нибудь? У нас вон сосед одинокий – хороший дядька, программист, сосредоточенный такой, вежливый. Это идея, надо обдумать! Да, еще классная сказала мне, что это было жестоко. Ну, я уже совсем тогда расстроился.
- Мам, как ты думаешь, я жестокий? – спросил я у мамы, когда она расписывалась в дневнике. - Ты? Да ты что, Колокольчик? Кто тебе это сказал? – очень удивилась мама. Колокольчик – это только мама меня так называет. Она говорит, что я в раннем детстве плакал очень тоненько, как будто колокольчик звенел. А потом смеяться научился, и тоже так же. - Ну, про Нину Федоровну – это правда жестоко? – продолжал мучительно разбираться в ситуации я. - Слушай, Колокольчик. Сами слова – да, жестоко. Потому что ты случайно сказал правду, а правда часто бывает жестокой. Но ты сам по себе – вовсе не жестокий. У тебя же не было злого умысла! Ты не хотел ее обидеть. Ведь так? - Так, — согласился я. – Я хотел просто, чтобы все было по справедливости. Ритке же и так плохо, у нее собака больная, зачем ее еще ругать? Что, от этого сочинения мир рухнет, что ли? - А это смотря на чем будет стоять твой мир, — сказала мама. – Если на стопке тетрадей – тогда рухнет. Если ты зацикливаешься на чем-то одном – мир становится неустойчивым, понимаешь? - Кажется, да. Вот если бы у тебя был только я, и я куда-нибудь девался, твой мир бы рухнул, и ты бы плакала и переживала. А так у тебя нас целых трое, еще есть папа, и бабушки, и дедушка, и если что – твой мир будет на них опираться. Да, мам? - Да, дорогой. Только ты никуда не денешься. Ты – наш Колокольчик. Ты нам нужен. И всем нужен. - А зачем я всем нужен? - Каждый кому-нибудь нужен, и все вместе – друг другу. Кто-то завоевывает пространства, кто-то учит других, кто-то – создает разные вещи, а кто-то – творит красоту. У каждого – свой талант. Миру нужны все люди, мы – его опора, — мама прижала меня к себе и говорила задумчиво, будто бы и не мне, а туда – в мир. - А я? Я для чего нужен миру? – продолжал допытываться я. - А у тебя есть свои таланты – ты добрый, ты любознательный, ты наблюдательный, ты пытаешься всех понять и помирить, ты умеешь налаживать отношения – разве этого мало? – улыбнулась мама и взъерошила мне волосы. - Не знаю… — я правда не знал. – Я думаю, вот кем я буду потом, когда вырасту? - Ты будешь Колокольчиком, — пообещала мама. – Я не знаю, кем ты захочешь стать, зато знаю, что ты всегда будешь звенеть. Будешь напоминать о том, что на нас опирается мир, и что нам всем надо быть добрее друг к другу. Твой колокольчик будет звучать, а души других людей – отзываться. - А почему тогда сейчас все говорят, что я какой-то не такой? Вот я звеню-звеню, а они вроде бы и не слышат. Ничего не понимаю! — вслух размышлял я. - А тебе и не надо ничего понимать, нужно просто звонить, — посоветовала мама. – Многие люди разучились доверять своим чувствам, и бредут наощупь, в темноте. Падают, лбами сталкиваются, на острые углы натыкаются, синяки и шишки набивают. Они слышат тебя, но не понимают, куда идти. Но если колокольчик будет звучать постоянно, рано или поздно они потянутся на звук. И ты покажешь им, куда идти, Колокольчик мой ненаглядный…
… Пришла Маруська, потянулась, замурчала и вспрыгнула мне на колени. В своей кроватке проснулась и заворочалась сестричка, открыла глаза, увидела меня через сетку и улыбнулась. Я тоже ей улыбнулся, покрепче обнял маму и закрыл глаза, чтобы лучше слышать звон ее струны. И очень скоро я поймал мамин звук, а потом добавил свой колокольчик, и Маруська замурчала громче, и сестричка что-то залепетала на своем языке. И все это сложилось в многоголосую музыку, которую (я теперь понял!) творили мы, опоры мира, все четверо – настраиваясь по единому камертону Любви.
Маленький, но очень серьезный мальчик по имени Максим, высунув кончик языка, старательно писал письмо.
- Дорогой дедушка Мороз! Я хотел заказать тебе велосипед, но передумал. У меня личные проблемы. У нас в семье произошел раз-вод. Это очень плохо, потому что папа теперь с нами не живет. Мама сказала, что ничего страшного, так бывает. Только я не хочу, чтобы так бывало. Я сейчас живу с мамой. Она очень хорошая. Только папа тоже очень хороший. Я их обоих люблю. Я еще не умею любить кого-то больше, а кого-то меньше. Может, научусь, когда вырасту? Я их одинаково люблю, сильно-сильно, до неба. Когда я живу с мамой, мне хочется к папе. Мне его не хватает. Он сильный! И он меня учил разным разностям. Которые мужчине в жизни пригодятся. А мама это не умеет, потому что она женщина. Она меня любит, и от нее тепло. А от папы – сила. Мне нужно и то, и то. Иногда мне кажется, что я разрываюсь. Хорошо бы, если бы я умел раз-дво-ять-ся! Тогда мы жили бы один с мамой, а один с папой, а потом менялись бы местами. И всем было бы хорошо. Раньше мама и папа друг с другом водились, и я с ними водился. А потом случился этот… раз-вод. И теперь они не водятся. Папа сначала звонил нам часто, а потом стал редко, потому что мамочка каждый раз расстраивается. Она виду не показывает, но я же вижу! И папа, наверное, тоже… Поэтому и не звонит… А может, он просто нас разлюбил? Если бы я жил с ним, я бы рассказал ему, что мамочка хорошая, и она не виновата. Наверное, это я виноват, что случился раз-вод. Если бы я был хорошим, они бы вместе радовались, что я у них есть, и никогда бы не поссорились! Только я пока не знаю, что я такого сделал? Может быть, когда мы с папой пошли гулять, и я в лужу нечаянно залез? Или еще я горшок разбил, и цветок сломался. Мама тогда очень расстроилась… А папу отругала, что он за мной не доглядел. Дорогой дедушка Мороз! Пожалуйста, подари моей маме на Новый Год три таких цветка, или даже два! А я вырасту, заработаю много денюжков и куплю ей много-много горшков, чтобы она обрадовалась! И папу простила… Мне так плохо без него, дедушка! Раньше я был посерединке, а теперь мне страшно, потому что с одной стороны мама, а с другой пусто… А вдруг на нас нападет кто-нибудь? А я еще маленький… Вот если бы папа был, он бы им задал! Дорогой дедушка Мороз! Я тебе обещаю, что долго-долго не буду просить у тебя ничего! Только сделай так, чтобы все было хорошо! И чтобы у меня и мама, и папа были. Пока я не разорвался…
В комнату вошла мама и спросила:
- Чем это ты так увлекся, Максимка?
- Пишу письмо Деду Морозу, — серьезно ответил малыш, пряча листочек за спину.
- Молодец! А что ты у него просишь?
- Да так… Велосипед, — уклончиво ответил Максим.
- А я тебе там мороженое принесла. Твое любимое! На кухне, на столе. Хочешь?
- Гдееее? – и Максимка кинулся на кухню, обронив листочек.
Мама развернула его и улыбнулась. Весь листочек был старательно исписан разноцветными каракулями – для пятилетнего детеныша вовсе даже и неплохо. Она положила листочек на стол и пошла на кухню. Максим радостно уплетал мороженое и выглядел вполне довольным.
- Мам, я если Деду Морозу письмо отправить, желание сбудется?
- Сбудется, родной. Обязательно сбудется, — пообещала мама.
«Лапка моя любимая, как хорошо, что хоть ты у меня есть, ну конечно же, Дед Мороз подарит тебе велосипед», — подумала она.
«И мы снова все будем вместе! Мама, папа и я», — подумал он.
Горбунья жила на высокой горе. Гора почти всегда была окутала густым туманом, и мало кому довелось хоть раз в жизни увидеть ее вершину. К подножью горы подошли двое – мужчина и женщина. Видно было, что они проделали немалый путь. У большого камня, от которого тропинка уходила наверх, они остановились. Женщина была немолода, но высока, красива, с королевской осанкой и гордо вскинутой головой. Мужчина – большой, но какой-то вялый, с мягкими, добрыми и очень печальными глазами. - Здесь, — сказала женщина. – Это тот самый камень. Давай присядем. Дальше тебе нельзя. - Может, не пойдешь? – осторожно спросил мужчина. - Пойду, — коротко сказала она. – Надо. Кто-то должен. Через какое-то время она встала, мужчина тоже. Они посмотрели друг на друга и обнялись. Сильно, как в последний раз. Женщина всхлипнула, но тут же взяла себя в руки и отстранилась. - Я должна, — объяснила она. - Я понимаю, — сказал мужчина. – Я буду ждать твоего возвращения. Женщина кивнула, повернулась и, не оглядываясь, пошла мимо камня, туда, вверх, по каменистой горной тропинке. По ее гордой, напряженной спине было видно, что она едва сдерживает слезы. Мужчина смотрел ей вслед, пока она не скрылась в тумане, а потом повернулся и побрел обратно. Он знал, что, возможно, они видели друг друга в последний раз. Не все возвращались с горы. Горбунья сама выбирала, кого принести в жертву. Женщина шла в сплошном тумане, видно было шага на три, не больше. Было ли ей страшно? Наверное… Но она не позволяла страху проявиться – у нее была цель и твердое намерение, и это был их последний шанс, и ничто не могло помешать ей выполнить задуманное. Вскоре тропинка стала еще круче, и ей пришлось хвататься за камни, чтобы сделать следующий шаг. На длинных нежных пальцах появилась кровь, но это только придало ей сил. «Я решила, и я сделаю. Я должна!», — говорила себе она и карабкалась дальше. Вскоре туман начал редеть, и в какой-то момент пропал совсем. Она прошла еще несколько метров, остановилась и оглянулась. У нее захватило дух – такая картина открылась ее взору. Вверх уходила гора, и казалось, что вершина ее теряется в небе, и, может быть, даже шепчется по ночам с луной. Под ногами – белое облако, подсвеченное золотыми лучами солнца. А над головой – синее-синее небо, и свет, свет, свет… Женщина встряхнула головой и поспешила дальше. Ей некогда было любоваться – надо было до темноты попасть к Горбунье. До заката… Тропинка вильнула влево, в заросли колючего кустарника, и женщина, пробираясь сквозь него, изорвала одежду и исцарапала руки, но это все была ерунда – по сравнению с тем, что она надеялась получить. «Все рано или поздно кончается, и эти кусты тоже», — подбадривала она себя. Так оно и вышло: еще пара шагов, и она вырвалась на чистое пространство. И снова замерла: она оказалась на лугу, где паслись овцы и козы, а дальше стоял дом, и еще какие-то строения. И на пороге дома она увидела согбенную фигуру в темных одеждах… «Она! Горбунья… — подумала женщина. – Я пришла». И она двинулась через луг к дому. - Зачем пожаловала? – оценивающе окидывая ее взглядом, спросила старуха.
- За помощью. Говорят, ты творишь чудеса. Помоги и нам! – попросила женщина. Видно было, что просить она не привыкла, и слова давались ей тяжело. - Гордая, — проронила старуха. – Ну, говори, гордая, что там у тебя? - Внучка… Вот фотография. Здесь ей три месяца. А рядом – дочь. - Ого… Дочь сутулая какая… Что ж ты ее так согнула-то? А внучка… Горб растет? - Да. Врачи говорят, отложение солей. Потом будет горб. - Не отложение, а отражение… - Какое отражение? Чего отражение? - Не понять тебе пока. Может, потом… Ну, а от меня чего хочешь? - Как чего? Чтобы помогли. Говорят, если совсем надежды нет – только к вам. Вы многим помогли, я знаю. - Ладно. Чем готова заплатить? - Всем! Просите все, что хотите. Я знаю, вы деньгами не берете. Но вот золото – я все украшения взяла, все до единого! Возьмите! Здесь и с бриллиантами есть. - Зачем мне тут твои бриллианты, дуреха? Убери. Не надо. - Тогда… я готова. - К чему? - В жертву. Я знаю, вы приносите жертвы. Я готова – за внучку… - А-а-а… Готова, значит. Ну-ну… Пойдешь ко мне в услужение. На семь лет. Согласна? - На семь лет????? - Ну вот. А говоришь, готова. - Нет, нет! Я пойду. Только я мало что умею… - Ничего. Научишься. Пойдем, гордая, покажу тебе сарай, где спать будешь. И на все семь лет – обет молчания. Поняла? Говорить буду я. А ты слушать. Вякнешь что-нибудь – выгоню сразу, имей в виду. - Я поняла. Я буду молчать. - Подъем с рассветом. Что делать, скажу. - А когда внучка выздоровеет? - Откуда мне знать? Может, и никогда. От тебя зависит. - Я сделаю все, что вы скажете! Только бы она выздоровела. - Ну-ну… Идем, гордая. Звать-то тебя как? - Анна. И внучку – тоже Анна. В мою честь. … Потянулись однообразные дни. Утром надо было вставать с первыми лучами солнца и идти умываться на луг. Воды для мытья горбунья не давала – ее приносили издалека, из горного источника – так что по утрам приходилось просто раздеваться и кататься по росе. Все так делали, и Анна тоже. Она уже знала, что не одна живет в услужении у горбуньи. Но разговаривать между собой было запрещено, и каждая жила сама по себе, даже спали в разных местах. Потом завтрак – очень скудный, немного хлеба, немного сыра, козьего молока, похлебка иногда. Пить – только воду. А потом работа, работа и работа. Работы было много. Ее чуть-чуть разбавляли только обед и ужин, а с сумерками уже полагалось спать. Но Анна к этому времени валилась от усталости, и сон у нее получался мертвый, без сновидений. Первое время Анне было очень трудно. Полная изоляция от мира, ни книг, ни других развлечений – монотонность убивала, работа изматывала, а обет молчания доводил до исступления. Но через какое-то время Анна с удивлением поняла, что молчать ей даже нравится. Столько ненужных, необязательных слов вдруг стало можно не говорить. Столько скучных, но неизбежных встреч отпало… Столько суетных мыслей куда-то ушло! И столько тишины и красоты было вокруг, что в голове вдруг стало так же пусто и просторно, как в небе над головой. Анна с удивлением заметила, что под ногами, в луговой траве, полно разных цветов и мелких насекомых, туман принимает причудливые формы, как будто рисует картины, а камни все имеют свое лицо. И ритм ее дня стал ей нравиться: вставать с рассветом, ложиться с закатом, купаться в росе оказалось очень полезно: на щеках расцвел нежный акварельный румянец, кожа стала гладкой и перламутровой, а волосы попышнели и закучерявились. Теперь по ночам ей снились необыкновенные цветные сны, и каждый раз ей казалось, что во сне в нее вливаются какие-то новые знания. Она сначала считала дни, а потом бросила – ни к чему. Семь лет – большой срок, но это была ее плата. Если бы для исцеления внучки надо было заплатить больше – она бы заплатила. Тем более что жертва ее оказалась не такой уж страшной – она ведь была настроена на самое худшее. Однажды, когда Анна остановилась минутку отдохнуть и любовалась причудливыми изгибами тумана, горбунья подошла к ней, помахивая лукошком, и вместо привычных отрывистых команд – куда идти и что делать – вдруг сказала другое: - Я смотрю, ты уже не держишь спину, как будто кол проглотила? Анна молчала. Улыбнулась только. Какая спина? О чем это горбунья? - И в глазах появился огонь. Раньше не было. Анна молчала. Огонь? Ну, раз так – то пусть.
- Безмятежная ты стала. Спокойная. Так, гордая? Гордая? О ком это она? - О тебе, о тебе… Забыла уже? Ну-ка, пойдем. Потолкуем. Анна двинулась за горбуньей. Та привела ее к зарослям орешника – тут, на горе, рос орешник, как странно… Хотя что такое «странно» в этом странном месте? Анна уже не знала… - Давай пособираем орехи и заодно поговорим. Не разучилась еще? - Не знаю, — с трудом разомкнула губы Анна. Слова выговаривались как-то странно, словно были чужими. И даже лишними. - Как тебе здесь? Не скучаешь по дому? - Не знаю, — подумав, честно сказала Анна. Она и правда уже не знала: где она, что с ней, и что ждет ее впереди. Просто не думала об этом. - Пожалуй, ты готова. Теперь мы можем поговорить. Спрашивай! - О чем? – слегка наморщила лоб Анна. - А зачем ты пришла? Неужто и это не помнишь? - Да нет… Помню. Но они там – а я здесь. Здесь все не так. - Не так, — впервые улыбнулась горбунья. – Ты хочешь туда, в твой мир? - Не знаю, — с удивлением сказала Анна. – Честно, не знаю. Там я всем была должна. А здесь – только тебе. - Не мне. Себе, — поправила горбунья. – Расскажи мне, кому ты была должна там, внизу? - Всем. Родителям. Семье. Детям. Обществу. От меня все время ждали каких-то достижений, и я стремилась оправдать надежды. Я не могла их подвести. Даже когда мне было смертельно плохо и хотелось выть, я «держала лицо» — лишь бы не показать, что мне плохо. Я стойко переносила все удары судьбы, и ничто не могло меня сломить. - То-то у тебя спина была, как у английской королевы, — вставила старуха, с наслаждением кидая в рот спелый орешек. - Спина? Не знаю. Может быть. Да, наверное! Я несла на себе ответственность – за себя, за мужа, за детей, за работников своих, за подруг, за всех. Если кому плохо или помощь требуется – я тут как тут, всегда готова. Королева-мать. И чтобы не сломаться – высоко поднимала голову и держала спину. И детей своих учила тому же – не показывать слабости, идти по жизни с гордо поднятой головой. - Догордилась. Видела я твою дочь – спина колесом. Вылитая ты! - Я? Но вы ведь сами говорите, что «как кол проглотила». - Ага. Говорю. Это снаружи. А внутри – колесом. Нельзя взваливать на себя ответственность за целый мир. Он большой! А ты маленькая. Такой груз ответственности кого хочешь согнет. Дуреха… - Почему груз ответственности? - А что, нет? Если ты решила, что за все в ответе, то как же не груз? И дочку свою, похоже, тому же учила? - Да… Учила. А как иначе? Если я сама такая… Только я ее учила спину прямо держать! - А она раз – и не выдержала… Знаешь историю про соломинку, которая переломила спину верблюду? Последнюю соломинку? Ну вот… Для дочки твоей ноша совсем уж непосильной оказалась… Согнулась спина. - А… внучка? - А что внучка? Дочка – твое отражение, а внучка – дочкино. Отложение солей, говоришь… Невыплаканные слезы там отражаются, вот что! И вина… - Вы хотите сказать, что горб – это из-за нас? Из-за меня? - Хочу. И говорю. А твоя спина «замороженная» – из-за кого? Из-за твоей матери… Так по роду и передаете послание, из поколения в поколение. - Послание? - Ну да. Это, знаешь, штука такая… Его и вслух-то говорить, бывает, не надо. Оно в делах проявляется. В том, как живешь… Делай, мол, дитя мое, как я! Ну, дитя и запоминает. И потом живет так же, как мать жила. С теми же заблуждениями. - Разве ответственность – это заблуждение? - Твоя – да. Ты должна нести ответственность за себя и за детей, пока малые. А как только выросли – у них своя ответственность появляется. А уж взрослые люди и вовсе должны сами за себя отвечать. Муж там… Родственники… Или подруги… - Но как же! Если пройти мимо, не помочь! Разве так можно? - Помогать надо, когда просят. Да и то не всегда. Ты сама посуди: тот, кому все время помогают, слабеет и силу теряет. Он же сам мышцы и мозги не напрягает, ну они и усыхают потихоньку. Так и в растение превратиться недолго! А ты ему еще и помогаешь: «Сохни, дорогой, чахни, а я уж все за тебя сделаю!». - Но я, если не помогу, виноватой себя чувствую!
- Слышала про такую штуку – «горб вины»? Это не совсем горб, не настоящий, а просто как седло такое. Он вот тут бывает, на спине, чуть повыше лопаток, но пониже шеи. Обычно у женщин. От него голова опущена, а плечи вперед подаются. Так и ходит, вся виноватая… На такое седло грех не взгромоздиться. А дальше только погонять осталось! Вези, мол, лошадка, ты выносливая! - Да… Все про мою дочь – как будто видели вы ее. - Сколько я таких видела-перевидела… Думаешь, ты первая здесь с такой бедой? - Да нет. Не думаю. Я видела здесь… других. А почему вы не разрешили нам разговаривать? - А чего хорошего вы друг другу сказать можете? Глупым опытом поделиться? Своего мало, да? А в молчании, в труде, да на природе, уму-то пользы больше, чем от пустых разговоров! - Это точно, — рассмеялась Анна. – Это я по себе заметила… - Теперь ты можешь понять, что такое отражения. - Да я, похоже, уже поняла. Это как туман. Вот он клубится свободно, а потом огибает скалу – и принимает ее форму. Тоже отражение, да? - Правильно поняла. Так и в жизни все! Тело принимает форму от твоих мыслей. Подстраивается к ним! - Но почему внучка??? Она ж малышка совсем? Какие там у нее могут быть мысли? За что она-то? - А ты подумай! Она еще не родилась, а вы ей уже такой груз ответственности приготовили, что хоть и не рождайся. А горбик – он что? Да как защита от вас, ответственных. Сигналит: «Не приставайте ко мне, я это все равно делать не смогу, больная я!». - Но вы-то! Вам-то горб не мешает! – воскликнула Анна и осеклась. - Не бойся, я не обиделась. Как же не мешает? Мешает. Но я с ним сжилась за много лет. И живу не как мне предписано было, а так, как считаю нужным. Думаешь, чего я на гору забралась? Поэтому… - Но вы… Если вы все это знаете, то почему себе не можете помочь? - Потому и не могу, что поздно. Мне, чтоб такой умной стать, жизнь прожить пришлось. За меня жертву некому принести было… - А раз уж слово вылетело, то скажите: правду говорят, что вы здесь кое-кого в жертву приносите? Неведомым богам? - Вранье. Жертвы ко мне сами приходят. А уходят – уже не жертвами, а свободными женщинами. Богинями! Всегда. - Но почему тогда не все возвращаются? - А не все хотят. Есть те, кто здесь жить остается, а я не гоню. А есть и другие – которые в другую жизнь уходят, не хотят «под седло» возвращаться. Но это их ответственность – не моя. - Я бы вернулась… Я запрещаю себе думать о доме, потому что еще долго их не увижу. Но я обязательно вернусь! - Можешь собираться. Переночуешь – и домой. Тебе пора. - Как пора? А как же «семь лет»? - Ну, считай, год за три. Отработала! Вижу, ты и так все поняла. А раз так, то что тебе тут делать? Освободишь место для следующей дурехи, только и всего. - Но… как вы узнали, что я уже поняла? - А по телу. Тело у тебя стало другое… свободное! Ты теперь словно птица. Естественная, такая, как природой задумано. - Я правда могу идти? - Орехи мне помоги до дома донести, и собирайся! Анна не помнила, как они дошли до дома, как она последний раз переночевала в своем сарайчике. Как ни странно, заснула она сразу и спала она мирно и глубоко – как всегда. А утром, привычно искупавшись в росе, она двинулась туда, к тропе. Через колючий кустарник – на этот раз он послушно расступался и не нанес ей ни одной царапины. По каменистой тропинке – она прыгала по круче, как горная коза, походы к источнику за водой не прошли даром. Полоса вечного тумана – она купалась в нем, как в воде, и он ласкал, гладил и холодил ее новую кожу. Подножие горы – вон оно, внизу, совсем рядом, и уже виден большой камень, от которого она когда-то начала подъем. Анна глянула вверх – туман застилал гору и луг, на котором она провела столько времени. Но на какое-то мгновение он поредел, расступился, и ей даже показалось, что она видит темную фигуру горбуньи, раскинувшую руки. «А ведь, пожалуй, врала она мне, — вдруг мелькнула мысль. – У нее там давно не горб. Там крылья!». И Анна легко и радостно побежала вниз, к камню. Ей надо было домой. Она не знала, что там, и как они без нее, и ждут ли. Но ей очень надо было их увидеть – ведь она несла им новое Послание. Она заплатила.
Жил-был мальчик Мишка. Сначала он был как все, а потом стал особенный. Он сам слышал, как маме врачи рассказывали, как нужно себя вести с «особенным» ребенком. А особенного в Мишке было то, что на него напала Тяжелая Болезнь. Мишка был мальчик сильный и храбрый, но тут ничего сделать не смог, потому что эта Болезнь была коварная, напала из-за угла, без предупреждения, и сразу кааак навалится на Мишку! И придавила его – ведь Мишка все-таки маленький, а Болезнь недаром тяжелой называлась, тяжести в ней ого-го сколько было! Стал Мишка вялый и скучный, и аппетит совсем пропал. Врачи его лечат-лечат, стараются Болезнь прогнать. Но она хитрая оказалась – вроде притихнет, а потом с новой силой нападает. У Мишки силенок все меньше остается, он и с постели вставать уже почти перестал. И от скуки стал он сочинять всякие истории. Что видит – про то и сочиняет. Про Солнечных Зайчиков и про Больничные Тапочки. Про то, как Белый Халат мечтал стать разноцветным и что из этого вышло. Про маленькую Звездочку, которая заглядывала к нему в форточку, и про старую Ворону, которая часто прилетала на дерево, что виднелось за окном. С этими историями Мишке стало жить веселее, и болезнь в очередной раз отступила. Сначала сам для себя сочинял, а потом вдруг подумал: тут же много детей лежит, почему бы и их не порадовать? Тогда он попросил тетрадку и ручку, записал несколько историй красивым почерком и попросил медсестру тетю Наташу передать тому, кому сейчас грустно или плохо. Та, конечно же, передала. А потом пришла и еще попросила – сказала, что от Мишкиных историй у детей настроение поднимается, и даже анализы у них вспоминают о правилах приличия и выдают симпатичные цифры. Доктор так и говорит: «Приличные анализы, надо же!». Мишка и рад стараться – пишет и пишет. Тут Болезнь про него вспомнила, решила снова напасть. Явилась – а Мишка строчит, на нее внимания не обращает. Болезнь на него навалиться хотела, а он отмахивается: - Отстань, Болезнь, не видишь – я занят? Мне как раз сказку закончить надо и еще одну написать. - Ты чего это? – возмутилась Болезнь. – Давай-ка, откладывай все дела – болеть пора! - Ничего не знаю, — говорит Мишка, не поднимая глаз от тетрадки. – Некогда мне. Ты в другой раз приходи, если что. Болезнь оторопела от такой наглости, потопталась у порога и ушла. Она, конечно, потом еще приходила, и еще, только как ни придет – Мишка все пишет да пишет. Как будто в розетку включенный! А когда пишет – обо всем забывает, глаза горят, щеки розовеют, даже волосы дыбом, потому что энергия его переполняет. И вот однажды Болезнь обозлилась и решила, что надо это дело прекращать! А то что за наглость – ее уже и замечать не хотят! На этот раз она хорошо подготовилась: взяла с собой и веревки, чтобы связать по рукам и ногам, если сопротивление окажет, и дубинку, чтобы оглоушить в случае чего, и еще много всякой всячины. Время она выбрала ночное, чтобы Мишка в это время не писал, ведь свет-то по ночам тушат. Да и рядом никого не будет – некому Болезни будет помешать! - Ну, мальчик, теперь-то тебе от меня не скрыться! – злорадно сообщила Болезнь, подкравшись к его кровати. – Утащу я тебя с собой, и ничего ты мне не сделаешь! - Не утащишь! – храбро ответил проснувшийся Мишка. – Я уже не тот, что был, я тебе не дамся. - Да кто ж тебя спрашивать станет??? – взревела уязвленная Болезнь, набросилась на него и схватила за горло. Но поскольку Мишка о ней в последнее время почти забыл, страхами и печалями своими ее давно не подкармливал, Болезнь сильно усохла и была уже не тяжелая, а так – средненькая. Но все равно, Мишка почувствовал, как наваливается привычная слабость и откуда-то из глубины поднимается паника. «Чем бы ее стукнуть?», — подумал он, шаря руками по сторонам. Но, как назло, ничего походящего не было, только тетрадка со сказками. Он схватился за нее, как за спасательный круг, а Болезнь тем временем уже взвалила его на плечо и потащила куда-то в темноту. Мишка знал, что Болезнь время от времени кого-то уносит, но он вовсе не хотел быть этим самым «кем-то» — ведь у него еще столько историй осталось недописанными! И вдруг… Он услышал, как кто-то завопил во все горло: «Мишка, держись!!!». Он не понял, кто это говорил, но тоже завопил: «Я тут!!!» и стал изо всех сил сопротивляться Болезни – брыкаться, лягаться и вырываться из ее цепких лап. «Держись, Мишка!», — послышались еще разные голоса, и он почувствовал, что Болезнь кто-то тормозит.
- Мы тут, Мишка! Не сдавайся! Помоги нам прогнать Болезнь! - Я ничего не вижу, — крикнул Мишка, изо всех сил вертя головой. - Кто-нибудь! Осветите поле битвы! - Да, я сейчас! – услышал Мишка, и в ту же минуту сверху зажглась Звезда. Мишка сразу ее узнал: это была та самая Звездочка, которая смотрела в его форточку, а потом светила в его сказках. А вокруг… Тут были все его герои – те, кого он описывал в своих историях. И все они нападали на Болезнь, кто как мог. Солнечные Зайчики слепили ей глаза, Больничные Тапочка шлепали по разным частям тела, а Белый Халат рукавами спутывал Болезни руки. - Держись, Мишка! – прокаркала Ворона, не прекращаю клевать Болезнь в темечко. - Что вы делаете, изверги??? – рыдала Болезнь, пытаясь вырваться из кольца Мишкиных героев. – Как вы можете со мной так поступать??? - Отпусти ребенка! – требовали герои. – Уходи, убирайся! Не смей его забирать – он нам нужен! Он всем нужен! Его истории нужны людям! - Да ну вас всех, забирайте вашего мальчишку, дайте мне уйти! – вырывалась из их рук вконец обессиленная Болезнь. – В жизни к нему больше не полезу, клянусь! Помогите, убивааа-ююют! И она позорно бежала с поля брани под свист и улюлюканье Мишкиных друзей. Битва закончилась полной победой, Болезнь была с позором изгнана. - Спасибо вам, друзья, – сказал Мишка, оглядываясь по сторонам. – Я уж думал, хана мне, на этот раз она меня совсем унесет. А тут вы откуда-то взялись – чудо просто! - Мы не «откуда-то» взялись, а из твоей тетрадки! – загалдели герои. – Ты же нас создал, как мы могли не помочь своему создателю??? Тем более что ты еще много историй записать просто не успел, мы же знаем! - Это точно, — согласился Мишка. – Чем больше сочиняю, тем больше идей появляется. Жалко будет, если пропадут. - Теперь не пропадут, — утешил его Халат. – Теперь ты все-все успеешь написать. И кому-то от твоих историй станет светлее и теплее, и у него появится надежда. - А как мы отсюда будем выбираться? – спросил Мишка. – Тут ведь нет никаких ориентиров! - Как это нет? А я? – удивилась Звезда. – Ориентируйся на меня! Раз уж ты меня зажег – я всегда буду твоей Звездой! - Держись, Мишка! – и Белый Халат подал ему рукав. - Держись, Мишка! – и Солнечные Зайчики запрыгали перед ним, показывая дорогу. - Как я смогу отблагодарить вас за мое спасение? – спросил Мишка. – Что я могу для вас сделать? - Нас не надо благодарить! Мы не за благодарность, мы к тебе просто очень хорошо относимся, — наперебой загалдели герои. - Но ты можешь сочинить еще много историй, которые спасут других людей, — добавила Ворона. – Это и будет лучшей благодарностью для нас, поверь! - А Болезнь больше правда не вернется? – никак не мог поверить в такое счастье Мишка. - Забудь про нее. Пока ты нужен, пока ты делаешь какое-то дело, очень важное для Вселенной – она будет тебя защищать и поддерживать. - Свети, как я, и будешь выше любой Болезни, — подмигнула Звездочка. И Мишка, глубоко вздохнув, пошел туда, назад, где его ждали те, кому он мог быть полезным и нужным, и кому он мог протянуть руку помощи сквозь тьму и сказать: «Держись!».
У одной хорошей женщины было много-много маленького счастья и одно Большое Несчастье. Дочка у нее была больна, доктора сказали, что неизлечимо… А несчастье, оно ведь что? – как ложка дегтя в бочке меда. Сладкий вкус счастья напрочь отбивает! Другая бы на ее месте, может, на горькую судьбину жаловалась да слезы на кулак мотала. Но наша Мамочка была иной! Потому как по жизни была большой оптимисткой. Это пессимист, как говорится, в каждой возможности видит трудности. А оптимист, наоборот, в каждой трудности видит возможности. Вот и наша из таких была. Где какую возможность увидит – сразу в карман, а дома вертит ее то так, то эдак – разбирается, значит, а как поймет, что это за возможность - и ну ее использовать! Мамочка наша дочку свою очень любила, и очень-очень хотела ей помочь! Каждую возможность использовала. К докторам ходила. Колдунов слушала. К знахарям обращалась. Экстрасенсов спрашивала. Говорили они много и разное: кто обещал, кто утешал, кто последнюю надежду отнимал, да только в результате дочке от этого лучше не становилось. Но она не отчаивалась: впереди еще было столько неиспользованных возможностей!!! И вот однажды пошла она к очередному доктору, о дочке поговорить, и нашла на улице колечко. Простенькое такое, незамысловатое, с голубеньким камешком. Сама бы носить не стала – но зачем-то взяла, положила в карман. Доктор очень известный был – профессор, светило, стал он ей умные слова говорить, да такие, что не понятно ничего. Она ему: - Вы мне скажите, у нас есть надежда? А он ей: - С одной стороны, нельзя не признать… А с другой стороны, невозможно не согласиться… Она ему: - Так улучшения имеются или нет? А он: - Перцеполяция радиальных сегментов… Амбивалентные сингулярности… Синкретность дискретности в разрезе структуризации… Поняла Мамочка, что тут много не добьешься, затосковала даже, руки в карман засунула, а там – колечко. Ну, она его крутила-крутила, да на палец и надела. И вдруг такое услышала! Профессор вроде говорит, а поверх его голоса еще голос идет, только громче: «Господи, да что за наказание такое! Машину заправить не забыть… Да, и медсестру отругать – чего она опять куда-то умотала? Мамаша эта… Ну ведь сама же понимает, что медицина бессильна! А она все ходит и ходит… Замучила вконец…». - Кто вас замучил? Я, что ли? – на всякий случай переспросила Мамочка. Профессор умолк на полуслове. - Ох, блин! Мысли она читает, что ли? – сказал Голос. - Извините. Спасибо. Я, пожалуй, пойду, — засобиралась Мамочка. - Идите, голубушка, идите, — заторопился Профессор. – В общем, вы меня поняли. Если что – вы приходите!
- Ага, — пообещала ошарашенная Мамочка. – Все поняла. Если что – то конечно… Она как-то сразу поверила, что и правда услышала его мысли. Ее это даже не удивило: она так давно хотела самого главного Чуда, что научилась верить во всякие чудеса! Только вот с чего бы вдруг??? «Колечко! – вдруг осенило ее. – Я надела колечко! Наверное, оно волшебное! А ну-ка, проверим!». В холле поликлиники находился аптечный киоск, вот туда она и направилась. - Скажите, а это средство хорошее? – ткнула она пальцем в какие-то новомодные капсулы для похудения, их по всем каналам рекламировали. - Чудодейственное! – бодро сказала аптекарша. – 10 кг за неделю – влет! - А почему такое дорогое? – и Мамочка надела колечко. - Нанотехнологии! – авторитетно доложила аптекарша. – Последнее слово в науке! «Жрали бы меньше – не пришлось бы всякую дрянь глотать. Ой, разводят лохов на прессованный мел!!! Ой, разводят!», — неприязненно сказал Голос. - Спасибо, — широко улыбнулась Мамочка и заспешила к выходу. Колечко работало!!! «Такое колечко постоянно носить нельзя, — подумала Мамочка. – А то с ума сойдешь от чужих мыслей. Сниму пока!». И она заторопилась домой – у нее была идея. Дома она сразу кинулась в детскую, к дочери. Дочь, как всегда, лежала в кроватке, смотрела в потолок и молчала. «Какая у меня все-таки славненькая девочка! – с удовольствием отметила Мамочка. – Просто прелесть! А сейчас мы послушаем, о чем моя прелесть думает!». И она надела на палец чудесное колечко. Но тут ее ждало разочарование: ничего не получилось. Ну то есть она не услышала ни словечка! - Детка, поговори со мной! – попросила Мамочка. – Пожалуйста! Ну просто скажи, ты меня слышишь? Но ответом ей была тишина. Девочка ее все так же отрешенно смотрела в потолок, даже реснички не дрогнули. - Ладно! Не сейчас, так потом! – вслух сказала Мамочка и помчалась готовить специальную диетическую еду для дочурки. Но ни сейчас, ни потом, ни в следующие дни Голос не проявился. Хотя другие Голоса звучали исправно, стоило надеть колечко на палец. Так, вывозя дочку в коляске на прогулку, она услышала жалостливый Голос дворничихи: «Бедная женщина, за что же ей такое наказание?». «Ну вот еще, скажет тоже, наказание! – мысленно фыркнула Мамочка. – Не наказание, а испытание! И не «за что», а «для чего»!». Она и вправду была редкостной оптимисткой, наша Мамочка. И вовсе не считала своего ребенка наказанием, а любила просто так, ни за что. Колечко она теперь носила везде! Благодаря ему она узнала, что начальник-самодур, который все время к ней придирался, на самом деле панически боится, что она уйдет, потому что такого специалиста ему в жизни больше не найти – это придало ей уверенности на работе. И зарплату ей прибавили, стоило только заикнуться! Еще она узнала, что школьная еще подруга Манька, которая все время говорит слова утешения и ободрения, на самом деле радуется, что у нее-то самой все хорошо, а у успешной, красивой Мамочки – такое несчастье. Но Мамочка не стала обижаться – зачем? Заезжая целительница, к которой Мамочка хотела отвезти дочку, по телефону говорила веско и убедительно, а Голос в это время прикидывал, сколько денег можно срубить с этой доверчивой мамашки. В успехе лечения целительница сильно сомневалась, веры в ней не было. «Ну что ж, я не обижаюсь, это мне просто не подходит», — пожала плечами Мамочка и положила трубку Молодой батюшка в церкви сказал ей: «Господь не дает нам испытания не по силам», а Голос сказал: «Господи! Дай этой женщине смирения – все пройти и все преодолеть!». Мамочка посмотрела на батюшку с уважением. Редкий случай: что думает, то и говорит! А смирение ей была ой как нужно! А однажды, гуляя с дочкой в парке, она услышала мысли какой-то бабульки. И даже остановилась: до того странные вещи Голос говорил. «Надо же, еще звездный ребенок… Как много их стало в нашем мире! Видно, за грехи наши… Хорошо, что хоть звезды нас не забывают!». Мамочка смотрела на старушку во все глаза. О каких звездах она говорила? И при чем тут ее девочка? Пересилив смущение, она зачем-то стянула с пальца кольцо, подошла к старушке и робко спросила: - Извините, а вы сейчас про звезды думали? - Думала, деточка, думала, — закивала старушка. Казалось, она ничуть не удивилась, и смотрела на Мамочку ласково и ободряюще. - А вы не могли бы мне объяснить, почему вы сказали о моей дочери, что она «звездный ребенок»? - Разумеется, деточка! Разве ты сама никогда не слышала это легенду? - Нет… Ничего такого я не слышала! – помотала головой Мамочка. - Тогда я тебе ее расскажу… Я вижу, ты созрела! Ну, слушай… У каждого человека есть душа. Она – порождение звезд! А Звезды, как известно, состоят из чистой Любви! - Звезды состоят из Любви… — завороженно повторила Мамочка. – Так вот почему влюбленные так любят смотреть на звезды!!! - Да, поэтому… Они чувствуют притяжение! - Очень красивая легенда. Но как… - Не перебивай! – строго сказала старушка. – Это ведь еще не все. Так вот: каждая планета – это большой организм, состоящий из множества клеточек. Из нас, людей! Если у каждого душа была бы чиста, то все черпали бы энергию Любви от звезд, и планета был бы здорова и счастлива. Но люди стали слишком часто забывать о душе… Стали обижаться, воевать, нападать на ближнего, жаждать чужого… Иссякает в людях любовь… И они начинают отбирать энергию друг у друга. - Иссякает любовь? Но как же тогда… - В том-то и дело! Мир не может существовать без Любви, он начинает разрушаться! И когда любви становится слишком мало, на помощь приходят звезды. Они посылают нам частичку себя, чистые души, чтобы они немножечко пожили на Земле и улучшили наш мир. Это и есть «звездные дети». - Как? Погодите! Я не поняла… «Звездные дети» — это кто? Вы же говорили, что моя дочь и есть «звездный ребенок»?! – Мамочка пребывала в явном замешательстве. - Так и есть. Твоя девочка – «звездная душа». Она пришла на Землю, чтобы ее немножечко почистить. Чтобы увеличить Любовь! - Но ведь она ничего не может! Она не разговаривает. Она не ходит. Она ни с кем не общается. Как же она может увеличивать Любовь? - Но ведь ты ее любишь? Ты же любишь ее не за то, что она разговаривает, приносит или делает? Ты же просто так – ни за что? - Конечно! Ведь она так нуждается в моей любви! Как никто другой! – страстно воскликнула Мамочка. - Ну вот видишь! – засмеялась старушка. – Ты сама и ответила на свой вопрос. - Но почему, почему у нее хилое, больное тельце? Почему она не может есть то, что едят все люди? Почему она не как все? - Потому что она действительно, не как все, — объяснила старушка. – Она слишком «звездная», понимаешь? Такая маленькая звездочка. От накала ее души земное тело вроде как плавится. Не выдерживает света! - Так выходит, поэтому «звездные дети» рано уходят? – тихо спросила Мамочка. - Поэтому, дорогая. Они и так много делают для нас. Слишком много! Рядом с ними и мы чистимся, становимся мудрее, добрее, светлее. Заново учимся любить! И еще – слышать Голос Вселенной. - А почему тогда «звездных детей» часто бросают? Ну, в детские дома отдают? Или в роддоме оставляют? - Каждый волен принять или не принять помощь, — вздохнула старушка. – И не всем дано выдержать рядом с собой чистый свет далекой звезды. Некоторым уже не помочь… - Бабушка, миленькая, а мне, мне – дано? - Тебе дано! – заулыбалась старушка. – Иначе бы ты ко мне просто не подошла. - Да я не потому подошла, — объяснила Мамочка. – У меня просто есть колечко. Я из-за него могу слышать мысли других. - Колечко? Что за колечко? – заинтересовалась старушка. – Покажешь мне? - Конечно! Вот оно, — достала свою чудесную игрушку Мамочка. – Я его нашла, и начала слышать, что думают люди. - Симпатичное, — сказала старушка, повертев колечко и примерив его на палец. – Только нет в нем никакой магической силы. Обычное оно. Даже не золотое. - Но как же? Я же сама слышала Голоса! Или вы хотите сказать, что я сошла с ума? – растерялась Мамочка. - Нет, деточка, вовсе ты не сошла с ума! Просто, находясь рядом со «звездным ребенком», сама немножечко становишься звездой. И тебе начинают открываться тайны Мироздания. Ты мне поверь! Уж я-то знаю! А колечко – ни при чем… - Откуда вы все это знаете? – спросила пораженная Мамочка. - Я тоже много лет приходила в этот парк со своим «звездным мальчиком». Я знаю. - А… где он сейчас? - Он покинул нас, девочка моя. Давно уже. Побыл на Земле, сколько могло выдержать несовершенное земное тело… Он выполнил свое задание – принес со звезд столько Любви, сколько смог, и вернулся. Теперь он дома. А я – здесь. Помогаю ему. Рассказываю другим то, что сумела понять сама. Жаль только, что мало успела… - Вы помогаете людям вновь вспомнить, что они — порождение звезд? - Да, моя хорошая. И еще то, что они состоят из Любви. Мамочка посмотрела на колечко, а потом на сидящую в коляске дочку. Такую отрешенную, такую беспомощную, такую родную… Глаза девочки были широко открыты, и она смотрела вверх. Наверное, она видела звезды. И внутри нее тоже были звезды. В ее маленьком тельце была упаковала бесценная посылка из самой настоящей, чистой, звездной любви – той самой, что послана из глубин Вселенной напомнить каждому, Кто Он Есть на Самом Деле. «Я люблю тебя», — донесся до нее едва слышный голос, почти шепот. Может, она наконец смогла услышать свою дочь. А может, Вселенную. - И я тебя, очень-очень! До неба! — ответила она. Может быть, дочери. А может быть, Вселенной.
Доктор был настоящий. Не просто доктор, а доктор наук. Светило. Молодой, успешный, деловой. И сейчас он должен сказать. Дать нам шанс. Осветить мне путь. Пожалуйста! Мы уже были везде, где можно: обследовались у лучших врачей, обращались к потомственным колдуньям, ставили свечи в церкви и просто шепотом молились на ночное небо. Это наша последняя надежда. Дальше – только Господь Бог. В груди что-то мелко-мелко, противно вибрировало. Не то надежда, не то страх. Да что же он медлит, в конце концов? То, что сказал доктор, было приговором. Окончательным и обжалованию не подлежащим. Мой ребенок, мой мальчик, мой любимый малыш никогда не будет видеть. Никогда. Вибрация нарастала, превращаясь в боль. Эх, светило, какой же ты светоч?! Что же ты не оставило нам ни одного лучика надежды? Наверное, я все-таки сильная. Как-то я добралась до дома. Аккуратно повесила пальто на плечики. Что-то там выложила из сумки. Вошла в комнату. И тут вибрация стала неуправляемой, маховик пошел вразнос. Меня стремительно стала заполнять темнота, и это было облегчение. По-моему, я даже засмеялась. И отдалась спасительной Темноте. - Мама, мама! Да мама же! Мааааам… — кто-то настойчиво тряс меня за плечо, не давая окончательно забыться. Пришлось открыть глаза. Наверное, я умерла. Вокруг не было привычного мира. Были какие-то цветные пятна, некоторые из них передвигались. Все было размытым, разноцветным, неопределенным. Впрочем, нет, я не умерла. Потому что чувствовала запахи и звуки – много, очень много, гораздо больше, чем я могла опознать и определить. - Мам, да ничего ты не умерла! – с досадой сказал кто-то совсем рядом. – Ну посмотри же на меня! Я поняла, что цветное пятно симпатичного василькового цвета, с золотыми вкраплениями, почему-то зовет меня мамой. - Ты кто? Это что? Где я? – собрала я в кучу все глупые вопросы. Но они меня очень занимали сейчас. - Мам, это я, твой сын. Если ты перестанешь бояться, ты почувствуешь. От пятна веяло какой-то надежностью, нежностью и озорством. Как от сына. Я вдруг совершенно перестала паниковать. - Мама, ты просто попала в мой мир. Я его вот так вижу. А ты? - Ты – мой сын? – все-таки спросила я, хотя уже знала ответ. Так, по инерции спросила. - Ну ты же чувствуешь. Глаза можно обмануть, а чувства не ошибаются. Я – твой сын, ты – моя мама, и я тебя люблю. Пятно потянулось ко мне, и меня захлестнула волна нежности – как бывало всегда, когда мой детеныш обнимал меня и говорил: «Знаешь, как я тебя люблю? До неба!». И хотя он сейчас говорил совсем не так, как обычно говорят шестилетние малыши, я твердо уверовала: да, это мой ребенок. - Вот смотри! Это – наша драцена, — показал мне сынуля. Драцена излучала важность и спокойствие и была похожа на зелено-оранжевую медузу. - Вот телевизор! – продолжал он. Телевизор выглядел угловатым пятном – грязно-коричневым, с красными, фиолетовыми и болотными мазками, и от него веяло неприязнью, спесью и агрессией. «Господи, что за монстра мы держим в комнате!», — мимолетно подумала я. - Я вижу мир совсем по-другому, — медленно сказала я. Там все такое четкое, резкое, и все сразу понятно – что есть что. - Это – твой способ, — мягко сказал сын. – Потому что ты смотришь наружу. А я – внутрь. - Зачем? – тупо спросила я. - Ну кто-то же должен смотреть внутрь, — объяснил сын. – Когда тебя ничто не отвлекает, проще разговаривать со Вселенной. Когда тебя не обманывают глаза, можно черпать информацию напрямую, из первоисточника. И еще очень хорошо думается. - Когда мне этого хочется, я медитирую, — зачем-то сообщила я.
- А я медитирую всегда, раз уж есть такая возможность, — улыбнулся сын. Ей-Богу, я не видела, но почувствовала, как он улыбнулся! - Мама, почему ты плачешь? – спросил он. - Мне грустно. Я так мечтала, что ты будешь расти, бегать, шалить. Я научила бы тебя читать, и ты прочел бы много интересных книжек с яркими картинками. А потом мы с тобой поехали бы путешествовать, и ты увидел бы дивные места – реки, горы, цветы на лугу. А потом ты поступил бы в институт. И научился бы кататься на горных лыжах. Мне так жаль, что всего этого не случится. Поэтому я плачу. - Ты очень интересно все рассказываешь, — тихо сказал он. – Спасибо тебе. Но мы совсем не так договаривались. Ты просто не помнишь. - Договаривались? – не поняла я. - Да, мамочка. Все будет по-другому, еще интереснее. Я специально родился таким, для тебя. Мы так договорились. Ты захочешь помочь мне. Будешь искать новые пути, пробовать разные способы. В какой-то миг ты примешь решение – найти других людей, которые могут помочь. И которым нужна помощь. И ты сделаешь это! Вас будет все больше и больше, и вы сможете очень многое сделать друг для друга. И для всего мира. Вы научитесь творить Волшебство. И это будет счастье, потому что мы все будем — Семья. Такая большая Семья добрых волшебников. - Но я хочу помочь тебе, моему сыну! – отчаянно вскричала я. - И я хочу помочь тебе, — нежно ответил он. – Ты мне очень нужна. Ты будешь моими глазами, моим Ангелом. А я буду твоим Связником. - Связником? – переспросила я. - Да. Нужна же тебе постоянная связь со Вселенной! – весело сказал сын. – Это то, что я реально могу для тебя сделать. - Но как… — начала я. - Просто делай, — прервал меня сын. – Просто начни с чего-нибудь. Мы будем вместе расти. И я, и ты. Ты – даже больше, чем я. И у нас появится куча друзей. И море возможностей, которые тебе и не снились. Ты узнаешь, что такое настоящие Чудеса. Что там горные лыжи! – завеселился он. - Ты говоришь…как взрослый, — сказала я. - Я и есть взрослый. Здесь, внутри, — очень серьезно ответил мне сын. - Я так люблю тебя, — сказала ему я. - Да, мам, я это знаю. Я чувствовала, как он прижимается ко мне, и мне было светло и хорошо. - Мам, счастье – это не глаза. И не ноги. И даже не любимые люди. Оно просто существует. Независимо ни от чего. Оно не снаружи. Оно внутри! И я поняла, что мой малыш, который смотрит внутрь, правда видит там Счастье. А я, снаружи – не всегда. Он был умнее, правда. Но сейчас и я ощущала присутствие Счастья. - Мама! Мааааам! – кто-то тряс меня за плечо. Я выплыла из темноты. В глаза ударил резкий свет, и предметы все показались какие-то острыми, угловатыми, и цвета до того аляпистыми, что резали глаз. На глаза мне попался телевизор. «Надо немедленно от него избавляться!» — мимолетно подумала я. Я сообразила, что лежу на диване, а мой малыш трясет меня за плечо и зовет, зовет меня. - Мааам, что с тобой? – тревожно спрашивал сынуля. - Ничего страшного. Я просто устала. Но я уже отдохнула, — сказала я, прижимая к себе свое Счастье. - Ты мой Связник, — нежно сказала я. - А ты – мой Ангел, — похоже, он меня понял. Наверное, так и становятся Ангелами. Благодаря Связникам. Впереди у нас была долгая, счастливая жизнь, полная Чудес.
У нее были очень красивые крылышки – желто-фиолетовые, с черными крапинками-ресничками, просто загляденье!
Анюта родилась в чудесном местечке, в ветвях старой Сирени, и по праву считала ее своей крестной. Сирень любовалась малышкой и при каждом удобном случае учила ее уму-разуму.
Бабочка Анюта была совершеннейшей непоседой, она ни минутки не могла усидеть на месте – все время порхала, кружилась, куда-то летела, потому что ей было очень интересно жить. У нее было много знакомых, и еще закадычная подружка – Тополиная Моль, такая же юная и непоседливая, как она сама. Она родилась по соседству, на Тополе, и сошлась с бабочкой Анютой на почве общих интересов: обе любили танцевать и часто кружились в Танце Радости, придумывая все новые и новые па.
Время от времени бабочка залетела в открытые форточки жилых домов, чтобы посмотреть – а как там, у людей? Она уже неоднократно проникала в их жилища, и знала, что у всех все устроено по-разному и совсем не так, как у бабочек. Но тем не менее ее все равно тянуло к людям.
- Зачем ты это делаешь? – недоумевала старая Сирень. – Люди – это же так опасно! Они могут тебя раздавить и даже не заметят.
- Ничего подобного, — вмешивалась юная Моль. – Вот я залетела тут к одним и станцевала для них свой Танец Радости, так они были просто в восторге! Они все повскакивали с мест и стали мне аплодировать! И еще бегали за мной – наверное, автограф взять хотели! Так и хлопали, пока я не скрылась со сцены в открытую форточку.
- Ты просто звезда! – в восторге хлопала нежными крылышками бабочка Анюта. – Тебе уже рукоплещут зрители!
- Рукоплещут им, — ворчала Сирень. – Хлопают им… Смотрите, как бы вовсе не прихлопнули!
Но подружки беспечно отмахивались и снова куда-нибудь разлетались, потому что в мире было столько интересного, чего они не видели!
И вот однажды бабочка залетела в распахнутое окно и увидела девочку. Очень грустную девочку, бледную, худенькую и с печальными глазами. Девочка лежала в кроватке и смотрела в потолок. Но тут она заметила красивую бабочку и очень обрадовалась. Даже чуть-чуть улыбнулась.
- Привет! – сказала она, во все глаза глядя на бабочку.
- Привет! – охотно отозвалась та. – Я – бабочка Анюта. А ты кто?
- Я??? Я тоже Анюта, — удивилась девочка. – А разве бабочки Анютами бывают???
- Еще как бывают, — успокоила ее бабочка. – Я же есть? Значит, бывают! А ты чего среди бела дня лежишь в постели? Давай, вылезай, выходи на улицу, там такой чудесный денек!
- Я не могу, — опечалилась девочка. – Я больна, и у меня постельный режим.
- И давно он у тебя? – поинтересовалась бабочка.
- Давно. У меня от болезни а-не-мия. Это когда слабость, грустно, нет аппетита и ничего не хочется.
- По-моему, это не от болезней бывает, а от недостатка впечатлений, — со знанием дела сказала бабочка. – Если бы я только и делала, что сидела на ветке, у меня давно бы крылышки завяли. Их же постоянно тренировать надо!
- А мама говорит, что мне надо лежать, — вздохнула девочка Анюта. – А еще надо слушаться врачей и пить горькие лекарства. Тогда я, может быть, еще и выздоровею. Хотя они очень противные и совсем невкусные.
- Врачи или лекарства? – задрожала от смеха бабочка. – Впрочем, я думаю, и те, и другие! Знаешь, по-моему, тебя как-то неправильно лечат, поэтому тебе и невкусно. Тебе надо срочно возвращать вкус к жизни! Хочешь, я научу тебя Танцу Радости? Мы, бабочки, замечательно умеем его танцевать! Знаешь, как это красиво, когда много-много бабочек кружатся в Танце Радости? Хочешь с нами?
- Хочу. Только не могу, — жалобно сказала девочка Анюта. – У меня ножки не ходят.
- Как? Совсем не ходят? – поразилась бабочка. – Такие молодые ножки – и не ходят? Не может быть!!! Наверное, они просто уснули. И видят сладкий сон. Поэтому им просыпаться не хочется.
- Наверное, — уныло отозвалась Анюта, и на глазах ее показались слезы.
- Эй, эй! А ну-ка, не реви! – обеспокоилась бабочка Анюта. – Слезами горю не поможешь! Тут надо по-другому действовать!
- А как? – с надеждой глянула на нее девочка Анюта.
- Не знаю пока. Надо подумать! – ответила бабочка. — Я, пожалуй, сейчас полечу. Посоветуюсь кое с кем… А ты меня жди! Прилечу завтра, в это же время!
- Хорошо, я буду ждать! – прошептала ей вслед девочка, совершенно очарованная полетом дивной бабочки.
… Моль и бабочка Анюта держали совет, устроившись на ветви старой Сирени.
- Ну зачем вам это надо? – вразумляла их Сирень. – Можно подумать, вы что-то понимаете в человеческих болезнях! Занимайтесь своим делом, что вам до этой девочки?
- Но ведь и правда жалко, что она не может своими глазами увидеть, как красив мир! – возражала Тополиная Моль.
- А вы-то тут при чем? Вы – создания крылатые, ваше дело – летать! Нет вам до нее никакого дела! – упорствовала Сирень.
- А мне есть до нее дело! – упрямо сказала бабочка Анюта. – Маленькие девочки должны порхать и веселиться, как бабочки, а вовсе не скучать, лежа в постели. И мне кажется, я кое-что придумала…
На следующий день бабочка Анюта прилетела к своей новой подружке и сразу заявила:
- Знаешь что? Я тут подумала, что учиться танцевать можно и лежа. Танец Радости – это такая заразительная штука! Ты будешь мысленно танцевать, и рано или поздно твои ножки сами захотят пуститься в пляс. Ты как, согласна?
- Согласна! Согласна! – обрадовалась Анютка. – Только… А вдруг не захотят?
- Ну, по крайней мере, удовольствие получишь! – заявила ей бабочка Анюта. – Не робей, тезка, все у нас получится! Познакомься, вот это моя подружка – Моль. Сейчас мы тебе покажем разные фигуры этого танца. А ты смотри и повторяй!
И бабочка Анюта вместе с Тополиной Молью закружились по всей комнате, вверх, вниз и по диагонали, выписывая самые замысловатые фигуры и пируэты.
- Примечай, повторяй, не ленись, успевай! – напевала в такт бабочка Анюта. – Этот Танец Радости прогоняет гадости! Кто умеет танцевать – того болезням не догнать! Летаем, порхаем, о хворях забываем! Ножки, просыпайтесь, к танцу подключайтесь!
Наконец, Моль и Бабочка вдоволь напорхались и присели на стенку прямо возле девочки Анюты.
- Здорово! – засмеялась девочка. – Мне кажется, что я и сама летала вместе с вами. Но вот ножки… Они так и не проснулись!
- Это ничего, — утешила ее бабочка Анюта. – Значит, просто слишком крепко спят. Но им все равно снится, что они танцуют. Проснутся, дай срок!
Теперь каждый день неугомонные подружки прилетали к девочке Анюте, чтобы поупражняться в Танце Радости. И с каждым днем они отмечали новые перемены, происходящие в Анюте. Вот она уже стала частенько улыбаться… Вот похвасталась, что к ней вернулся аппетит… Вот и румянец заиграл на ее щечках… А вот и ножки в первый раз шевельнулись! Танец Радости явно приносил свои плоды.
Конечно, Анюта рассказывала маме о своих новых подружках. И несколько раз мама даже видела бабочку Анюту своими глазами.
- Да, очень красивая бабочка, — согласилась мама. – Не обижай ее, ладно? У бабочек очень хрупкие крылышки. А так – пусть сидит. Хорошо, что у тебя теперь есть подружка!
В то, что бабочка умеет разговаривать и даже преподавать уроки танцев, мама, разумеется, не поверила. Ох уж эти взрослые! Они верят в горькие таблетки, но не верят в чудеса! Но Анютка расстроилась так, самую малость. Потому что Танец Радости приносил свои плоды, и она теперь вообще редко грустила! Потанцуй-ка каждый день, хоть и мысленно – времени на всякие глупости вроде грусти просто не останется!
… А потом стало холодать. Как известно, жизнь бабочек, как, впрочем, и молей, длится совсем недолго – только пока тепло. А потом они должны уснуть, потому что так устроено в природе.
- Что же делать? – обеспокоенно вопрошала Тополиная Моль. – Мы же не довели начатое дело до конца! Мы-то уснем, мы привычные, а как она без нас?
- Говорила я вам, неразумные вы создания, — ворчала давно отцветшая, готовящаяся на зимовку Сирень. – Вечно встряпаетесь куда-то, а потом уж думать начинаете. Одним словом, мозгов – как у насекомых! Слышь, крестница! Ну и как ты ей скажешь, что скоро умрешь??? Вот как теперь она отвыкать от вас будет? Небось, плакать начнет, печалиться! Еще хуже ей станет, чем было! - Не станет, — решительно встряхнула крылышками бабочка. – Я кое-что придумала!
И на следующий день она прилетела к своей маленькой тезке и с воодушевлением сообщила:
- Ты знаешь, Анютка, меня срочно вызвали в теплые страны! Я должна улететь. Буду преподавать там Танец Радости.
- А я??? – в панике приподнялась с постели Анюта. – Как же я??? Я же еще не разбудила свои ножки!!! И потом… Я что, больше тебя никогда не увижу?
- Тихо, моя дорогая. Без паники! Я как раз хотела сообщить тебе радостную новость: все идет отлично! Зимой ты будешь тренироваться самостоятельно. Весной ты уже начнешь вставать – это я тебе точно говорю! А когда станет совсем тепло… Ты подойдешь к окну – только обязательно сама, на своих ножках! Выглянешь и увидишь там… не скажу — что, сама увидишь. Я подам тебе Знак, ты сразу поймешь, что это от иеня.
- А что потом?
- А потом ты сможешь танцевать Танец Радости каждый день и научить ему других. И однажды ты приедешь ко мне, в теплые страны, где мы обязательно станцуем вместе! Как тебя такая идея?
- Мне жалко, что тебе надо улетать, — проговорила девочка. – Но я очень, очень хочу увидеть дальние страны!
- Тогда танцуй! – взмахнула крылышками бабочка Анюта. – Танцуй каждую свободную минутку! Танцуй даже во сне! И разговаривай со своими ножками, объясняй им, как это хорошо – двигаться, бегать, танцевать! И знай – НИЧЕГО!!! НЕВОЗМОЖНОГО!!! НЕТ!!!
… Всю зиму девочка Анюта радовала маму и врачей своими достижениями. Все они были удивлены, потому что Анюта уверенно шла на поправку. А ее ножки… Они все чаще просыпались и начинали двигаться! Анютка разговаривала с ними, рассказывала им разные истории, гладила их и приглашала потанцевать. Ну хоть полчасика! А потом мысленно, помогая себе руками, старательно вспоминала фигуры Танца Радости. Ей очень, очень хотелось научить ножки танцевать его!
И однажды ножки согласились! Они послушно свесились с кроватки и удержали Анютку, когда она оперлась на них. В следующий раз ей удалось сделать несколько шажков. Потом повернуться… И в один прекрасный день она сумела самостоятельно дойти до окна. Рядом с ней шла мама, готовая, если что, подхватить ее на руки. Но Анюта не упала! У нее все получилось, она смогла!!!
Больше всего она боялась, что бабочка Анюта ее обманула, и там, за окном, она не увидит ни-че-го такого, что было бы похоже на Знак. Но это оказалось не так! Там, под окном, было много-много бабочек Анют, с фиолетово-желтыми крылышками в черную крапинку. Они все смирно сидели на земле, никуда не взлетая, и это было очень, очень красиво!
- Мама, мамочка! Смотри, какие бабочки! – восторженно закричала девочка. – И сколько же их! Наверное, она пригласила всех своих друзей, чтобы мы вместе станцевали Танец Радости!
- Это не бабочки, милая моя фантазерка, — покачала головой мама. – Это цветочки такие.
- Цветочки? Какие цветочки? – не могла поверить девочка.
- Они называются «анютины глазки», — пояснила мама. — Красивые, правда? Они будут радовать нас все лето. Хотя меня больше всего радует то, что нам тебя удалось поднять на ноги. Это просто чудо какое-то!
- Я все поняла, это Знак! – сообразила Анюта. – Это Знак от моей подруги, бабочки Анюты. Анютины глазки! Ну точно – она прислала! Из теплых стран! Мама, а мы можем спуститься туда, вниз? И немного потанцевать?
- С удовольствием! – обняла ее мама. – Я так давно мечтала, что мы когда-нибудь сможем вместе потанцевать!!!
- А еще я должна научить Танцу Радости других людей, — пробормотала девочка Анюта. – Я же обещала!
И вскоре старая Сирень, благоухающая на весь белый свет, любовалась, осыпала двух женщин – маленькую и большую – своими лепестками и тихо шептала:
- Ах! Как танцуют! Как порхают! Бабочки! Чисто бабочки! Нет, все-таки нет в этом мире ничего лучше, чем Танец Радости!
Эта сказка написана для мамочки ребенка-аутиста. Она была заказана давно, но родиться не спешила. «Стимуляция родов» произошла благодаря мыслям девочки Сони, которые потрясли меня до глубины души (статья «Мудрость наших детей», можно прочесть на моем сайте). И во мне вдруг стали разворачиваться картины, полились чувства и эмоции, которые и выплеснулись в виде этой истории. Если кому-то поможет – буду рада.
БРЕДУЩИЕ ВО ТЬМЕ
Сказка для Оксаны
Мне часто снится один и тот же сон. Ночь, пустынное шоссе с белой разделительной полосой, теряющееся во тьме, по бокам – два ряда фонарей, словно подвешенные звезды, разгоняющие мрак. Я иду по кромке шоссе и напряженно смотрю влево и вниз. Там, под высоким крутым откосом, точно такое же шоссе – те же два ряда фонарей, разделительная полоса, ровный асфальт, и по дальней кромке тоже идет человек. Но, в отличие от меня, он не смотрит по сторонам. Он вообще никуда не смотрит. Его взгляд устремлен внутрь, в себя. Он двигается размеренно и механично, как робот. Я его знаю, этого человека. Это мой сын. Я очень боюсь, что он оступится и упадет — его шоссе, как и мое, слева обрывается высоченным откосом. Улетишь – костей не соберешь. Надо быть предельно внимательным. Но он смотрит вперед незрячими глазами и не ощущает опасности. Я хочу крикнуть, предупредить, но мой крик повисает тут же, неподалеку от моих губ, словно у него нет возможности слететь туда, ниже. Звуковые волны в этом странном пространстве почему-то не распространяются. Не слышно даже звука шагов. Полное, абсолютное безмолвие. Тут шоссе делает изгиб, надо поворачивать, а мой мальчик продолжает идти по прямой, и через секунду его нога зависнет над бездной, и тогда… Я отчаянно кричу, срывая голос, увязая в ватной тишине, – и просыпаюсь в холодном поту. Слава Богу, это только сон. Всего лишь сон… Хотя наша жизнь очень, просто пугающе, на него похожа. Я – мама «особенного ребенка». У нас диагноз – аутизм. Вот уже 15 лет мы с этим живем, и я давно оставила наивную надежду на то, что в один прекрасный день мой ребенок вдруг стряхнет с себя сосредоточенное оцепенение, засмеется, запрыгает и завопит во все горло: «Ну что, здорово я вас разыграл???». Нет, таких затяжных розыгрышей не бывает, так что все правда. Аутизм поселился с нами навсегда, и с этим мне давно пришлось смириться. Аутизм – это такая болезнь, отклонение в развитии. Если кто не слышал, я расскажу: «ауто, авто» – по-гречески значит «сам». Тот же корень, что в словах «автономный», «автоматический», что значит «самодостаточный, самонаправленный». В общем, все сам и в автономном режиме. Ему никто не нужен. Он живет в своем самодостаточном мире и не впускает туда никого, даже меня. И его «самонаправленный» взгляд направлен внутрь – туда, где живет только он сам, в своей запредельной аутентичности. Его реакции на внешний мир неадекватны. Я никогда не знаю, что их вызвало, и почему он вдруг ни с того ни с сего начинает прыгать на месте, или взмахивать руками, как крыльями, или безутешно плакать, или отчаянно скрежетать зубами, или прятаться в темные углы, лицом к стенке… Я не знаю, а он не может сказать. Он всегда молчит и никогда не смотрит в глаза. Ему не нужен никто, но нужна я – его мама, хоть он об этом, возможно, и не знает. Я помогаю ему жить и выживать в этом огромном и чужом для него мире. Я люблю его так, как невозможно любить обычного ребенка. Когда обычные дети растут, они постепенно обретают самостоятельность, отдаляются и отделяются от мамы, пока не станут взрослой, автономной и самодостаточной личностью. Вот видите, и тут – автономность и самодостаточность… Но в этом случае – со знаком «плюс», а в нашем – со знаком «минус». Без меня он просто умрет. Поэтому я его все еще люблю как часть себя. Я не расслабляюсь ни на минутку и делаю все, чтобы защитить его и сделать по возможности счастливым. Хотя чаще всего мне трудно определить, счастлив ли он. Ведь он молчит, и лицо его безучастно, а те эмоции, которые он все-таки иногда проявляет, никто не может «перевести» на человеческий язык. Я знаю про аутизм много, очень много. Ведь я старалась помочь моему мальчику, как только можно, и изучила проблему аутизма вдоль и поперек. Я знаю, что аутизм бывает разный, и в отдельных случаях возможна полная адаптация к нормальной жизни. Я знаю, что многие гении и выдающиеся люди были аутистами. К сожалению, это не наш случай. Мы так и не научились ни читать, ни писать, ни говорить. Так бывает. Мой ребенок все еще бредет во тьме по бесконечному шоссе… Вопросы «за что?» и «почему?» в нашем случае неконструктивны. Просто так есть. А вот вопрос «зачем?» все еще открыт. Зачем ему такой опыт? Зачем он мне? Что мы должны из этого понять, извлечь? Может быть, вы скажете, что глупо – задаваться такими абстрактными вопросами, когда нужно решать насущные проблемы. Но я верю в Бога, и в то, что все, что нам ниспослано – не просто так. У всего имеется какой-то глубинный смысл, и его очень важно понять. Иначе – зачем все это???
И вот сегодня вечером я, накинув теплую курточку, вышла на балкон, чтобы увидеть Вифлеемскую Звезду. Сынуля уснул, у меня есть время для себя. Хотя по-настоящему побыть одной мне не удается – все время незримо присутствует мой мальчик, я боюсь разорвать эту связь даже на секунду. Я смотрела на звезды – они были далеки, холодны и равнодушны, такие же отстраненные, как мой ребенок. Я почувствовала, как трепыхнулось и заныло мое сердце – изболевшееся сердце матери «особенного» ребенка. Это было нельзя, мне ни в коем случае нельзя распускаться, ведь случись что со мной – и страшно подумать, что будет с ним. Поэтому я стала молиться, обращаясь туда, к звездам. Не о чудесном исцелении, нет. О том, чтобы мне ниспослали сил, твердости и понимания. Я исступленно твердила свою просьбу раз за разом и впала в какое-то странное состояние, не то транс, не то анабиоз. И вдруг одна из звезд стала падать. Хотя нет – не падать, а просто приближаться по широкой дуге, стремительно увеличиваясь в размерах, пока не зависла прямо напротив нашего балкона, там, где в темноте угадывались крыши гаражей. - Тихо, не кричи, — прошелестела Звезда, распространяя мягкое голубое сияние. – Просто направь мне мысль, и я тебя услышу. Я ничуть не удивилась этому тихому голосу – боже мой, мало ли необычного и особенного в этом мире? Аутизм, например… И на меня вдруг снизошло необычайное, ясное спокойствие. Я перестала чувствовать свое тело, словно мой разум освободился от физических оков и стал автономным. И мысли вдруг стали легкими и ясными, как будто очистились от шелухи случайных слов и ассоциаций. Только она и я, и между нами – прямой луч связи. - Скажи мне, Звезда, — мысленно позвала я, — зачем нам ниспослано такое испытание? - Какая разница? Разве от знания что-то изменится? – ответила Звезда. - Изменится, — твердо сказала я. – Для меня – да. Это придаст мне сил, если я буду знать, почему мой мальчик обречен брести во тьме. - «Брести во тьме»… - и Звезда засмеялась. Смех у нее был тонкий, серебристый. – Да он куда более зрячий, чем любой землянин, и чем ты – тоже. - Зрячий? Нет, ну конечно, он не слепой, он все видит. Но не воспринимает! Иногда мне кажется, что он смотрит в другое измерение. - Так оно и есть, — подтвердила Звезда. – Он не хочет, не может смотреть сюда, на Землю, где бредут во тьме миллиарды зрячих. У него обнаженная душа. - Обнаженная душа? - Да. Он слишком честный, понимаешь? - Не понимаю, — призналась я. – Что ты пытаешься мне сказать? Что значит «слишком честный»? - Он не может играть по вашим правилам, — объяснила Звезда. – Ему больно… - Больно – что? - Ваши души изначально бывают чисты, но стоит вам родиться, и вы постепенно начинаете обрастать коркой. Наращиваете панцирь, чтобы можно было более или менее сносно существовать. А у него такой корки нет. Поэтому он очень уязвим. У него совсем нет защиты… - Ну как так «совсем нет»? Ведь я оберегаю его, — удивилась я. – Я окружаю его любовью, занимаюсь с ним, я забочусь о нем, я никому не позволяю его обижать! - Ты не понимаешь, — слегка качнулась Звезда. – Он чувствует боль человечества как свою. И не может с ней справиться – так она велика. Слишком велика для одной души. - Но мы все (или почти все!) чувствуем боль человечества. Переживаем, когда где-то катастрофа, помогаем нуждающимся, поддерживаем страждущих, боремся со злом… Мы сочувствуем и сопереживаем! – возразила я. - Вот именно… Со-чувствуете. Со-переживаете. А он чувствует и переживает. Как будто это происходит с ним, и все одновременно, в одно и то же мгновение. Представь, что ты каждое мгновение принимаешь на себя за всех и боль утраты и гнев предательства, горькую обиду и лютую ненависть, неизбывную вину и несправедливое обвинение, и еще много всего… Ты бы вынесла? - Нет, разве такое можно вынести? – испугалась я. - Вот видишь… Даже с твоей коркой этого было бы слишком много. А он – обнажен, его душа не имеет иммунитета ко лжи, к коварству, к любому злу… И что он может? Только отгородиться, перестать видеть замечать, и реагировать. Уйти в себя, туда, где безопасно. - Ты правильно поняла, — кивнула мне Звезда. – Ты сможешь, потому что в душе каждой мамочки такого ребенка сияет свет Звезды. Он дает вам силу. - Но от этого он становится еще более уязвимым, — сказала я. – Нельзя, невозможно жить среди людей и не вступать с ними в контакт. Он ведь – часть человечества… - Это ты – часть человечества, — тут же ответила Звезда. – А он – само человечество. Он – как многоканальный передатчик, понимаешь? В нем на разные голоса вещает весь мир. Он так настроен, и с этим ничего не поделаешь… - Неправда! – отвергла ее слова я. – Я знаю случаи, когда дети с таким же заболеваниями развиваются, начинают говорить и общаться, приспосабливаются к жизни! Их еще называют «люди дождя»… - Просто у твоего ребенка слишком тонкая настройка, — тихо сказала Звезда. – Одни способны со временем нарастить хоть какую-то корку, а другие – нет. Но они очень, очень нужны Вселенной, поверь! - Ты сказала – «передатчик», — вспомнила я. – А кому и что он передает? - Нам. Звездам, — просто ответила она. – Вы все бредете во тьме. Вы совершаете множество нелогичных и разрушительных поступков, из-за которых жизнь на Земле может прерваться в любую минуту. Вы изобретаете все новые и новые способы уничтожения друг друга и окружающей среды, не задумываясь о последствиях. Если мы будем знать, мы сможем вам помогать. Но ваши умы засорены искаженной информацией, ваши чувства все время лгут вам, а ваши души разучились видеть. Некоторые способны различить частности, но уже не могут охватить целостность. А вот «люди дождя» эту способность сохранили. Они передают информацию в чистом виде, такой, какая она есть. Что ж поделаешь, если она такая страшная… Я молчала. В моей голове мгновенно пронеслись мысли о техногенных катастрофах, бездумном и опасном использовании атомной энергии, грязных политических играх, оружии массового уничтожения, генетических экспериментах… Мой бедный мальчик! Как же все это принимать на себя, если корки нет, и душа так и не смогла огрубеть… - Представь себе сеть, — помолчав, сказала Звезда. – По всей планете разбросаны вот такие «передатчики». И Звезды имеют полную картину того, что творится на Земле. Благодаря этому, нам до сих пор удавалось вас спасать. Иногда – в последнюю секунду, но удавалось. Понимаешь, как важна их миссия? - Пока что я поняла только одно: он переполнен ужасом, — горько сказала я. - Ему невыносимо страшно выйти из своей скорлупы и попасть в наш безумный мир. Мы-то привыкли, мы уже разучились бояться. Мы просто живем! А он…Слишком ранимый… Слишком чистый для этого несовершенного мира, где каждый бредет во тьме, и немногим удается пробиться к Свету. - Ты спрашивала – «зачем?». Зачем это происходит с ним – ты теперь знаешь. Поняла ли ты, зачем это происходит с тобой? - Да, — отвечала Звезде я. – Я должна еще тщательнее охранять и беречь его, чтобы он мог выполнять свою миссию. Я должна помогать ему всем, чем смогу. И еще – я не должна дать ему упасть. И она протянула ко мне тонкий голубой лучик, который легко коснулся моей груди, словно мягкая ладошка. - До встречи, — шепнула Звезда и стала подниматься вверх, сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее. – Я полетела делать свое дело, а ты делай свое. Прощай… Я до сих пор не знаю, что было там, на балконе. Действительно ли ко мне спустилась Звезда, или я все это придумала, или почудилось… Впрочем, мне все равно. Главное, что после этого я обрела уверенность и ясность. Если мой сын – «особенный» ребенок – что ж, мне предстоит стать «особенной» мамочкой. Мне все еще снится мой сон с двумя ночными шоссе, но теперь он немного другой. Я так же иду по верхней дороге, а сыночек – по нижней. Он так же погружен в себя и не видит поворотов. Но я уже не та, что прежде: во мне нет тревоги, потому что от меня к нему тянется тонкий голубой лучик, соединяющий нас надежно и крепко. Этот луч словно поводок, а я – поводырь. Я веду своего мальчика по дороге жизни. И я знаю, что проведу его по краю любой пропасти, и не дам ему упасть, чтобы он смог выполнить то, что ему предначертано судьбой. Так мы и движемся по нескончаемой ленте шоссе, а выше и ниже идут, едут, летят, спешат в будущее другие такие же люди, живущие на нашей планете. И пусть все мы пока Бредущие во Тьме – у нас есть сеть из «людей дождя», и, наверное, есть еще какие-то средства высшей защиты, и главное – за нами наблюдают Звезды, и я верю, что когда-нибудь мы все обязательно придем к Свету.
Для Вари и Ольги Жил-был цветок. Это был не обычный цветок, а космический. Обычные цветы предназначены¸ чтобы радовать человеческий глаз, а космические цветы нужны, чтобы радовать звезды. Вот так он и плавал в бескрайнем космосе от звезды к звезде, чтобы вдохновлять их своей необычной, диковинной красотой, и в этом было его предназначение. А название у цветка было тоже необычное, как будто звук басовой струны – Варрррр… А в одном небольшом звездном скоплении на окраине галактики, на планете Земля жила-была женщина по имени Ольга. Но на самом деле она была звездой, и настоящее имя ее было Олла. Иногда звезды спускаются на землю, чтобы совершить что-то очень-очень важное и нужное для всего человечества. Конечно, для звезды очень нелегко скрываться в облике обычного человека, и часто они чувствуют себя одинокими и непонятыми, но… задание есть задание. Надо сказать, очутившись на Земле, звезды порою сильно меняются. Так надо: ведь им предстоит жить среди людей и следует приспособиться к обычной жизни. Иногда они настолько вживаются в роль, что почти сливаются с остальным населением и начинают забывать о своем великом задании – светить людям, и тогда Вселенная делает что-нибудь такое, что будет постоянно тревожить, напоминать, вдохновлять… в общем, побуждать звезду выполнять ее высокую миссию. Однажды, когда Олле было особенно грустно и одиноко, она услышала шепот Вселенной. - Как ты, дитя мое? – нежно спросила Вселенная. - Мне так трудно, — пожаловалась Олла. – Здесь, на Земле, все по-другому – не так, как у нас, среди звезд. Здесь много зла, ненависти, лжи, предательства… Здесь слишком грубые звуки и краски. Порою мне бывает очень тяжело и невероятно хочется вернуться домой, на небо… - Понимаю, — тихо сказала Вселенная. – Если бы ты знала, как я тебя люблю, звездочка моя… - Мне очень не хватает родственной души, — пожаловалась Олла. – Кого-нибудь, с кем я смогу поговорить не словами, а душами, не на земном, а на звездном языке. Вот как сейчас с тобой. - Да, все это так. Но ты избрана для того, чтобы нести свет и менять реальность этого мира к лучшему, и ты должна быть здесь. Мне просто некем тебя заменить! Ты – незаменимая, понимаешь? - Да, конечно, — вздохнула Олла. – Я стараюсь! Но здесь я не могу сиять в полную силу, иногда просто руки опускаются. Похоже, в звездах тут никто не нуждается. Потому что я сияю-сияю, несу свет, пытаюсь что-то сделать для этого мира, но меня часто просто бьют по рукам. Это совсем не вдохновляет… - Что ж, я подумаю, чем тебе помочь, — пообещала Вселенная. – Хотя… Пожалуй, я уже знаю, что нужно сделать. - Да? И что же? - Как ты смотришь на то, чтобы у тебя появился верный спутник и лучший друг? Он никогда не предаст, ни к кому не уйдет и будет всегда рядом. Он будет помогать тебе увеличивать твой свет. Он будет тебя вдохновлять. И самое главное – вы в любой момент сможете поговорить с ним на одном языке, из души в душу. - О, это было бы прекрасно! – воодушевилась Олла. – А кто это, что за человек? - Это не человек, — улыбнулась Вселенная. – Это цветок. Редкий космический цветок Варррр, созданный для того, чтобы вдохновлять звезды. А я подумала, что надо бы вдохновить и людей. Благодаря цветку Варррр, в них начнет просыпаться нежность, любовь, творчество, осознанность! Ну и в тебе, само собой, тоже. - Но разве космические цветы могут существовать в земных условиях? А тем более разговаривать? - К сожалению, нет. Я могу дать тебе семечко, а вот вырастить земную оболочку для него тебе придется самой, в собственном теле, питая его своей любовью. - Хорошо, конечно, я выращу! Во мне столько любви, что хватит на весь мир – не только на семечко. - Но имей в виду: он будет такой же необычный, как ты, и даже еще необычнее. Ему будет еще сложнее приспособиться к земным условиям, поэтому тебе придется о нем заботиться. Зато это будет всех (и тебя тоже!) постоянно вдохновлять и побуждать к жизни! - Да, я буду о нем заботиться! Со мной рядом будет родственная душа, верный спутник, а это меня уже вдохновляет! - Что ж, тогда жди. Семечко скоро окажется в тебе. Так оно и вышло. В самом скором времени Олла ощутила, что в ней зародилась новая жизнь. Она старательно поддерживала ее, питая и поддерживая, и по прошествии времени на свет появился чудесный звездный цветок – Варррр. Для него выросло подходящее тело маленькой девочки, и цветок уютно расположился в нем, получив земное имя – Варя. О да, Вселенная была права, он получился очень необычным! Таким необычным, что поначалу Олла даже немного растерялась. Он требовал постоянной заботы, ухода и внимания. Он не мог существовать без нее. Для него не подходили обычные, земные способы выращивания цветов. Да и общаться с ним оказалось не так-то просто. Хорошо получалось только если без слов, «из души в душу».
- Это потому что, скитаясь среди звезд, я вообще не привык разговаривать, — объяснил цветок. – Мы, цветы, молчаливые создания. Но если ты хочешь, я научусь болтать. - Конечно, хочу, — сказала Олла. – А ты можешь мне подсказать, как тебя правильно выращивать? - Не могу, — пожал плечами цветок. – Я и сам не знаю. Я ведь еще никогда не рос на Земле. И Олле пришлось искать, изучать, придумывать разные способы взращивания своего питомца. Это было непросто, но очень увлекательно, и каждый успех, даже маленький, наполнял ее гордостью и невероятно радовал. Но иногда ее посещали сомнения и даже отчаяние. - Почему ты не хочешь быть как все нормальные дети? – спрашивала она цветок. - Но ведь и ты не как все, — возражал он. – Я не знаю, что такое «как все». Это как? Как метеориты? Как звездные туманности? Как планеты? Ведь все абсолютно разные. Даже люди… И Олла с удивлением обнаруживала, что и сама так всегда считала, просто немножко забыла. - А почему ты не отпускаешь меня ни на шаг? – спрашивала она в другой раз. – Ведь иногда мне требуется оставить тебя, куда-то уйти, да просто побыть одной, в конце концов. - Но мне так страшно оставаться одному в этом совершенно чужом для меня мире, — объяснял ей цветок. – Я пока еще не готов, и ты же хотела спутника, который будет рядом всегда и каждый миг… но я буду стремиться и когда-нибудь научусь обходиться без тебя. Хотя бы недолго… И Олла поняла, что раз уж она сама попросила вселенную о столь верном друге, ничего не поделаешь – придется ждать. - Уход за тобой отнимает у меня очень много сил и времени, — жаловалась Олла. – Иногда я чувствую, что не знаю, что делать, и мне кажется, что я ни на что не способна. - Но это не так, — возражал цветок. – Ты очень многому научилась и многое узнала. Ты стала такая яркая, твоя душа светится, как самая яркая звезда! И Олла знала, что ее цветок прав – он ведь смотрел на нее особенным, глубинным взглядом, и видел то, что не могут разглядеть другие. Но были у них и другие разговоры. - Ты знаешь… мне иногда так хочется умереть, — как-то признался ей цветок. – Сбросить земную оболочку и вернуться туда, чтобы снова плавать среди звезд. Но я не могу, потому что должен всех вдохновлять. Такое задание я получил от Вселенной, и должен его выполнить. - И мне тоже иногда хочется домой, — задумчиво сказала звезда. – Там я сияла бы гораздо ярче, и поболтала бы с подружками-звездами, и вообще вышла бы на совершенно другую орбиту… Но я тоже не могу, ведь и у меня есть задание – сиять и менять земную реальность, делая ее похожей на небесную. - Но мы же можем поддерживать друг друга, – предложил цветок. – Я – вдохновляю, ты – сияешь, мы вместе выполняем наше задание! Варррр и Олла… Вариолла, Вариолла – звездная команда! - Что ж, это здорово, отличное название для команды! – одобрила Олла. – Я согласна. Да, нам с тобой не просто, но мы справимся! Куда же деваться, если мы – посланцы? - Ну, если уж мы решили остаться… Мне очень хочется научиться быть самостоятельным, найти свои интересы в этом странном мире и научиться чему-то новому, — подумав, сказал цветок. – Я буду каждый день учиться чему-нибудь новому и стану самым умным цветком Вселенной! - А я… может быть, я напишу книгу о том, как взращивать космические цветы, или даже сниму фильм, — улыбнулась звезда. – Не сейчас… когда-нибудь. Но я уже начала собирать материал! - Ты самая яркая звезда во всем Мироздании, — сказал Варррр. - А ты – самый необычный цветок во Вселенной, — ответила Олла. Если вы где-нибудь встретите их – сразу узнаете. Необычное дитя, не похожее на других, и женщина, у которой из глаз льется мягкий сияющий свет. Знайте же, что это Вариолла, звездная команда, союз звезды и цветка из далеких миров, присланный к нам, чтобы земля и небо когда-нибудь снова стали едиными.
Мало кто знает, что в школах тоже живут домовые. Ведь детишкам с первого класса внушают: «Школа – ваш дом», а какой же дом без домового? Вот так и повелось, в каждом классе – свой домовой. Сколько классов – столько и домовых. В школы самых лучших домовых служить направляют. И называются они «классные домовые». Дел у них много: и помещение классное обиходить, и атмосферу дружескую обеспечить, и ребятишек приструнить, если сильно распоясаются. В общем, наяву у школьников есть настоящий классный руководитель, который по штату им определен, а в незримости – еще и классный домовой. Если и руководитель, и домовой действительно классные, то и класс дружный, и про ребятишек все говорят – «высший класс». Федотыч был как раз таким классным домовым. Уж сколько он выпусков сопроводил от 1-го до последнего класса – и не сосчитать! А сколько мелких аварий предотвратил! Сколько конфликтов на корню погасил! Хороший был домовой, и правда классный. И службу свою нес вдумчиво и с удовольствием. Только вот расставаться с ребятишками, когда школу заканчивают – грустно, ну просто сил нет! Поэтому Федотыч особенно любил вечера встречи выпускников, которые раз в 10 лет происходят. Уж очень интересно ему было посмотреть, какими его питомцы стали во взрослой жизни. Он ведь их всех любил, без разбора, и за всех переживал. Вот и теперь как раз намечался такой вечер. Федотыч неделю готовился, класс в идеальный порядок приводил, атмосферу чистил и позитивом наполнял, волновался. А тут еще определили к нему на практику молодого домового Афоню, для выучки и стажировки. Ну, Федотычу опыта не занимать, а поделиться завсегда рад! И вот в назначенный день, в назначенный час стали прибывать автомобили, подъезжать такси, из них выходили наряженные люди – кто парами, кто поодиночке. Осматривались по сторонам, ища знакомые лица, кто-то кого-то узнавал, кто-то кому-то бросался навстречу… Собирались в группки, здоровались, обсуждали прибывающих, дарили цветы учителям, поднимались в классы… Классные домовые – старый Федотыч и молодой Афоня – удобно устроились под пожарной лестницей и тоже с большим интересом наблюдали за происходящим. - Ты, Афоня, смотри и примечай. Твоя задача – следить, чтобы класс в порядке был, в плане безопасности. А то детишки народец шебутной, подвижный, того и гляди куда-нибудь залезут или воткнутся на бегу. Классный домовой должон свою службу справно нести, безобразия на корню пресекать. - А скажи мне, Федотыч, что безобразием считается? Вот когда дети бегают по школе – это безобразие? - Нет, Афоня. Это не безобразие, это энергия, как говорится, детства. Безобразие – это когда из окон дует или плафоны на голову падают. Ты за этим строго следи! А детишки – они ж такие… Им простор нужен для полета души! А ежели крылья ему связать, как же он потом в небо-то устремится? - А твои-то все устремились? - Тут, Афоня, дело такое… Оно ведь знаешь, жизнь по-разному поворачивается. Я, по слухам, конечно, за их судьбой слежу, но вот посмотреть-то на них редко удается. Разлетелись птенцы! Только вечер встречи их вместе и собирает. Ты тоже смотри, да пытайся представить, какими они в детстве были! Это тебе для тренировки очень полезно. - Ты не беспокойся, Федотыч, я уж весь в глаза обратился. Ничего не пропущу! - О! Смотри! Какой «Хаммер» подъехал. Ой, это же Вовка! Ты поглянь себе! А ведь с двойки на тройку перебивался, да и хулиганистый был. А теперь на «Хаммере»… - Федотыч, а я думал, троечники и в жизни все «на троечку» делают. - Неправ ты, Афоня. Вова – он, конечно, знаниями не блистал. Зато он всегда шустрый был. Из любой ситуации выход найти мог! И товарищей никогда не предавал. Ты запомни, Афоня: «на троечку» делают то, к чему интереса нет. А он, похоже, в жизни свой интерес нашел. Вот и на «Хаммере»! - А я слышал, Федотыч, что ты даже актрису воспитал! - Воспитал, было такое дело. Как раз в этом выпуске. Лизой звали. - Ой, посмотреть интересно! - Ну, это вряд ли. Она теперь где-нибудь в Каннах разгуливает. Лизка всегда артистка была. Она и в классе всех передразнивала. А как директора изображала! Неее, Лизкой горжусь! - Федотыч, глянь! Какой важный перец пришел! А живот-то отрастил! Это кто? - Это Кузнецов. А это у него не живот, а авторитет. Он теперь большой начальник, отделом руководит. А в классе завсегда старостой был. Получил большой опыт! Его теперь и сотрудники, и дети слушаются, и жена, и даже теща! - Ой, Федотыч, смотри, какая дамочка по лестнице поднимается! Как одета шикарно! А причесана как! А какой мужчина ее под ручку ведет! Наверное, первая красавица в классе была? - Да, задатки у нее и тогда имелись. Подать себя умела. Но расцвела, расцвела! Просто диво дивное, ничего не скажешь. Счастливой выглядит. Не скрою, приятно!
- И много таких приятностей у классного домового бывает, Федотыч? - Ой, много! Грех жаловаться. Я бы тебе Сидорова показал. Маленький, невзрачный. Очки минус 5, и вечно с книжкой. В классе его «ботаником» дразнили. Только Сидоров теперь в Америке. По приглашению какого-то научного института. У него уже лаборатория своя. И научные труды. Сбылась, стало быть, его мечта! Расправил крылья… - Федотыч, а это кто спешит-опаздывает? Вроде уже все в зал прошли. - Это Танечка. В классе такая серая мышка была, неприметная, неслышная. Уроки отсидит – и торопится куда-то. Хлопот не доставляла – ни мне, ни учителям. Мышка, в общем. Умеет она раствориться в толпе… Даже я – и то ее подзабыл. Из виду потерял. Ничего не знаю – ни как она, ни где… Самому интересно! - Ну, я и то смотрю! Одета как-то скромно, по сравнению с другими-то. И держится так же. Наверное, и в жизни осталась серой мышкой? - Ох, не суди по первому впечатлению, Афоня! Тут так проколоться можно! Ты уж мне поверь, именно серые мышки иногда преподносят та-а-акие сюрпризы! - Ну, тебе виднее. Больше нет никого, она, похоже, последняя шла. Пойдем и мы? И классные домовые ринулись в зал – прямо сквозь стенку, как это только домовые умеют. А там уже все расселись по местам, и директриса к микрофону вышла. И тут, как это часто бывает, случилось маленькое ЧП! Вдруг микрофон загудел, захрюкал, а потом совсем замолчал. Директриса расстроенно нахмурилась, сразу засуетился звукооператор, произошла всеобщая заминка. «Перегорел», — услышали все диагноз звукооператора. Праздник был под угрозой! - Федотыч, а наши-то действия какие должны быть? – забеспокоился Афоня. - Наши действия здесь – сидеть тихонько и помалкивать, — разъяснил Федотыч. – Наше дело классное, а техника актового зала – не в нашей власти. Даст Бог, починят… В это время как раз мышка-Танечка тихонько проскользнула в двери и скромно села на свободное место, с краю в последнем ряду. Осмотрелась, прислушалась, поняла, что что-то идет не так… И вдруг улыбнулась. Да так, что вмиг все изменилось: и суета прекратилась, и волнение в зале улеглось, и микрофон удивленно квакнул и заработал, и директриса наконец-то начала свою коронную речь. - Федотыч! А что такое случилось, что вроде бы света прибавилось? – завертел головой Афоня. - Не знаю, Афоня. Не приметил. Но тоже чую, что вроде бы атмосфера в зале изменилась. В лучшую сторону! Но на этом чудеса не кончились. Они только начинались! Вдруг выяснилось, что первоклассник, которому надо читать стихи выпускникам, охрип. Вот только что разговаривал – а теперь голос напрочь пропал. Видать, от волнения. Стоит за кулисами и чуть не плачет. Он ведь столько готовился, стихи сочинял! И тут вдруг, откуда ни возьмись, фея – вся в серебряном, с волшебной палочкой, и звезды запутались в волосах. Улыбнулась ему ласково, погладила по голове и говорит: «Не бойся, малыш, все будет хорошо!». И улетела. Малыш как закричит: «Смотрите, тетенька с крыльями!», да так, что даже в коридоре слышно было. Ну, конечно, никто тетеньку с крыльями не заметил, зато все обрадовались, что голос вернулся, и первоклассник так звонко и задорно стихи прочитал, что его потом на телевидение в детскую программу пригласили, вот как! Концерт прошел просто замечательно – выпускники себе все ладошки отхлопали. Танцоры словно в воздухе парили, певцы соловьями заливались, гимнасты такую пирамиду из тел построили, что древние египтяне обзавидовались бы, и ни одной заминки! Все даже удивлялись: как это так сегодня все здорово получается? В этот день «тетенька с крыльями» мелькала то там, то тут. Где напряжение чуть сгустится – там она на секундочку возникнет, и все снова радостно и светло становится, лица улыбками расцветают. Даже Сердечный Приступ, который к старенькой географичке пришел, потолкался-потолкался у дверей, да так и отбыл восвояси. - Ох, как чудесно все идет, Федотыч! – похвалил Афоня. — Прямо радостно на душе. - Да вот я и то смотрю, что чудесно, — отозвался старый классный домовой. – Прямо волшебство в воздухе витает! Сам удивлен! А потом начались танцы. Скромный наряд Танечки ничуть не помешал тому, что ее наперебой приглашали самые симпатичные кавалеры. И вокруг нее все время группкой собирались одноклассники – словно она была каким-то центром притяжения. Хотя она сама, по обыкновению, молчала, улыбалась и все больше слушала. А после танцев в зал внесли Ящик Желаний. Это такой специальный ящичек, куда в выпускном классе все положили записки со своими мечтами, с тем, чтобы вскрыть его через 10 лет. И вот 10 лет прошло, момент наступил. - Сейчас вы сможете оценить, чего хотели и чего добились за эти 10 лет, — сказала классная руководительница и достала первую записку. - Миша… Хотел стать историком. Как, Миша, сбылась мечта? - Сбылась. Уже сам историю преподаю. - Замечательно! Зоенька… Хотела свой дом и большое семейство. Получилось? - Ну, дома пока нет, а семейство уже большое! Будем стремиться! - Валерик… Хотел стать хирургом. А по форме видно – стал военным. Как же так, Валерик? - А я не просто военный. Я – военный хирург! Расширил, стало быть, мечту! Записка за запиской извлекались из ящика. Звучали самые разные мечты. У кого-то сбылись, у кого-то – частично, а у кого-то даже и мечты за 10 лет поменялись. - Танечка! Посмотрим, что у тебя тут написано! «Хочу стать волшебницей». Ну, у тебя всегда странные мечты были… И как, стала? Танечка, по обыкновению, ничего не сказала, только слегка пожала плечами и улыбнулась. Среди одноклассников прошел шепоток: «Волшебницей! Это ж надо… Нет чтобы о чем-то простом, достижимом помечтать. О «Мерседесе, например!». - И что, у тебя до сих пор машины нет? – спросил Вовка, который на «Хаммере». - Нет, — улыбнулась Танечка. - И дома двухэтажного? – разочарованно поинтересовался важный Кузнецов. - Нет, — покачала головой она. - И даже наряда от Армани нет, — удовлетворенно подытожила Первая Красавица, поправляя свой сверкающий вечерний наряд. – Я вот не волшебница, но… Танечка ничуть не обиделась, только улыбнулась еще лучезарнее. А вечер шел своим чередом, и вскоре про Танечкину несбыточную мечту забыли. И снова зазвучала музыка, закружились пары… Выпускники веселились, праздновали свою взрослую жизнь. И классные домовые тоже веселились и радовались вместе с ними. - Федотыч, а я вот все про твою Танечку думаю… Если ее мечта не сбылась, она что – неудачница? – спросил Афоня. - Ты погоди, Афоня. Ты глазам своим верь: она что, разве выглядит неудачницей? - Нет, совсем нет! Наоборот – тихо светится вся. - Вот и не торопись с выводами. Кажется мне, что она совсем не та, за кого себя выдает. В хорошем смысле этого слова. … По окончанию вечера Федотыч и Афоня вновь сидели на своем боевом посту под пожарной лестницей. Смотрели, как выпускники по домам разъезжаются. Кто на своей машине, кто такси вызвал. - Татьяна, подвезти? – спросил Вовка-«Хаммер». - Нет, спасибо, за мной приедут, — вежливо отказалась Танечка. Но вот уже последние машины отъехали, разошлись и те, кому близко было — пешком дойдешь, а Танечка все стояла на крылечке школы. - Бедная девочка, — вздохнул Афоня. – Видно, постеснялась к кому-то в машину попроситься… - Ага, постеснялась. Смотри! – вдруг ткнул мохнатым пальчиком Федотыч. Афоня посмотрел – и ахнул. Откуда-то из поднебесья спускалась золотая карета, легкая и резная, сотканная, кажется, из лунного света. В карету запряжена четверка крылатых коней. Карета подлетела к крыльцу и затормозила. А на крыльце вместо серой мышки Танечки стояла Звезда. Настоящая Звездная Фея, в облачно-серебристом платье, и в волосах запутались мерцающие звезды. Она обернулась к пожарной лестнице и сказала: - До свидания, милые классные домовые! Спасибо, что не забываете нас! И что весь вечер опять были с нами. Вы и правда – классные! - Федотыч! Она нас что – видит? – открыл рот Афоня. – Этого не может быть! Танечка подобрала подол своего невероятного лунного платья и вошла в карету. Карета тут же взмыла в небеса, к луне. - Все может быть, Афоня, — ответил Федотыч. – Я ж тебе говорил – жди сюрпризов. Уж эти мне серые мышки… Волшебницы-тихушницы! - А чего ж она всем не сказала, что мечта ее сбылась? — спохватился вдруг Афоня. - Настоящие волшебники всегда скромные. Чтоб других не удручать, в зависть не вводить. Ты, Афоня, свою классную службу только начинаешь. Так я тебе наказ даю: уроки там, оценки-дневники, ссоры-разговоры – это все второстепенное! Ты учи, учи ребятишек мечтать! Да по-настоящему мечтать, с размахом! Чтобы знали: если веришь – все сбудется! Тогда 10 лет спустя и тебя, Афонька, будут ожидать приятные сюрпризы. За тем мы, классные домовые, и нужны!
Миша не любил убираться в своей комнате. А мама не любила, когда в комнате был беспорядок. И они никак не могли договориться, потому что Миша любил играть, а играть, не сдвигая с места предметы, – ну никак не получается! Однажды мама в очередной раз убралась в Мишиной комнате, расставила по местам все игрушки, вытерла пыль и строго сказала: - Михаил! Посмотри, какой кругом порядок! Чтобы так всегда и было. Игрушки – в ящике, книжки – на полке, одежда – в шкафу, тапочки – под кроватью. Тебе понятно? - Понятно, — вздохнул Миша. Ему было понятно, но неинтересно. Что за интерес, когда заранее знаешь, как все должно быть? Гораздо интереснее, когда все в куче, и из нее можно выудить ну совершенно невероятную вещь! Например, флакончик из-под маминых духов. Или сапожную щетку. Или другие важные и нужные вещи! -Ну как у тебя получается мгновенно устраивать в комнате полный хаос? – удивлялась мама. Миша не знал, как. Он как-то сам устраивался. Но мама всегда говорила: «Миша, ты пойми! Хаос в комнате – хаос в голове». Миша не очень понимал, что такое хаос, но если как в голове, то он ему представлялся чем-то веселым, радостным и даже волшебным. - Я ухожу, — сказала мама. – Я приду, когда большая и маленькая стрелки будут стоять на цифре 6. А к моему приходу чтобы все было так же чистенько и опрятно, как сейчас. Веди себя прилично. Тише воды, ниже травы. Обещаешь? - Обещаю, — снова вздохнул Миша. Мама ушла. А Миша сидел на стульчике и честно пытался вести себя прилично – то есть ничего не делать. Ничего не делать было скучно. Тогда он стал рассматривать вещи, аккуратно стоящие каждая на своем месте. Наверное, он был действительно тише воды, ниже травы, потому что вдруг началось странное и непонятное: вещи стали шевелиться. Но Миша не очень удивился. «Наверное, думают, что дома никого нет, и хотят поиграть», — сообразил он. Сначала зашевелилось большое мягкое кресло в углу комнаты. Оно переступало с ножки на ножку, словно разминаясь, а потом тяжело потопало в центр комнаты. Мишины глаза расширились, потому что дверь шкафа плавно распахнулась, оттуда высунулась коричневая фланелевая рубашка и помахала всем рукавом. - Ребзя! Айда играть! – заверещала рубашка. - А я уже готово, — солидным басом отозвалось кресло. – Во что сегодня играем? - Я предлагаю в зоопарк! – брякнул висюльками торшер. – Возражения есть? Возражений не было. - Чур, я буду обезьянкой! Мартышкой! – объявила рубашка и одним прыжком взлетела на дверцу шкафа. - А я тогда буду бегемот! – определилось кресло. – По фамилии Гиппопотам! - У бегемотов не бывает фамилий, — ревниво отозвался торшер. - А у меня – будет! – притопнуло ногой кресло. – Я буду очень породистый бегемот. С родословной. - А я тогда буду благородный жираф! Вот! – не остался в долгу завистливый торшер. - А я хочу быть медведем! Белым! – заявил столик. - Какой же ты белый, если ты коричневый? – возразила обезьянка. - Это не беда, сейчас поправим, — раздалось откуда-то из Мишиной кроватки, и оттуда со свистом вылетела белая простыня. – Вот, я накрываю столик, и теперь мы – настоящий белый медведь! - Я буду слон, — деловито сообщил пылесос, выкатываясь из-за шкафа. - Какой же из тебя слон? – накинулись на него остальные. – Ты маленький совсем, а слон большой! - Я хороший слон! – обиделся пылесос. – У меня и колеса как уши, и хобот есть, и хвостик, даже в розетку включается! А что маленький – так я же домашний карликовый слон! Порода такая, для малогабаритных квартир! - Ребята, я тоже хочу играть! – кряхтя слез с кроватки полосатый матрас. – Я буду зебра! - А мы будем экзотические птицы, — зашумели книжки, слетая с полки и хлопая листочками, как крыльями. - Да, птицами! Я вот – розовый фламинго, — заявил большой фотоальбом. Он и правда был розовый, очень похожий на фламинго. - Я хочу быть орлом. Я буду над вами парить, — качнулась под потолком люстра. - Нет! Ты будешь пальма, а я буду на тебя прыгать! – восторженно взвизгнула рубашка-мартышка и одним прыжком перескочила на люстру. - А я хочу быть ежиком, — пропыхтел с подоконника кактус и спрыгнул вниз. Для убедительности он еще больше растопырил колючки. – А если кто не верит – могу доказать!
- А мы будем летучими мышами! – заявили тапочки, выползая из-под кровати. - Ну уж, сказанули! – засмеялся торшер-Жираф. – Вы и летать-то не умеете! - А вот и умеем, а вот и умеем! – не согласились тапочки и в доказательство тут же полетели в разные стороны. - Ну хорошо, а что мы будем делать? – рассудительно спросил Бегемот Гиппопотам. – Что обычно делают в зоопарке? Кто знает? - Я, я была в зоопарке! – завопила Мартышка с Пальмы. – Там посетители ходят, на зверей смотрят и кормят всякими вкусностями. Кто у нас будет посетителем? Тут Миша, который забыл дышать и сидел тише воды, ниже травы, подал голос: - А можно, я буду посетителем? - Ну конечно, — великодушно разрешил Белый Медведь. – Только ты откуда здесь взялся, малыш? - Откуда, откуда… От верблюда! – сердито сказал стульчик, на котором Миша только что сидел. – Вы что, не видите, он на мне приехал, то есть на Верблюде. - Ах, вон оно что! – облегченно зашумели звери. – Тогда конечно, пожалуйста, будь нашим посетителем! - А чем ты нас кормить будешь? – вкрадчиво спросила Зебра. - Я… я сейчас! - Миша мигом сбегал и притащил все, что нашел на кухне. – Вот для ежика – яблоко. Для слоника – молоко. Птичкам – печеные орешки. Со сгущенкой! Для белого медведя – котлета. Для летучих мышей – суп. А для остальных – печенье! В шоколаде! - Урааааа! – закричали и запрыгали звери. – Зоопарк открылся! Пришел первый посетитель! И началась веселая игра. Каждое животное рассказывало о себе и показывало все, на что оно способно. И Миша кормил их и гладил, если животные позволяли. А слоника даже за хобот потаскал – он не возражал, а и вовсе сам предложил. И вот, в самый разгар веселья, Миша вдруг увидел, что стрелки на больших настенных часах приближаются к цифре 6. А это значит – скоро придет мама! Миша с ужасом обвел взглядом свой веселый зоопарк. Это был настоящий, абсолютный хаос! Пальма разудало висела набекрень, Птицы разлетелись по всей комнате, Мартышка скакала туда-сюда, как заведенная, постель была перевернута и смята, Ежик-кактус катался верхом на Жирафе-торшере, Летучие мыши вообще улетели одна на шкаф, другая неизвестно куда, и повсюду валялись остатки угощения – семечки, крошки печенья, лужицы супа. Миша замер. Он знал, что маме это совершенно не понравится! - Что случилось? – пробасил Бегемот Гиппопотам. – Наш юный друг чем-то озабочен? - Да! – с отчаянием сказал Миша. – Дело в том, что вот-вот придет мама. И разгонит весь наш зоопарк! Она не любит, когда так весело играют! Она ведь уже совсем взрослая! - Да, взрослая – это серьезно, — важно сказал Белый Медведь. - Взрослость уже не лечится, — меланхолически добавил Верблюд. – Как и серьезность. - Надо что-то срочно сделать! – воскликнула Мартышка. – Надо помочь Мише! А то ведь его накажут! И всем нам будет грустно… - Так, слушаем меня! – выкатился вперед Слоник. – Я в уборке разбираюсь лучше всех. Ты, Мартышка, быстро загоняй Птиц в клетку. Ты, Бегемотище, залезь в свой угол и притихни. Миша, ты помоги Шкуре Белого Медведя и Зебре слова залечь в берлогу, то есть в постель. - И не лежат белые медведи в берлоге, тем более с зебрами, — пробурчала Шкура, но послушно поплелась к кровати. - Ежик, отцепись от жирафа и быстро в горшок! – продолжал командовать Слоник. – Летучие мыши – к Мише на ноги! Все по местам! Миша, а ты воткни мой хвостик в розетку, а сам бери в руки мой хобот, и все будет замечательно! …Когда мама вошла в комнату, удивлению ее не было предела. В комнате царили чистота и порядок, а Миша заканчивал пылесосить пол. - Боже мой, Мишаня! Я глазам своим не верю! – изумленно сказала мама. – Суп съел, котлету тоже! И орешки! И даже молоко выпил! Только вот зачем ты яблоко на кактус посадил? - Красиво, — смущенно сказал Миша. - Ну… в общем, да, — признала мама. – Правда красиво. Мишань, а ты что делаешь?В комнате идеальная чистота, а ты еще и пылесосишь! Что это с тобой? - Не знаю, мам. Наверное, взрослею, — предположил Миша, разглядывая тапочки. Тапочки подмигивали и скалились заговорщицкими улыбками Летучих Мышей.
Как-то раз одной молодой Садовнице захотелось яблочка. Сказано – сделано! Посадила она яблоню, стала за ней ухаживать. Вот яблонька выросла, набрала силу и начала плодоносить. Яблочко у нее получилось одно, зато на зависть всем – крупное, краснощекое, веселенькое. Садовница обрадовалась, яблоньку благодарит, яблочко хвалит, даже золотое блюдечко специально для яблочка купила! Это чтобы потом, когда яблочко упадет, не в корзину его положить и не на стол, а в достойное его красоты место! Вот Садовница смотрит и любуется: ах, какое яблочко – крупное, краснобокое, с симпатичным хвостиком, на котором притулился зеленый листочек. Загляденье, а не яблочко! - Какое ты у меня славненькое! Ни у кого такого нет! Ты самое лучшее в мире Яблочко! – говорила Садовница. И Яблочко верило, жмурилось от удовольствия, красовалось, поворачиваясь к миру то одним бочком, то другим. И от солнышка становилось все краснее и краснее – это у него так бочка и щечки загорали, румянцем наливались. - Ах, как вам удалось вырастить такое яблочко? – спрашивали другие Садовницы. – Прямо чудо какое-то неописуемое! - Ох, и не спрашивайте, — говорила Садовница. – Сама не знаю. Смотрю на это совершенство и понимаю, что мне это диво дивное в подарок дано. Буду дальше ухаживать! «Я – совершенство, — думало Яблочко. – Больше такого в мире нет. Я своей Садовнице верю, раз она говорит, значит, так оно и есть!». - Вот созреешь, маленькое мое, я тебя на выставку достижений народного хозяйства повезу, — обещала Садовница. – Мы там самый главный приз возьмем, потому что равных тебе нет! «Обязательно возьмем, — думало Яблочко. – Скорее бы выставка! Уж я покажу себя во всей красе, пусть наших знают!». И вот наступил момент, когда Яблочко дозрело. Садовница бережно сняла его с ветки по положила, как и обещала, на золотое блюдечко, в центре стола. Теперь уже вся семья приходила Яблочком полюбоваться. - Ну и повезло нам! – говорили они. – Это ж восьмое чудо света, а не Яблочко! Такое кругленькое, такое сочненькое, такое румяненькое! Нет, мы такого счастья просто не заслужили! Спасибо, Яблочко, что у нас выросло! Сколько же радости от тебя, ненаглядное ты наше… «Ага, наглядеться не могут, — соображало Яблочко. – То-то же! Смотрите-смотрите, пока я на выставку не уехало! Пользуйтесь случаем, наслаждайтесь моей дивной красотой! Так вот вся семья время от времени полюбоваться на Яблочко бегала. А бабушка втихушку даже поклоняться Яблочку начала, когда никто не видит. А Яблочку-то как прияааааатно! Но вот наступил день, когда Яблочко повезли на выставку. В этот день Садовница переложила Яблочко с золотого блюдечка в специальную корзинку с атласной подушечкой, набитой лебяжьим пухом, и Яблочко отправилось покорять мир. - Не бойся, мое дорогое, ты у меня самое лучшее, самое красивое, самое вкусное, — шептала Яблочку Садовница. – Вот увидишь, ты всегда и везде будешь лучше всех! А Яблочко и не боялось. Оно уже хорошо запомнило, что равных ему просто не существует в природе! На выставке было шумно и многолюдно. И там оказалось очень много разных фруктов, овощей и ягод – ведь каждой Садовнице есть чем похвастаться перед другими. Если свой сад с умом возделывать, так там такие чудеса произрастать начинают! Но Яблочко не беспокоилось. Оно хорошо усвоило, что с ним никто не сравнится, даже и пытаться нечего. Поэтому оно удобно устроилось на красивой подставочке, которую ему любезно предоставили, и расправило все свои хвостики-листочки, чтобы лучше видно было. Садовница попросила, чтобы подставочка была самая высокая – а то вдруг не все Яблочко разглядят? «Правильно, — подумало Яблочко. – Чем выше лежишь, тем лучше тебя видят. А я ведь для радости создано! Вот пусть и радуются!». Люди ходили по выставке, ахали, цокали языками, рассматривали всякие диковинки: золотистые медовые груши, спелые вишенки, фиолетовые баклажаны, помидоры — и килограммовые, и величиной с крыжовинку, и удивительный кабачок «Спагетти», который выдавал себя за выходца из солнечной Италии. Яблочко посматривало на все это и думало: «Ах, до чего же тут всего много! Так отвлекает внимание… Но ничего, не страшно, я ведь самое красивое, меня просто нельзя не заметить. Да и помещено я выше всех! Молодец моя милая Садовница, так чудненько меня устроила!». Так и проходили дни – выставка, она ведь не в один день заканчивается! Можно сказать, всю жизнь с выставки на выставку переходим! Яблочко нежилось под теплыми лампами, время от времени Садовница ему протирала бочка, взбивала подушечку, и оно дальше красовалось под взглядами посетителей, размышляя о том, что жизнь прекрасна, а ему равных по-прежнему что-то не видно. Иногда к Яблочку обращались соседи по залу, и оно даже с ними о чем-то разговаривало, но беседа быстро обрывалась – неудобно говорить, когда приходится одному все время задирать голову, а другому – свешиваться вниз. И вот однажды ночью, когда зал опустел, а верхний свет был погашен, Яблочко услышало чей-то тихий голос, доносившийся снизу:
- Эй! Яблочко! Ты спишь? Проснись, пожалуйста! Поговорить надо. Яблочко посмотрело вниз и увидело странную компанию: большую зеленую жабу, на спине которой пристроился червячок, а рядом черную руку и что-то похожее на глаз, только неясный какой-то, словно пеленой подернутый. - Здравствуйте, а вы кто? – вежливо спросило Яблочко. Оно ведь было не только красивое, но и очень воспитанное! - Мы – делегация, — объяснил червячок. – А вы можете к нам спуститься? - Может, лучше вам ко мне подняться? – предложило Яблочко. - Мы не можем! Высоко! Несподручно! – наперебой загалдели пришельцы. - Но я не могу само отсюда спуститься! – возразило Яблочко. – Меня Садовница сюда пристроила. А если я спрыгну, я ушибу бочок! Давайте уж так разговаривать… - Ну, давай, — вздохнул Червячок. – Раз по-другому не получается, пусть хоть так вот… - Вас что-то интересует? – спросило Яблочко. – Наверное, как я таким прелестным получилось? - Нет, — замотала головой Жаба. – Мы совсем по другому вопросу. - Да, вопрос жизни и смерти! – подтвердила Черная Рука. - Жизни и смерти? – удивилось Яблочко. – Моей жизни что-то угрожает? - Ну, не то чтобы угрожает… — замялся Червячок. – Хотя можно и так сказать! - Это как? – заволновалось Яблочко. – Мне же говорили, что на выставке все в полной безопасности! - Так-то оно так, — подтвердил Червячок. – Но бывают обстоятельства… В общем, это мы вам угрожаем! – Почему – угрожаете??? Что я такого сделало? – ужасно удивилось Яблочко. - Видишь ли, Яблочко, ты все время вызываешь зависть, — пропищал Глаз. - Я? Зависть? А что это такое? – не сразу поняло Яблочко. - Зависть – это когда сравнивают одно с другим. И это самое одно получается лучше другого. Вот тогда и начинают друг другу завидовать! - Но я никому не завидую! – запротестовало Яблочко. – Чего мне завидовать? Я и так знаю, что лучше всех, и никто со мной не сравнится! - Ну да, ты-то не завидуешь! – вмешалась Черная Рука. – Это тебе завидуют! Знаешь, кто я? Я – Черная Зависть. Ты меня у многих вызываешь! Я прихожу и вот этой самой рукой начинаю душить! Это обо мне говорят: «Черная зависть его душит!». - А я – Червячок Зависти, — представился Червяк. – Проникаю в самое сердце и прогрызаю там ходы, пока все не сожру. - А про меня говорят: «От зависти глаза затуманило», — сообщил Глаз. – Видишь, какой я туманный? Через меня и не видно ничего, весь мир искаженный! - А я когда я прихожу, тогда жаба давит, — заквакала Жаба. – Знаешь, как дышать тяжело? Я ведь не маленькая! - Очень приятно, — сказало ошеломленное Яблочко. – Но я все равно никак не могу понять, при чем тут я? Почему вы ко мне пришли – я же никогда никому не завидовало! - Если ты вызываешь у окружающих зависть, мы сначала решили не к ним, а к тебе сходить. Может, пожалеешь их? И нас тоже! Отпустишь… Думаешь, нам охота все эти пакости делать? Вовсе нет! Отпусти нас, а? - Да идите, пожалуйста! Я же вас и не звало вовсе… - Мы не сможем уйти, пока они тебе завидуют! – покачала головой Жаба. - Да кто они-то? – в отчаянии спросило Яблочко. - Ну вот, например, я должен залезть в Грушу, — грустно сказал Червячок. – А она такая славная! Просто жалко портить! - А я вынуждена давить вон ту замечательную ароматную Сливу, — доложила Жаба. – Я ж ее сразу раздавлю! Одна мокрая шкурка останется! - И мы! И мы! – загалдели Рука и Глаз. – И мы должны глаза застить, за горло брать! Ну что же это, помоги нам! Яблочко, в принципе, было совсем не злым. Даже очень добрым! Просто оно никогда с Завистью не сталкивалось, потому что завидовать некому было – оно ж считало себя лучше всех! Поэтому оно вежливо дождалось, пока все наговорятся, и обратилось к ним: - Уважаемая де-ле-га-ция! Спасибо, что пришли! Я вовсе не хочу, чтобы из-за меня кто-то пострадал. Я просто не могу придумать, как поправить дело! Если бы я завидовало, я бы сразу перестало, честно-честно! А если другие завидуют – то я не знаю, как. - Они знаешь почему тебе завидуют? – спросил Червячок. – Потому что ты от них очень далеко! Слишком высоко забралось и ни с кем не сближаешься! - Ну, я не знаю, — засомневалось Яблочко. – У меня как-то и потребности такой нет – сближаться с кем-то. Мне себя хватает. И моей семьи. Но если так уж надо – я попробую. - Только учти: ты не сможешь ни с кем сблизиться, если будешь считать себя самым-самым, лучше всех, — предупредила Жаба. – Ведь именно это и вызывает Зависть! - Что-то странно это все! – заморгало Яблочко. – А если я откажусь? - Тогда мы пойдем делать свое дело, — вздохнул Червячок. – Сначала затуманим, сожрем, задушим, задавим их. А потом придем к тебе! - Зачем ко мне? Почему ко мне? – испугалось Яблочко. - А мы всегда так делаем, — пояснила Жаба. – По закону равновесия. Что посеешь, то и пожнешь! - Ага, так будет по справедливости, — добавила Рука. - Нет-нет-нет, пожалуйста, не надо! – заволновалось Яблочко. – Я согласно! Я попробую познакомиться со всеми поближе! Только скажите, как! - Знаешь что? Я придумал! – вдруг обрадовался Червячок. – Мы сейчас поможем тебе спрыгнуть на пол! А потом и всем остальным! И вы сможете пообщаться на одном уровне! Может, даже бал устроите! - Ух ты! Бал – это здорово! – воодушевилось Яблочко. – Давайте, я согласно! - Так! Ты, Жаба, подползи вот сюда, к подставке! А ты, рука, встань ей на спину ладошкой вверх и пальцы растопырь! Я тебя поддержу, чтобы равновесие не потеряла! А ты, Яблочко, спрыгивай на ладошку – не бойся, мы не уроним! Яблочко зажмурилось, прыгнуло – и ничего страшного не случилось. Его просто мягко опустили на пол. А потом они уже все вместе двинулись помогать другим. И вскоре все участники выставки достижений оказались в одной большой толпе. Черная Рука разобралась, где и как включать свет и музыку. И все кинулись танцевать и знакомиться! Ох и веселая это была ночка на выставке! Все смеялись, веселились, прыгали и приглашали друг друга на танцы. И все показывали друг другу свои умения. Баклажаны станцевали греческий танец «сиртаки»; вишни исполнили песенку «Поспели вишни в саду у дяди Вани»; помидоры, лимон и луковицы разыграли сценку из «Чиполлино», тыква прикинулась каретой и катала всех желающих по залу. А Яблочко увидело, что оно вовсе не одно такое – здесь было много яблок, и каждое из них было по-своему необычным и что-нибудь умело. Например, они научили наше Яблочко танцевать матросский танец «Яблочко» и пето песню «Яблоки на снегу». А еще Яблочко узнало, что у него есть близкие родственники – ранетки, и дальние – гибрид груши и яблока. И вот что было удивительно: Жаба, Рука, Червячок и Глаз веселились и озорничали вместе со всеми, и уже никто никого не собирался душить и давить! Да и зачем – ведь все были такие классные, и главное – никто не выше и не ниже! Бал длился до самого утра. А потом все помогли друг другу залезть на свои места. И только Яблочко никак не могло забраться – уж больно высоко. Спрыгнуть-то спрыгнуло, а вот вскарабкаться… - А вы знаете что? – решило Яблочко. – Оставьте меня здесь! Все равно утром Садовница придет, она меня и подсадит. - Хорошо, — согласился Червячок. – Прощай, Яблочко! Спасибо тебе! Было так весело! - И нам не пришлось делать свое черное дело, — добавила Рука. - Как? Вы больше не вернетесь? – искренне огорчилось Яблочко. – А я с вами уже подружилось… - У нас много работы, — печально проговорила Жаба. – Мало ли еще на свете завистников? И тех, кто эту зависть вызывает? - Я больше никогда, никогда не буду ставить себя выше всех, — пообещало Яблочко. – Я же теперь знаю, что каждый на свете – самый лучший! И умет что-нибудь такое, чего не умею я. И может меня научить! - Правильно, умница, — похвалил Глаз. – Теперь ты все видишь, как надо! До свидания, Яблочко! Ты и вправду оказалось классным! Утром Садовница нашла яблочко, лежащим без подставки, на столе. Там, где и все остальные экспонаты выставки. Сначала она испугалась, что Яблочко свалилось и повредило себе нежную мякоть или тонкую кожицу. Но Яблочко выглядело вполне довольным и еще более свежим, чем обычно. А потом оно попросило убрать высокую подставку – а то ему скучно и не видно ничего. Разумеется, Садовница согласилась. И теперь у Яблочка было много друзей, с которыми они болтали обо всем, когда выставка закрывалась на ночь, или разучивали новые песенки. И Яблочко было радо, что у него появилось много хороших друзей. Самых лучших. Самых-самых!
В обычной школе занятия начинаются осенью, а в Школе Юных Фей – весной. Поступить туда может каждая девочка, которая верит в волшебство и хочет ему научиться. Условия приема простые: Добрая Душа и Чистые Помыслы. Конечно, и для остальных есть учебные заведения – Академия Малолетних Стерв, например. Или Школа Натуральных Ведьм. Но мы о них вспоминать не будем – по крайней мере, сейчас. Ясным весенним днем в Школе Юных Фей шли приготовления к празднику – Дню Посвящения. Новичков посвящали в Ученики. Тех, кто закончил Первый Круг – в Стажеры. А тех, кто закончил обучение и сдал экзамены по Волшебному Мастерству – в Творцы. В этом году праздник обещал быть особенно радостным – ожидалось прибытие дорогой гостьи, Феи Счастья. - Ах, нам так повезло! – щебетали самые юные волшебницы. – Увидеть саму Фею Счастья! Услышать ее голос! Получить ее Дары! Как это волшебно! Как чудесно! - Конечно, вам повезло! – подтвердила Наставница. – Фея Счастья нужна всем и везде, она очень востребованная Волшебница. Мы очень благодарны, что она нашла время посетить наш Праздник Посвящения. - Интересно, как она появится на этот раз? – мечтательно спросила ученица из Среднего Круга. – В прошлый раз она прилетела на упряжке из королевских махаонов. - А в позапрошлый – появилась из дождевого облака и спустилась прямо по струйкам, и совсем даже на вымокла! Старшие ученицы в разговоре не участвовали: они творили цветочные арки, устилали дорожки лепестками роз и изобретали дивные ароматы для оформления Праздника. Но и они переглядывались и улыбались друг другу. Фею Счастья любили все, ее прибытие обещало еще больше украсить Праздник и сделать его незабываемым. И вот зазвучала нежная музыка, в небе закружились птицы, создавая сложные композиции, запорхали пестрые бабочки, и на балконе появилась Госпожа Директриса. Юные феи разлетелись по определенным им местам. Праздник Посвящения начался с Парада Достижений. Выпускницы показывали, что они уже научились Творить. Это было восхитительно! Превращение Злобы в Доброту, Обиды в Прощение, Печали в Светлый Смех – молодые Волшебницы умели многое. Под их руководством кошки показали небольшой Кошачий Концерт, а ежики станцевали брейк-данс. Выло весело и радостно, юные феи демонстрировали чудеса Волшебства. Когда в небе появились Крылатые Феи и стали проделывать фигуры высшего пилотажа, казалось, замерли даже цветы на лугу – так это было прекрасно. И в момент кульминации, когда несколько десятков Волшебниц-выпускниц замерли в сложном тройном вензеле – эмблеме Школы, вдруг раздался Хрустальный Звон, и все головы невольно повернулись к высокому холму, где разрасталось невероятное сияние. - Фея Счастья! – пронеслось по толпе. Да, Фея Счастья определенно умела появляться эффектно. На этот раз она ехала верхом на белоснежном Единороге, а вокруг нее кружились и плясали золотые звездочки. Фея была одета в платье, сотканное из солнечных лучиков, и оно искрилось и переливалось всеми цветами радуги. От нее исходило такое сияние Любви и Доброты, что хотелось смеяться, танцевать и любить всех на свете. И праздник закружился с новой силой. Фея Счастья охотно участвовала во всех затеях, сама показывала разные чудеса и веселилась, как ребенок – от души. А вечером, когда стало темнеть, юные феи собрались на традиционный Круг Силы. В центре круглой поляны была выложена Волшебная Пентаграмма из светлячков, вокруг которого собрались ученицы получить Напутствие и Посвящение от Великой Волшебницы – Феи Счастья. Само Посвящение – вещь секретная, и о нем знают только выпускницы Школы Юных Фей. А вот о Напутствии можно рассказать чуть подробнее, потому что туда пускают даже новичков. - Дорогие мои Юные Феи, — говорила Фея Счастья, и голос ее был нежнее утренней дымки и прекраснее лунного света. – Теперь вы Творцы, и вам предстоит лететь к людям, чтобы творить Добро и при этом развивать свою специализацию. Кто-то из вас станет Феей Желаний, кто-то – Феей Снов, и еще разными другими Феями, а самые настойчивые и прилежные могут стать даже Феями Любви. И я хочу всем вам пожелать одного – верить в себя и в свои Волшебные Силы, иначе у вас просто ничего не получится. - А разве может быть по-другому? – спросила маленькая наивная Фейка. - Конечно, дорогая, — улыбнулась Фея Счастья. – Ведь далеко не все люди верят в Волшебство. И уже тем более – в существование Фей. И часто бывает, что ты со своим Добром оказываешься непонятой, ненужной и даже проклинаемой. Будьте к этому готовы, девочки. - Но это же обидно! – воскликнула Фейка. - Феи не могут обижаться, не должны бояться, не имеют право употреблять Силу в корыстных целях, — назидательно сказала Фея Счастья. – От этого они теряют часть Силы. А если такое происходи часто – Сила пропадет совсем, и вы будете жить обычной жизнью, тоскуя по утраченному Волшебству. Многие так и живут на свете. Ну, думаю, нам-то с вами это не грозит! - Ах, для вас это так просто, — вздохнула Фея-Выпускница. – Ведь вы-то родились Феей, у вас все это в крови…
- Я родилась Феей? – весело-изумленно спросила Фея Счастья. – Да откуда же вы это взяли? - Как, а разве нет? – зашумели девочки. - Конечно, нет! – торжественно провозгласила Фея Счастья. – Вы не поверите, но я родилась Мышью. - Как Мышью? Почему Мышью? – заахали вокруг. - Да вот так, Мышью, — с удовольствием подтвердила Фея Счастья. – Когда я училась в школе, я была обычной Серой Мышью. И родители мои были Мышами. Они меня учили: «Веди себя скромно, не высовывайся. Мы, Мыши, так уязвимы! Нас любой может обидеть». - Вас? Обидеть? – возмутилась Фейка. – Да кто посмел бы? Вы бы одним взмахом рукава развеяли их Зло! - Не забывайте, я ведь еще не была Феей, — напомнила Фея Счастья. – Я очень хотела, чтобы мною восхищались, чтобы меня любили, ценили и признавали. А одноклассницы меня нарочно не замечали. Они были все такие напыщенные, высокомерные. И я очень страдала от этого. Мне хотелось быть принятой в их круг, но никак не получалось. Я пыхтела, злилась и переживала. А на это уходит очень много энергии. - А как же тогда вы стали Феей? – зашумели девчонки. - Однажды я подумала: хватит страдать, пора что-то сделать для себя! Ведь если не я – то кто же? И раз у меня ничего не получается в своем Кругу, надо просто поискать другой Круг! - А дальше? Что было дальше? – со все возрастающим интересом допытывались юные Феи. - А дальше я стала искать Круг, где мне было бы комфортно и безопасно. Тогда я еще не знала, что кто ищет – всегда находит. Но у меня было Очень Чистое Намерение и Очень Большое Желание. А это – залог Удачного Волшебства. И вскоре я нашла такое место. - Что это за место? Где это? – заволновались маленькие Феи. - Я не скажу вам, как оно называется, — лукаво сказала Фея Счастья. – Каждая должна найти свое место сама. Я – нашла. И там, куда я пришла, никого не интересовало, как я выгляжу, сколько мне лет, богата ли я и сколько у меня троек за четверть. Там меня очень приветливо приняли – сразу и целиком. Это было место, где собирались Волшебницы из самых разных городов и стран. Те Волшебницы, которые нигде не учились, а получили свою Силу с помощью Трудолюбия и Стремления. Там было тепло, комфортно и очень и интересно, и я почувствовала себя на седьмом небе. Там каждый делал что-то для других: кто-то давал советы, кто-то сочинял стихи, кто-то писал сказки, а другие искали интересные книги и фильмы для всех. Я немного осмотрелась и поняла, что тоже могу быть полезной. И я стала делиться тем, что мне было дорого. Молитвами. Стихами. Мыслями. Интересной информацией. Потом я стала приносить в свой Круг чудесные картинки. Так я училась творить Волшебство. - А что это были за картинки? – зачарованно спросила Фейка. - Картинки Чудесных Миров. Пегасы и Единороги, цветы и бабочки… То, что приносило радость мне. А мне хотелось поделиться этой радостью с другими. Знайте, девочки: когда делишься чем-то хорошим с остальными – у тебя прибывает многократно. А если держишь при себе, как в плену, – это мертвый груз, который просто занимает место. - И что было потом? – робко спросил кто-то. - А потом я и не заметила, как стала Творцом, — улыбнулась Фея Счастья. – Я была всем нужна, и мне были нужны все. Те, кто в моем Кругу. Я училась у них и учила их тому, что знаю сама. Это было Счастье. Меня благодарили, мне говорили приятные слова. И я чувствовала, как возрастает моя Сила, как у меня отрастают Крылья. И однажды я – раз! – и полетела. Так я и стала Феей Счастья. - А как же ваши одноклассницы? – вспомнила Фейка. - О, здесь все просто. В один прекрасный день я вдруг вспомнила о них и поняла, что они где-то там, внизу, на Земле. А я – в свободном полете. У меня нет к ним никаких плохих чувств, но они мне стали неинтересны. Понимаете? Они просто из другого Круга. Юные Феи смотрели на нее во все глаза. Так вот как, оказывается, обычные Серые Мыши становятся Феями! - А теперь, я полагаю, пора создать Круг Силы, — предложила Фея Счастья. И все юные Феи, и совсем маленькие, и постарше, и выпускницы, встали в Круг Силы и взялись за руки. И Фея Счастья – вместе с ними. Каждая из них чувствовала и слева, и справа Тепло и Поддержку. И каждая вкладывала в Круг частичку того, чем обладала – щедрость, доброту, творчество, легкость, оптимизм. И каждая ощущала, что у нее прибавляется Сила – за счет Даров, которые они приносят в этот Круг. И в какой-то момент Фея Счастья взлетела над Кругом и развела руки. От нее исходило тихое сияние Любви и Красоты, и она делилась своим Счастьем с юными Волшебницами, которым еще только предстояло из Лягушек, Мышек и Мошек превратиться в настоящих, самых волшебных Фей, которые так нужны во всей Вселенной.
Мальчик Вася Карасев во дворе считался врединой и занудиной. Он ныл, выпрашивал, канючил и капризничал по поводу и без повода. Но родные любили его и поэтому не прогоняли, как дети во дворе. Они старались его воспитывать. Только вот дело это было трудное – все равно, что ловить акулу на спиннинг. - Я не хочу кашу с сахаром! Хочу с маслом! – капризничал Вася. - Но ты же сам просил сделать с сахаром? – удивлялась мама. - Я тогда хотел, а теперь расхотел, — упирался Вася. Тогда Вася шел к деду. - Деда, почитай мне книжку, — просил Вася. - Ты уже первоклассник, — отвечал дед. – Буквы знаешь. Вот ты мне и почитай. - Да я еще медленно знаю, — бурчал Вася. – И в слогах путаюсь… - А чего же не хочешь научиться? – спрашивал дед. - Да я хочу, — оправдывался Вася. – У меня только не получается… - Ну, значит, так хочешь, — огорченно вздыхал дед. Вася подходил к папе, который чинил магнитофон, и начинал канючить: - Па, купи мне велосипед! - Хорошо. Вот закончишь учебный год без троек, и купим, — обещал папа. - Я не хочу потом, я хочу сейчас, — настаивал Вася. - Но ты же понимаешь, что желания не могут исполняться мгновенно? – сердито спрашивал папа. - А я хочу, чтоб мгновенно, – ныл Вася. Вот так они и жили. Но в один прекрасный день семья вдруг взбунтовалась. - Я не буду суп с макаронами, я хочу рассольник, — привычно затянул Вася. - Но ты же хотел с макаронами, — так же привычно ответила мама. - А я расхотел, — доложил Вася. Конечно, он бы покочевряжился и съел, как обычно бывало. Но мама вдруг повела себя не как обычно. Она не стала его уговаривать, упрашивать и убеждать, а сказала: «Ну и ходи голодный!». После чего аккуратно повесила полотенце, сняла фартук и вообще ушла с кухни. Вася от неожиданности даже аппетит потерял. Он, конечно, съел пару ложек, но что-то тревожно ему было. Бросил суп и пошел к деду. Дед просматривал газеты. - Дед, а дед, а пойдем в шахматы поиграем? – подергал его за рукав Вася. - Я занят, — коротко сказал дед. - Ага, для газет у тебя время есть, а для внука нет? Вот вырасту террористом – будешь знать, — пригрозил Вася. - Ты уже вырос террористом, — сурово сообщил дед. – А я с террористами дела не имею. Я их не уважаю! Лучше буду газеты читать, про то, как с ними борются. И снова уткнулся в газету. Вася забеспокоился. Что-то явно шло не так. Оставался папа. - Пап, а пап, — затянул Вася, прикидывая, о чем бы покапризничать. - Ты почему еще не собран? – спросил папа. – Мы ведь в кино собирались. Ты ж нас всю неделю с этим кино доставал. - А я не хочу в кино! – обрадовано выдал Вася. – Я лучше на каток хочу. Пойдем на каток! - Ну что ж, — сказал папа. – Бывает. Тогда мы все пойдем в кино, а ты будешь сидеть дома и думать о своем поведении.
- А что про него думать? – оторопел Вася. - Подумай о своих желаниях, — вмешалась мама. – Ты ведь сам не знаешь, чего хочешь! - Я знаю! – запротестовал Вася. Он очень не хотел оставаться дома, когда вся семья пойдет в кино. - Не знаешь! – отрезал дед. – Мужик сказал – мужик сделал! А у тебя семь пятниц на неделе. - Нет, не семь пятниц, — затянул было Вася по привычке, но его уже никто не слушал. Потому что все очень быстро оделись и ушли, а Вася остался. Сначала он походил по дому – было пусто. Попытался играть – было скучно. Начал было рисовать – вдохновения не было. Понаблюдал за золотой рыбкой, вяло плавающей в аквариуме – надоело. Тогда Вася решил обидеться и всех наказать. «Вот спрячусь от них, они придут, а меня нет! Тогда они все испугаются, забегают, будут рыдать, звать, руки заламывать. А я сразу не вылезу, пусть помучаются!». Эта мысль очень Васе понравилась, и он решил немедленно начать прятаться. Для этой цели больше всего подходила кладовка. Туда он и полез. В кладовке хранились разные нужные и ненужные вещи – банки с грибами и компотами, лыжи, старый ковер, пластмассовое ведерко и еще много чего. Вася нашел в уголке удобное место – там, где были сложены папины палатка и спальный мешок, пристроился на них, накрылся с головой старой маминой шалью и стал ждать. Ждал-ждал, да и не заметил, как заснул. Разбудили его голоса, только чужие. И звучали они очень близко, буквально под ухом. «Грабители!» – испугался Вася, стал дышать в два раза реже и заодно прислушиваться. - Итак, уважаемые коллеги, наше совещание позвольте считать открытым! – провозгласил старческий дребезжащий голос. – На повестке дня у нас один вопрос – что нам делать с мальчиком Васей Карасевым. «Ну ничего себе! — еще больше испугался Вася. – Они, что ли, меня знают? А может, они вообще террористы?». Хоть Васю и называли маленьким террористом, но больших он боялся и встречаться с ними не хотел. - Разрешите мне, — раздался хрустальный голосок, похожий на мамин. – Я, Золотая Рыбка, торжественно заявляю: я слагаю с себя всякую ответственность! Я не могу выполнять желания, которых я не понимаю! «Золотая Рыбка? — удивился Вася. – Ничего себе клички у них! Только при чем тут желания?». - Я совершенно с Вами согласна, коллега, — вступил в беседу еще один голос – низкий и басовитый, как у папы. – Мне скоро 300 лет, и стара я уже туда-сюда на побегушках мотаться. Я кинусь одно желание выполнять – а он уже про него забыл. Кинусь другое – а он уже третьего хочет. Я ему что, спортсмен, что ли? - Не волнуйтесь, уважаемая Щука, мы здесь и собрались, чтобы решить эту проблему, — успокоил ее старческий голос. – Не случайно обычному человеку достаточно одного Исполнителя, а к Васе приставлены целых три! С посменным графиком. Это – неправильно! И не будь я Гасан-Абдурахман-ибн-Хоттаб, если мы не найдем приемлемого решения! Вася уже немного перестал бояться, зато теперь сгорал от любопытства. Он чуть-чуть высунулся из-под платка – так, чтобы было видно. А картинка открылась сказочная! Старый ковер был расстелен, и на нем восседал по-турецки старичок с длинной бородой в богато расшитом золотом халате, в туфлях на босу ногу. Чем-то он неуловимо напоминал Васиного дедушку. Если бы не борода… Слева от старичка стояло пластмассовое ведерко, из которого высовывалась голова большой, даже огромной рыбины. Как она помещалась в маленьком ведерке – непонятно. «Это, наверное, Щука, — догадался Вася. – А где же Золотая Рыбка?». Тут рыбка вновь заговорила, и Вася чуть не вывалился из своего угла. Справа от старичка стояла банка с клубничным компотом, вот там-то, в сиропе, среди аппетитных ягодок и плавала Золотая Рыбка. А между прочим, должна бы плавать в аквариуме возле телевизора! Ну, дела!!! - Давайте поговорим про желания. Про то, как их правильно загадывать, чтоб исполнялись, — предложила Золотая Рыбка. – А то работать ну совершенно невозможно! Раньше все было понятно: поймал меня – я выполняю три желания, и до свидания, опять в сине море. Все порядок знали! А теперь? Посадят меня в аквариум и ничего вслух мне не говорят, а я должна и желания угадать, и выполнить точно. Причем все! - Ну, это же любой начинающий исполнитель должен уметь, — деликатно возразил старик Хоттабыч. - Да я разве против! – махнула плавником Золотая Рыбка. – Знаем, обучены! Только у Васи в голове такая каша, что он сам понять не может, чего хочет. А если он сам не понимает, то как же я пойму? Вот он хочет одновременно и телевизор смотреть, и на коньках кататься, и кошку дрессировать. Ну как я это все сразу выполню? - Да уж, каши хватает, — проворчала Щука. – Вот ведь меня просто просить. Мою сказку все знают. «По щучьему велению, по моему хотению, сделай мне то-то и то-то». Вот и все! Заклинание нехитрое. Ох, Емеля мастер был! Загадает чего-нибудь, сел на печь да и забыл об этом. Мне – простор для творчества, ему – отдохновение. Он выспаться не успел, а я уж все спроворила. А наш-то Вася что? Он ведь ходит и всех достает своими желаниями, хнычет, канючит, надоедает. Все сопротивляться начинают. А мне куда деваться? Я же только организатор! Вот и кручусь, как молоденькая. Надоело! Уйду на пенсию – будет знать. - Да, уважаемые, вы совершенно правы! Даже я, старый джинн, повидавший за тысячи лет немало, поражен и удивлен Васей. Полагаю, трудно ему будет в жизни, если он не научится правильно желать. Вот в моей сказке очень хорошо описано, как Волька загадывал желания, не подумав, а потом приходилось столько последствий расхлебывать! - А Вася что, разве эту сказку не читал? – поинтересовалась Золотая Рыбка. - Нет, конечно! – сердито сказал Хоттабыч. – Он учиться читать не хочет. До сих пор по складам читает. А моя сказка – хоть и интересная, да длинная, для серьезных читателей. - А еще он ждать не умеет, — подала голос Щука. – Все ведь понимают, что хоть и по щучьему велению, но мне-то тоже время дать надо! А ему всегда сей секунд – вынь да положь. Иначе капризничать начинает, злиться, ножкой топать. Так и хочется его во что-нибудь превратить! Вася у себя под шалью похолодел: ничего себе, а вдруг прямо сейчас превратят??? - Коллеги, коллеги! Пожалуйста, помягче! Давайте не забывать, что Вася все-таки еще молод! Возможно, он еще поймет, как он осложняет нам работу по исполнению его же желаний! – попросил Хоттабыч. - А можно я тогда желание загадаю? – попросила Золотая Рыбка. - Пожалуйста, о несравненная Рыбка! Я почту за счастье выполнить любое твое желание! – приложил руку к сердцу Старик Хоттабыч. - Я хочу, чтобы Вася сейчас меня услышал! Да, Вася! Если ты меня слышишь – пойми, что желания должны быть четкими и понятными! – сказала Золотая Рыбка. – Если в голове путаются, так ты их в тетрадке напиши! - Правильно, Рыбка! И пусть Вася запомнит, что от загадывания до воплощения должно пройти какое-то время! И в это время нельзя нас торопить, мы же не бездельничаем, а воплощаем! – подхватила Щука. - А если что-то не исполняется, значит, просто не время! – ввернул Старик Хоттабыч. – Ведь в мире всему отведено свое место и свое время! - И еще – нельзя менять свои желания каждую секунду, — подумав, добавила Рыбка. – Уж лучше хорошенько подумать. А когда точно решил, что ты хочешь, сказать какую-нибудь фразу, которая подтверждает, что желание окончательное! - Я предлагаю говорить «Да будет так!», — подхватила Щука. - Замечательно, о светочи мудрости! – похвалил Хоттабыч. – Вы очень четко и понятно изложили требования к желаниям. А я сейчас сделаю так, что Вася их услышит. И он вырвал из бороды волосок и забормотал заклинание. «Не надо! – хотел закричать Вася. – Я и так все услышал!». Но не закричал, постеснялся. - Ну что, поплыли на работу? – кряхтя спросила Щука. - Полетели! – весело отозвался Хоттабыч. И в следующий миг все исчезли. Вот они только что были – а вот уже и нету. Ковер опять стоял свернутым в рулон, в ведерке валялась только деревянная прищепка, а в банке с компотом было что, что и положено – компот. Вася еще минутку для верности полежал под маминой шалью, а потом вылез из кладовки. Сначала он побежал к аквариуму. Золотая рыбка была на месте, только повернулась к Васе хвостом. «Еще обижается, наверное, — подумал Вася. – Ну ничего, теперь-то я знаю, чего хочу. Я хочу научиться правильно желать. Да будет так!». И Вася пошел искать тетрадку. Желания записывать. И еще до прихода своих надо было точно решить, что он будет на ужин. А после ужина не забыть попросить дедушку потренировать его в чтении на время. Уж очень ему хотелось немедленно прочитать книжку про Старика Хоттабыча. «Всему свое время!», — строго сказал себе Вася, открывая тетрадку. Он уже знал, каким будет его первое осознанное желание.
Крамниця виконання бажань 
ПУТІВНИК
