Жила-была Принцесса Лада. Она была самая настоящая принцесса, королевских кровей. Кожа у нее была белая, кровь голубая, волосы длинные, кость тонкая, телосложение хрупкое, а ноги выросли, как у всех Потомственных Принцесс, прямо из ушей. Так и болтались! Родители ее были настоящими Королями, жили в шикарном замке и повелевали сотнями подданных, только потом в их маленьком государстве что-то случилось – не то война, не то революция, а может быть, селедка с хреном, но вот только подданные их разбежались, короны потерялись, власть захватила чернь, и из замка им пришлось выехать. От всех этих потрясений папа-Король отправился в самоизгнание, а мама-Королева не сдалась: поселилась в обычном жилище, но вела себя так, как будто это самый настоящий Королевский Замок. И дочь свою, Принцессу Ладу, так же воспитывала, по-королевски. Всем известно, что Принцессы получают самое строгое воспитание и широкое образование. Мама-Королева старалась, чтобы Принцесса Лада в избытке получила и то, и другое. Ведь принцесса должна и в шахматы играть, и на роялях, и крестиком вышивать… При этом Королева не уставала повторять: - Запомни, особы Королевских Кровей должны себя блюсти! Не вздумай с простолюдинами общаться – это не приличествует Принцессе. Да и грязные они… Еще она часто внушала: - Имей в виду: Неблагополучие – заразно. Простолюдины – неблагополучны по определению. Мы, монархи – из другого теста сделаны. Запомни: Королева должна и вести себя, и мыслить исключительно по-королевски! И не важно, если это кому-то не нравится. Им не понять! Эти слова запали юной принцессе в душу и поселились там. Однажды Принцесса Лада нарушила запрет и поиграла с простыми детьми, и тут же ее прекрасные каштановые волосы заразились от них Неблагополучием. Так она убедилась, что мама-Королева права, и больше уж из Замка без нужды не выходила. Разумеется, ей пришлось учиться с простолюдинами, но Принцесса выставляла Незримый Барьер (а все особы королевских кровей владеют этим искусством в совершенстве!), и к ней старались особо не приближаться. Стеснялись… Хотя между собой восхищались ее талантами и шикарными королевскими волосами. Хоть королевами всегда восхищаются, но это еще не значит, что можно панибратствовать… Народ это всегда от рождения чувствует! - Мама, а почему у меня так мало друзей? – наивно спрашивала Принцесса Лада, когда была еще совсем малышкой. - Но с кем же тебе дружить? – очень удивлялась Королева. – Здесь нет детей, равных тебе по происхождению. А чернь тебе не товарищи. Не переживай! Будь выше этого! Помни: твое место – на Королевском Троне! И когда-нибудь ты его займешь – по Праву Рождения! И тогда все кинутся выполнять твои приказания, а ты будешь повелевать! Принцесса Лада верила, и часто забиралась на спинку дивана, представляя себе, что она – на Королевском Троне. Там она сидела часами и смотрела в окно на то, как играют и веселятся другие дети. Лада им завидовала. Конечно, она могла бы нарушить запрет и пойти поиграть с ними, но у нее уже был печальный опыт, и она утешала себя мыслями: «Ничего-ничего… Вот я вырасту и стану Королевой… И воцарюсь на Троне… И тогда еще посмотрим, кому веселее будет! Тогда я сама стану решать, что мне делать, во что играть и с кем дружить!». А в назначенное судьбой время прискакал Принц на Белом Коне и предложил Принцессе Ладе руку и сердце. Она благосклонно приняла предложение, потому что Принц был молод, хорош собой и Принцессу полюбил искренне, такую, какая есть. И уехали они в свое Королевство, где стали строить свое маленькое государство. Вскоре появились у них наследники – сначала Принц Иван, потом Принцесса Дарья, а позже – и младший, любимый Принц Тимофей. Молодой Король Алекс все свое семейство очень любил, а еще он любил менять лошадей (каждый год менял!) и путешествовать по сопредельным государствам, ну и гульнуть с баронами иногда, как все высокородные особы. А Принцесса Лада занималась тем, что строила Семейный Очаг и растила наследников. Попутно она училась повелевать подданными и даже самой Вселенной. И у нее получалось! Однажды она решила, что их замок маловат, низковат, да и недостоин такой венценосной семьи. И повелела, чтобы появился новый Замок! И он появился. Как раз такой, какой она хотела. Теперь она жила в Самой Высокой Башне, откуда и обзор дивный открывался, и покои королевские попросторнее были, и главное – выше нее уж никого не было – только Небо! Казалось бы, жить-поживать, да добра наживать, но что-то Принцессе не нравилось, что-то беспокоило… Помните сказку про Принцессу на Горошине? Вот и у Принцессы Лады – словно горошина под бок закатилась и мешала ей наслаждаться своим королевским бытием. Мы помним: образование она получила великолепное и разностороннее, благодаря Матушке-Королеве. Поэтому размышлять на разные темы она любила и умела. И в процессе размышлений вдруг осознала, что есть некоторые вещи, которых она не понимает. Например: почему она боится простолюдинов? Они вроде ничего ей не делают, а она – боится! Или еще: почему она чувствует в себе силы неописуемые, а применить их не знает куда? А вот еще: почему когда она гуляет во дворе с наследными принцами, ей не хочется ни с кем разговаривать, да и к ней никто особо не тянется? И вот пока она задавалась этими вопросами, появился у них во дворе новый дворник – дядя Вася. Странный он был – вроде одинокий, а вроде ему так и нравится; вроде обычный простолюдин – а иногда такую мудрость выскажет, что рот разинешь, вроде ни к кому не лезет – а все ему улыбаются. Еще сказок много знал, а ведь взрослые тоже в душе детишки, сказки-то человек с детства любит, и всю жизнь в них верит.
И Принцесса наша тоже с дядей Васей разговаривать не гнушалась, уж очень занятный старичок был! Иногда вредный, иногда благодушный, иногда грустный, иногда хохочет не переставая, в общем – как все, да что-то было в нем такое, располагающее. Бывало, окружит его толпа, слушают его байки, кто смеется, кто в затылке чешет… Но Принцесса в общую тему включалась редко и ненадолго, предпочитала так, один на один. Не любила она столпотворение! Говорят, на монархов в толпе покушения бывают, опасно… Ну, к дворнику во дворе быстро привыкли: есть он – и хорошо, надо же кому-то убираться, осенью листья в кучу сметать, весной – сугробы разбрасывать, летом – мусор подметать. А тут наступила зима. Летом-то детишкам есть чем заняться, а зимой – холодно, да и снег везде. И придумал дядя Вася такую забаву: Ледяной Замок строить. Кинул клич, сам фундамент заложил, объяснил, как строить, да сказал, что до весны время есть. Пусть Ледяной Замок растет! Когда время придет, сам растает. А пока – творим, люди! Ой, как тут народ обрадовался! Как свободное время – все к Замку. Кто башенку пристроит, кто новую арку сообразит, кто в Резчики по Льду подался. Таланты раскрываются на глазах! И Замок Ледяной на глазах растет. А главное, что тут хоть дело коллективное, но можно по одному приходить, когда захочешь. Потому как проекта нет, чертежей тоже – твори себе на здоровье, самовыражайся! Дядя Вася иногда придет, языком в восхищении поцокает, кирпичик какой поправит – и дальше процесс сам собой движется. Вот уж Ледяной Замок до половины вырос, а народ все новые идеи придумывает. Весело во дворе! Жизнь кипит! Принцесса Лада из окна своей Самой Высокой Башни тоже наблюдала за строительством Ледяного Замка. Только понять не могла: то ли он ей нравится, то ли нет? Что-то там все бегают, суетятся. Но это же не настоящий замок? В общем, особого желания включиться в строительство у нее не было. Так и жили: Замок сам по себе, Лада сама по себе. Но стала она ощущать, что чем-то он ей не нравится. Ну, прямо как та горошина: мешает, и все тут! «Да ну, чушь какая, — сама себе внушала Лада. – Что мне там какой-то Ледяной Замок? Игрушка для малышни. Чем он мне может мешать? Мне до этого дела нет». Но это она себя так обманывала. И однажды решила подойти поближе и посмотреть: да что же там, в этом Замке? Чего он ей жить спокойно не дает? Смотрела она на него, смотрела, да вдруг так рассердилась, непонятно на что. Даже ногой топнула. - Да как они смеют строить Замки, когда я здесь Королева? – сердито воскликнула она. – Не хочу я чужих замков! И Принцесса Лада вдруг поняла, что ей хочется одного: чтобы Замка больше не было. Совсем. И тогда она приняла Единоличное Королевское Решение: «Разрушить!». Поскольку подданных и слуг рядом не было, взяла и сама разрушила, что успела. Башню крайнюю! Успокоилась немного и в свои Королевские Покои вернулась. А наутро выглянула в окно – там дядя Вася уже башню восстановил, последние штрихи наводит. Да что же это такое? Кто посмел??? Тааак. Ладно! Еще не вечер! Дождалась она вечера, оделась потеплее, спустилась и уничтожила Замок, как могла. Если б время было – вообще бы с лица земли стерла, да хлопотно это. А наутро – о Боже! Опять этот старикан успел все восстановить, непонятно как, и главное – зачем???? Величественно спустилась она к дяде Васе, как ни в чем не бывало. - Это ты, Ладушка, сделала? – спрашивает ее дядя Вася. - Да, — отвечает. - А зачем? - Потому что мне так захотелось, — говорит Принцесса Лада. - Ну дык, а о других-то ты подумала? – спрашивает дядя Вася. - Еще чего, о других думать, — хладнокровно отвечает Принцесса Лада. – Запомни: это Я так решила! - Его ж еще не достроили, у людей идеи, задумки, — пытался урезонить ее старый дворник. - Какое мне дело до их задумок? – вздернула брови Лада. – Не царское это дело – о чих-то задумках беспокоиться. У меня своих полно. - Ну и хорошо, — обрадовался дядя Вася. – Так ты их людям предложи, еще больше радости у них будет. - Ты что, старый пень? – топнула ножкой Лада. – Белены объелся? Щас я кинулась что-то предлагать! Не царское это дело. Это пусть мне предлагают, а я подумаю, нужно мне это или нет. - Нехорошо это, не по-товарищески, — огорчился дядя Вася. - Товарищи переживут, — парировала Лада. – Жили без Замка, и ничего. - А что ж они тебе такого плохого-то сделали? – недоуменно спросил дядя Вася. – Чего ж ты на всех так рассердилась? - Глупости! – отрезала Лада. – И вовсе без какой-либо задней мысли напакостить остальным, а легко и радостно и абсолютно счастлИво. Значит, оно было правильно и зачем-то нужно. - Ну, теперь ты счастлива? – внимательно глядя на нее, спросил дядя Вася. - Да! – твердо ответила Лада. – Потому что я такая. Я всегда хотела повелевать и сама решать, что им можно, а что нет. Только раньше себе не разрешала. И меня это мучило, как горошина под боком. А сейчас разрешила – и вот счастлива, знаешь ли. И горошина пропала. - Тебе нравится быть разрушительницей? – уточнил дядя Вася. - Да, представь себе, ОЧЕНЬ нравится, — спокойно сообщила Принцесса. – Я люблю быть в центре внимания. Как все короли. Королей ведь обычно по войнам запоминают, да? Чем больше разрушил – тем больше запомнили. - Все так, все так, — закивал дядя Вася. – Имеешь полное право. Именно так многие короли и поступали. Но ведь были и другие, которые строили, созидали. - Не хочу я строить, — нахмурила бровки Лада. – Я хочу так: подумала – и сразу РРААЗ! – и на вершине. Чтобы наслаждаться! Не царское это дело – прикажу, построят! - Но ведь многим-то сам процесс нравится! – заморгал дядя Вася. – Например, в связке идти. Или ступеньки прорубить. Или подъемник придумать. Что ж ты их мечты-то рушишь, а, Принцесса? Принцесса посмотрела на него безмятежным взглядом и лучезарно улыбнулась. - Потому что есть только Я. И мои Желания. Раньше я чужие желания выполняла, а теперь буду только свои. Я – Центр Мироздания, остальные меня ну ни граммочки не волнуют! А ты – злой. И вообще свирепый. И откуда ты знаешь – может, так и задумано, чтобы этот замок в середине строительства был разрушен. А? Что, съел? - Съел, съел, — закивал дядя Вася. – Ты совершенно права. А как же, Принцесса! Имеешь полное право. Хочешь – созидай, хочешь – разрушай. - Ну вот, слава Богу, понял, — удовлетворенно кивнула Принцесса. - Только ты уж прости меня, дурака старого, но у меня свои взгляды на жизнь, я ведь старенький, — извинился дядя Вася. – Так что я уж с твоего позволения, строить буду. Мне сам процесс нравится. Как и большинству простых людей. - Пожалуйста, — пожала плечами Принцесса Лада. - И вот скажи мне: если бы твоим наследным принцам грозила опасность, ты бы их защищала? - Но-но-но! Ты мне Принцев не трожь! Чего это ты? – грозно сказала Лада. - Так вот: мне этот Ледяной Замок как ребенок. А ты его на середине жизни уничтожить попыталась. Во цвете лет, так сказать! И я тоже свое дитя защищать должон. По праву рождения. Так? - Наверное, — неохотно согласилась Лада. - Так что давай договоримся: ты уж, как разрушать соберешься в следующий раз, хоть войну объявляй. Ультиматум там, или как у вас, королей, делается. Мы хоть подготовимся. Панихиду там отслужим по нереализованным планам… Или хоть погорюем, что недолго уж нам осталось, до королевского-то приговора нашей жизненной сказке… - Ничего я не обязана! – дернула плечом Принцесса Лада. – И все, что ты здесь несешь, враки и фигня. - А я такой, — заулыбался дядя Вася. – Сказочник я. Сказка ложь, да в ней намек. Не любо – не слушай, а врать не мешай. - До свиданья, — воспитанно сказала Принцесса Лада и двинулась к своей Самой Высокой Башне. - Ну-ну, счастливо, — отозвался дядя Вася. – А я тебя все равно люблю, потому что это у тебя пройдет. Это Маятник. Бедной Сироткой побыла, теперь в Карабасы-Барабасы подалась. Нормально! Все к центру придет, по закону Мирового Равновесия. Как спорить расхочется, приходи – новую сказку расскажу. И стал любоваться своим детищем – Ледяным Замком, там как раз Ракита новые узоры рисовать пришла. И другие уже подтягивались. И до конца зимы было еще далеко. И замок был – просто сказка!
В школе Юных Фей преподают самые разные предметы – ведь Волшебницы должны быть разносторонне развиты. Мало ли какие желания им придется выполнять! Вы думаете, уроки у Фей проходят так же, как и в обычной школе? А вот и нет! В школе Фей учиться гораздо интереснее, потому что Учителями у них бывают самые неожиданные Предметы и Явления. Сегодня Юным Феям предстояло познакомиться со Временем. Уже с раннего утра, во время умывания утренней росой, вознесения Благодарностей Миру и Аэро-Зарядки с отработкой фигур высшего пилотажа Феи взволнованно переговаривались: - Ой, Время подходит! Уже почти Время! Вот-вот наступит Время! Наконец, прозвенели Хрустальные Колокольчики, возвещая, что урок начинается, и Фея-Наставница торжественно провозгласила: - Время пришло! Оно действительно пришло. Девочки замерли в восхищении: Время выглядело большим, всеобъемлющим, очень внушительным – и в то же время подвижным и легким на подъем. - Ах! – восхищенно вздохнули сразу все ученицы. - Пришло время вам со мной познакомиться поближе, — предложило Время. – Рассаживайтесь вот здесь, на скамеечках, кому как удобно. И не торопитесь – у нас впереди Вечность! - Как – Вечность? – пискнула самая младшая Фейка. – Ведь на наш урок отведено совершенно определенное Время! - Это верно, — не стало спорить Время. – Но те, кто со мною дружен, всегда в меня укладываются. Так и говорится: «Уложились вовремя!». И мы с вами уложимся, обещаю! - А о чем вы нам будете рассказывать? – спросила нетерпеливая Фейка. - Ну, я полагаю, с обычными часами вы знакомы, циферблат знаете, во времени суток не путаетесь? – спросило Время. - Нет! Не путаемся! Знаем! – закричали ученицы. - Тогда, я полагаю, самое время задавать мне вопросы, а я буду на них отвечать, — предложило Время. – Не против? Ну, тогда в добрый час! - А правду говорят, что «время – деньги»? – задала вопрос самая бойкая Юная Фея, которая хотела выучиться на Фею Денежного Потока. - Это часть правды, — степенно ответило Время. – Чтобы заработать деньги, нужно время. То есть без меня не обойтись. А за деньги, в свою очередь, можно купить меня – например, если вы заплатите специалисту, который на вас потратит свое драгоценное время. - А вы правда «драгоценное»? – уточнила Фея Денежных Потоков. - Да, — подтвердило Время. – Если человек это понимает и ценит Время – он счастливый человек. А счастье – и есть главная Драгоценность. - А вот вы говорили про Вечность. А что такое Вечность? – снова высунулась Фейка. - Вечность – это поток Времени, который льется и льется, и нет ему конца, — объяснило Время. – Если вы это поймете и научитесь правильно меня использовать, вам всегда и на все будет хватать Времени. - А как? А как вас использовать? – загалдели маленькие Волшебницы. - Объясняю, — прервало шум Время. – Одна из моих задач — служить людям. Для этого придуманы часы, будильники, хронометры, куранты и прочие Хранители Времени. Люди смотрят на них и понимают, когда время вставать, когда обедать, а когда спать пора. - А если я еще спать не хочу? – задорно спросила Фея Денежных Потоков. - Я никого ничего не заставляю делать. Я только напоминаю, что время подходит! Тот, кто использует меня с толком, не нуждается в часах, он и так меня чувствует. Потому и говорится: «Счастливые часов не наблюдают». - А вот скажите, уважаемое Время, многие говорят, что им вас хронически не хватает. Вы что, не ко всем успеваете? – спросил кто-то из учениц. - Я-то везде успеваю, у меня ведь масса времени, не забывайте! – улыбнулось Время. – Но если человек говорит: «У меня совершенно нет времени», «мне ни на что не хватает времени» — это значит, что он просто растрачивает меня по пустякам. - Вы хотите сказать, что надо следить за своей речью? – серьезно спросила будущая Фея Мудрости, которая не просто слушала, а еще и конспектировать успевала.
- Разумеется! Это один из главных секретов Времени! – сообщило Время. – Если вы приучите себя думать и говорить: «Я всегда прихожу вовремя», «мне на все хватает времени», «я обязательно найду на это время», «все в моей жизни происходит своевременно» — так и будет! - Очень интересно! – прокомментировала Фея Мудрости и застрочила в своей тетрадке. - А есть еще какие-то секреты? – спросила Фея Любопытства – нужны на свете и такие Феи, а что вы думали? - Конечно. Сейчас я вам расскажу о Запасе Времени. Дело в том, что у каждого человека изначально есть Время в запасе. Но часто люди нерационально обращаются со мной, — продолжило свой рассказ Время. – Например, некоторые люди просто «прожигают время». Тратят меня на необязательное общение, на глупые развлечения, на просто ничего-не-делание. Тогда Запас Времени у них уменьшается. И они за свою жизнь не успевают сделать того, что хотели. А это, согласитесь, обидно! - Обидно! Конечно! Еще бы! — согласились Юные Феи. - Есть люди, которые «убивают время», занимаясь всякой ерундой. Ну, тут уж понятно: если меня постоянно убивать – я буду тащиться еле-еле, и жизнь станет скучной и безрадостной. А некоторые люди «тянут время». Так обычно делают, когда не хотят принимать решение, или боятся чего-то. Но я же не резиновое! И поэтому я деформируюсь. У таких людей все начинает происходить «не вовремя» или «не ко времени». - А если наоборот? Ну, если время торопят? – спросила Фея Денежных Потоков. - Вот вам нравится, когда вас торопят да подгоняют? – спросило Время. - Нет! А нас и не торопят! У нас тут по-другому! – запротестовали девчонки. - Разрешите, я отвечу, — подняла руку Фея Мудрости. – Если подгонять и торопить, то человек начинает спешить, путаться, ошибаться. А вы? - И я! – призналось Время. – Вселенная придумала одни и те же законы для всего Сущего. И я им подчиняюсь! Как ни торопи дерево, оно все равно будет расти, как ему положено. И новый дом не возникнет в одно мгновение – строительство требует Времени. А уж исполнение желаний… Вы же Феи, вы это, наверное, проходили? - Конечно! – уверенно сказала Фея Мудрости. – Я вот даже записала разные пословицы и поговорки: «Поспешай медленно», «тише едешь – дальше будешь», «поспешишь – людей насмешишь», «торопливость нужна только при ловле блох»… Феи дружно рассмеялись. И Время повеселилось вместе с ними, а потом объяснило: - Разумеется! Если торопиться, можно пропустить что-нибудь важное, и тогда результат тоже будет «тяп-ляп». Машина развалится, дом – перекосится, а желание окажется неполным или вовсе не тем. А вдруг Фея, что его исполняла, заявку толком не успела изучить, а ее уже торопят: «давай-давай», «скорей-скорей»? - Мы так не будем! – пообещала за всех Фея Денежного Потока. – Мы все поняли! И никогда не станем торопить Время! - А скажите, что надо делать, чтобы с вами подружиться? – спросила самая маленькая Фейка. - Надо меня уважать. Я люблю, когда меня планируют. Когда человек отводит время и на работу, и на отдых. Когда меня проводят с пользой и во благо. Когда про меня говорят приятные вещи: «счастливое время!», «в добрый час!», «радостные минуты». Тогда я правда становлюсь счастливым, добрым и радостным. - А вы расскажете нам, как вас планировать? – спросила дотошная Фея Мудрости. - Не сегодня. Всему свое Время! – загадочно улыбнулось Время. - Но почему? Почему? – дружно запищали Юные Феи. - Потому что Время вышло! – торжественно сказала Фея-Наставница, и в тот же миг зазвенели Хрустальные Колокольчики. – Урок окончен! Время действительно вышло с лужайки и тут же начало расширяться на весь Мир – у него было очень много работы, ведь оно – одно на всю Вселенную! Юные Феи провожали его взглядами и махали ему вслед. - Ах! Как хорошо мы провели Время! – мечтательно вздохнула младшая Фейка. - Мы провели Время с максимальной пользой, — добавила будущая Фея Мудрости. - А сейчас у нас есть некоторый Запас Времени, чтобы до обеда поплавать в Озере Вечной Юности, — сообщила Фея-Наставница. И девчонки тут же с визгом кинулись на озеро. Потому что для них наступило Самое Счастливое Времечко!
Дата: Понеділок, 29.08.2016, 09:44 | Сообщение # 33
Волшебница
Группа: V.I.P
Сообщений: 5981
Статус: офлайн
Рубрика: Детско-родительские отношения, Линия Жизни, Сомнения и Страхи
СКАЗКА ПРО ОПЫТНУЮ АГАШУ
Жила-была на свете Агаша. Родитель у Агаши был суровый, строгий, и часто ей внушал «Только дураки учатся на своих ошибках, умные учатся на ошибках других». Агаша девочкой послушной была, Родителю своему свято верила, вот и решила, что никогда в жизни не будет своих ошибок совершать: зачем, если чужого опыта вокруг полным-полно?
Она только и делала, что пряталась в уголке за печью и собирательством занималась. Только другие грибы и ягоды собирают, а она – чужой опыт. Все случаи жизненные она через Сито Разума просеивала и самые запоминающиеся в Корзинку Памяти складывала. Только почему-то добрые происшествия через это сито как-то легко проскальзывали, а которые пугали – застревали и задерживались, вот они-то в Корзинку Памяти и попадали.
Вот вскоре в голове у нее целое собрание печальных опытов собралось.
«Не подходи к печке, обожжешься»
«Не трогай утюг, уронишь»
«Не носись сломя голову, упадешь»
«Не клади в карман, потеряешь»
И Агаша не подходила, не трогала, не носилась, не клала и вообще из-за печи редко вылезала, Родитель такой беспроблемной дочерью премного доволен был.
Стала подрастать – там другой опыт пошел. Девчонки на вечерки ходят, хороводы затеивают, сарафаны себе новые шьют, а Агаша все их опыт собирает и обобщает:
«Не будь доверчивой – обманут»
«Не гуляй допоздна – ославят»
«Не перечь старшим – осудят»
«Не лезь со своим мнением – обидятся»
Агаша не гуляла, не перечила, не лезла и доверчивой уж никак не была. Сидела-пыхтела, наблюдения вела, коллекцию свою пополняла.
Тут время пришло, когда ее сверстницы влюбляться стали и замуж выходить одна за другой. Кто-то – удачно, кто-то – не очень, и вот это «не очень» Агаше душу тревожило: а вдруг и ей не повезет? Тем более что на эту тему столько негативного опыта женским полом накоплено!
«Не торопись – ошибешься»
«Не суйся – обожжешься»
«Не рискуй – оступишься»
Агаша не торопилась, не совалась и не рисковала – зачем же ей жизнь свою молодую губить, голову в петлю совать? Надо присмотреться, хорошенько все взвесить. А то можно такой опыт получить, что мало не покажется!
А у девчонок выросших уже свои детки пошли. Ну, тут у Агаши в Корзинку Памяти страхи просто градом посыпались. Дети, они же такие – везде лезут, суются, встряпываются и много волнений своим родителям доставляют. Да и поговорки про деток в народе ходят такие красноречивые:
«И от доброго отца родится бешена овца»
«Из одной печи, да неодинаковы калачи»
«Не выросло то яблочко, чтобы черви его не точили»
И сделала Агаша из своих наблюдений да из чужого опыта печальный вывод:
«Маленькие детки – маленькие бедки,
Большие детки – большие бедки».
Так Агаша и состарилась, ни разу не оступившись, ни в чем не ошибившись, а Корзинка Памяти у нее под самый верх чужим опытом наполнена – уже больше и складывать некуда.
И вот пришел тот час, когда Душа ее отлетать собралась. Вышла она из тела, поднялась над Землей, обозрела ее с горних высей, и вдруг увидела, как мир-то хорош, и сколько в нем всяких разностей одновременно происходит. И угол свой за печкой увидела, в котором, считай, всю жизнь просидела. И так ей обидно стало: ведь Мира-то она, почитай, и не видела! Смотрит – люди на Земле все как-то меж собою связаны, все друг другу помогают или мешают, пробуют, порою даже и ошибаются, а потом опытом обмениваются. А ведь она, когда пыталась мудростью из своей корзинки поделиться, всегда непонятой оставалась. Не брали люди ее мудрость, отказывались. И ее недолюбливали, побаивались даже, старались десятой стороной обойти… Почему так?
от Агаша перед Господом предстала.
- Ну, с каким багажом прибыла, душа моя? Что в этой жизни узнала, что поняла? – спрашивает Господь.
- Много что узнала, да мало что поняла, — Агаша говорит. – Вот, прими, Господи, от меня корзиночку с мудростью народной – всю жизнь собирала!
Глянул Господь в корзинку – и только головой покачал.
- Что ж у тебя в корзинке одни страхи собраны? Разве жизнь только из них состоит?
- Да и я не знаю, из чего она там состоит. Я, оказывается, толком и не жила-то. Только теперь, сверху, увидела, какой Мир большой…
- А чего ж при жизни не видела?
- Так мне когда было? Я за печкой сидела, опыт собирала!
- Опыта набираться надо, а не собирать его. Что-то, уж прости, не вижу, чтобы ты шибко опытной стала.
- «Только дураки учатся на своих ошибках, умные учатся на чужих» — так мой Родитель говаривал… — отбарабанила Агаша с детства заученную мудрость.
- А ты и поверила… Да если ошибок не совершать, как душе совершенствоваться? Получилось неладно – исправь, сделай лучше! А если каждый сиднем сидеть будет да чужой опыт изучать, так и вся жизнь в мире остановится.
- Так страшно было! – созналась Агаша. – Кругом столько негативного опыта! Туда пойдешь – одни ошибки, сюда – другие. Вот я и старалась поменьше высовываться, от страха-то…
- А чего боялась, если даже не попробовала? Откуда у тебя в корзинке столько страхов-то взялось?
- Так это не мой опыт, чужой! Я его всю жизнь собирала!
- Кому нужен чужой опыт? – Господь говорит. – Люди на Земле рождаются, чтобы свой опыт получить и общую копилку им пополнить. Каждый опыт – уникален, потому что через Призму Души пропущен. А когда только через Сито Разума – это не опыт, это знания. Только такие знания, опытом не подкрепленные, мертвым грузом на душе лежат и жить мешают.
- А я-то думала, что очень опытная! – опечалилась Агаша. – Всю жизнь ведь на свою коллекцию чужой мудрости положила! И что теперь мне со всем этим делать?
- Использовать для самосовершенствования, — советует Господь. – Из всего можно мудрость вынести, и из твоей жизни тоже. Вот посмотри на корзинку и скажи, чего сейчас хочется?
- Вернуться и жизнь заново прожить, — сказала Агаша. – Везде залезть, все попробовать, все руками пощупать, ногами исходить. Ничего не бояться, никого не слушать, свой собственный опыт получить. Стать по-настоящему опытной!
- Ну вот, а говоришь, жизнь зря прожила, — улыбнулся Господь. – Иногда, чтобы такие простые вещи понять, как раз целая жизнь и нужна! Опыт твой выстраданный, осмысленный, прочувствованный, а стало быть, навсегда в душе и останется. Иди с богом, воплощайся!
… И на земле родился ребенок, которому предстояло стать великим путешественником и исследователем, романтиком дальних странствий, который потом напишет много книг, чтобы поделиться с миром своим позитивным опытом.
Дата: Понеділок, 29.08.2016, 09:48 | Сообщение # 34
Волшебница
Группа: V.I.P
Сообщений: 5981
Статус: офлайн
Рубрика: Детско-родительские отношения, Искусство быть счастливым, Самопознание
ПЕРВАЯ В СВОЕМ РОДЕ
На холотропное дыхание я потащилась не из праздного любопытства, а с тем, чтобы разобраться со своими детско-родительскими отношениями.
Дело в том, что я – недолюбленный ребенок. Мама относилась ко мне крайне сурово, доброго слова я от нее не слышала, только попреки и недовольство, никогда я для нее хорошей не была. А отец меня вообще не замечал. Он выпить любил, и трезвым я его редко видела, а потом и вовсе умер. И теперь у меня никак не получается личную жизнь устроить. А всем известно, что если ребенок любви в детстве недополучил, во взрослой жизни с этим тоже сложности будут, потому что самооценка ниже плинтуса. Я столько психологических книг на эту тему перечитала – ужас просто! Сама уже могу консультации давать…
Ну так вот, отправилась я на холотроп. Насколько я знала, это такое особенное дыхание под музыку, которое вводит в особенное состояние, где можно получить ответы на все твои неразрешимые вопросы. А у меня с моей хронической недолюбленностью таких вопросов – воз и маленькая тележка, они-то и мешают мне жить счастливой и полноценной жизнью.
Все так и случилось, как я читала. Объяснили нам, что и как тут будет, разбили на пары (один дышит, другой помогает), включили музыку – и в добрый час. Улеглась я и стала старательно дышать. Сначала долго ничего не было. Пыхчу, как паровоз, аж живот заболел, слева и справа – такое же сопение, музыка грохочет, мне аж тошно стало. Думаю, и чего это я сюда приперлась? Так-то я и дома, на диване могу упражняться… Только пока я так думала, вдруг что-то изменилось, словно переключилось что-то в голове, и оказалась я в странном месте. Вроде как сон мне снится, только не совсем сон, потому что мозги работают и все наблюдают.
Вдруг передо мной возникает свет, а из него – женщина, немолодая уже, полноватая, в длинной юбке и белом чепце, приветливая такая, уютная, глаза добротой светятся.
- Здравствуй, детка, — говорит, — ждала я тебя! Добро пожаловать!
- Здравствуйте, а вы кто? – спрашиваю.
- А я – прародительница твоя, первая женщина твоего рода. Имя мое затерялось в веках, а ты зови меня Матушкой.
- Вы – первая женщина моего рода? Это как же? Это же, наверное, давно было?
- Очень давно, — смеется она. – Да ты не считай века, ты спрашивай. Чего тебе надобно?
- Разобраться мне надобно. Проблемы у меня.
- Какие же, деточка?
- Я – недолюбленный ребенок, папа не замечал, мама шпыняла. И теперь не могу отношения построить, семью создать. И о себе я мнения крайне невысокого. Это потому что мама мне внушила, что я серость и никчемность. Я и решила, что я – последняя в крайнем ряду, дальше некуда.
- А сколько тебе лет, деточка?
- Тридцать на той неделе было. Молодость, можно сказать, уже прошла, а я все еще не разобралась со своим недолюбленным детством…
- А что ты уже сделала для того, чтобы разобраться?
- Ой, я много чего сделала. Книжек умных перечитала невероятное количество, к психологу ходила, тренинги посещала, родителей простить неоднократно пыталась, в общем, не сидела сложа рук.
- Родителей, говоришь, простить хотела… А за что?
- Ну как за что? За то, что любви недодали. А должны были!
- Вон оно что… А с чего ты взяла, что они тебе что-то задолжали?
- С чего? Да это же всем известно! Вон сколько уже про это написано! Что если родители своих детей любят, они вырастают полноценными и самодостаточными, в себя верят, будущего не боятся, и все у них в жизни складывается.
- Если бы… — говорит Матушка, и усмехнулась так невесело. – Знала бы, как ты ошибаешься! Иной раз и у любящих родителей такие детки вырастают, что слезы одни… Не в том дело. Я вот тебя спросить хочу: ты себя до сих пор маленькой считаешь?
- Да нет, мне рано повзрослеть пришлось. Выучилась, работать пошла, и живу отдельно. Самостоятельная я.
- Стало быть, родители тебя на свет произвели, выкормили, вырастили, выучили, на крыло поставили, а все еще чего-то должны остались?
- Я ж говорю, любви не было. Не хвалили, не ласкали, не поддерживали морально. Я до сих пор из-за этого страдаю!
- Страдалица, значит… А что ты о страданиях-то знаешь, деточка? О голоде, о войнах, о нищете, о потерях безвозвратных? Небось, только в книжках читала?
- Какие войны? И причем тут нищета?
- Смотри сюда, покажу тебе кое-что… Видишь? – и она достала откуда-то из складок одежды небольшой предмет. Я присмотрелась – это была шкатулка. Не особо красивая, простая, деревянная, потемневшая от времени, с какой-то незатейливой резьбой на крышке.
- Скажешь, неказистая на вид? А вот так? – и она подняла крышку шкатулки, а там… Оттуда такой несказанный свет хлынул, что я аж зажмурилась.
- Нравится?
- Да, очень… — я смотрела как завороженная, теперь шкатулка казалась мне невероятно прекрасной.
- Это не простая шкатулка, в ней хранится любовь нашего рода, — пояснила Матушка. – Стоит ее открыть – и она весь мир осветит и согреет. Я эту шкатулку своей любовью наполнила и дочери передала, а она – дальше по роду. Это наше родовое сокровище, неотчуждаемое наследство по женской линии.
- Но я никакой шкатулки не получала! – говорю я. – Да если бы я такое увидела, разве бы я забыла? Видать, затерялось наследство где-то в поколениях.
- Не может оно затеряться. Говорю же, неотчуждаемое оно. Только вот ее все время любовью полировать надо, тогда и вид у шкатулочки будет совсем другой. Заиграет, засияет, засветится!
- А кто же ее полировать должен?
- Тот, кто владеет ею сейчас, сию минуту. Кому она по роду досталась. Стало быть, сейчас ты и должна.
- Я должна??? Да я не против… Только откуда мне ее взять, если я сама ее в наследство не получила?
- Такого быть не может. Каждая девочка рода, появившись на свет, получает такую шкатулку. Она незримая, но вполне реальная. Только бывает так, что закрыта она на семь замков, да и свет в ней поиссяк, и задача женщины – открыть ее и добавить любви, чтобы передать своей дочери снова сияющей и наполненной.
- Это что же выходит? Что я наследство получила, но ничего о нем не знаю? Потому что шкатулка закрыта, да? Но тогда скажите, почему моя мама ее не открыла, не показала мне Свет Любви? Вы же сами говорите – у кого шкатулка, тот и должен это сделать!
- Не у всех на это сил хватает, — тихо сказала Матушка. – Глянь сюда, покажу тебе, что женщинам нашего рода перенести пришлось…
Я глянула – и обомлела. Она словно занавес откинула, и передо мной стали проноситься разные картины, как в кино, и в каждом эпизоде присутствовала шкатулка. Чего там только не мелькало! Война, беженцы, бабка шкатулку в лохмотья прячет, ими оборачивает, а у самой руки обмороженные, распухшие… А вот лесоповал, на ветру, под снегом, женщины в ватниках пилят сосны, все замученные, едва шевелятся, и шкатулка валяется в ледяной каше, раздавленная чьим-то сапогом… Вот молодая женщина – муж ее бьет, колотит, поносит на чем свет стоит, потом она, вся в слезах, на шкатулку, кровью запятнанную, амбарный замок прилаживает, а ключ потом – в глубокий колодец, только булькнуло… А вот вижу шкатулку в руках у девочки, замок по-прежнему висит, только, видать, много лет прошло, потому что ржавый уже, старый… Девочка пытается его сковырнуть, посмотреть, что там, в шкатулке, да ничего не получается, только палец порезала да ноготь сорвала. Тогда она ее бросает в угол, где всякий хлам пылится, и лежит шкатулка, только крови на ней добавилось. Вот мама моя – вся зажатая, озабоченная, замороженная будто, и глаза невеселые. Папу я тоже увидела, как холодно ему и неуютно, и он к бутылке тянется, чтобы забыться… И еще много чего я видела в этом «кино» — только вспоминать не хочется, уж очень грустно все это…
- Матушка, страшно-то как! – вырвалось у меня.
- Сама видишь – иная женщина такую судьбу проживает, что ей свою любовь не раскрывать, а прятать приходится. Кажется ей, что если она свою любовь надежно укроет да на семь замков запрет, то так лучше будет. Не так больно… Не все ведь ее принять и оценить умеют, любовь-то…
- Выходит, мама моя тоже не смогла шкатулку открыть? Наверное, она тоже любви в жизни недополучила, потому и мне ничего не передала…
- Вот именно, — кивает Матушка. – И я спросить тебя хочу. Тебе вот тридцать уже, а ты все еще веришь в мамины слова о том, что ты «серость и никчемность» и «последняя в крайнем ряду»?
- Выходит, так. Поверила я в это. Да и кому же верить, как не маме?
- А что ты за это время сделала, чтобы другой стать?
- Да я всю жизнь старалась ей доказать, что я другая! – пожаловалась я. – И дома, и в учебе, и на работе вообще все делаю на «пять с плюсом». Я всю жизнь из кожи вон лезу, чтобы доказать свое право на существование! И получить причитающуюся мне любовь!
- А зачем? Если ты появилась в этом мире, то твое право на существование бесспорно. То, что ты не серость и никчемность, уже давно всем понятно. Ты уже всем все доказала! А любовь… Она в этой шкатулке, которая по праву рождения твоя. Осталось только открыть ее, и Свет Любви хлынет в твою жизнь, осветит ее, согреет, еще и другим достанется.
- А как это сделать? Как мне шкатулку открыть?
- Есть к ней ключ, называется он «сочувствие». Когда ты перестанешь предков своих осуждать, что любви тебе недодали, а от всей души посочувствуешь им, что они сами ею обделены были, вот тогда и откроется шкатулка, и разольется Свет Любви.
- Сочувствие, говорите… А мне кто посочувствует? Кто меня пожалеет?
- Знаешь, пока ты будешь ждать жалости да сочувствия, не открыть тебе шкатулку. Разве ты дитя малое, чтобы сироткой прикидываться? Взрослый человек, владелица родового наследства. Пора бы тебе самой Свет Любви в себе открыть.
- Но мама…
- Мама твоя такая, какая есть, так уж жизнь ее сложилась. А ты так и будешь до пенсии чудес ждать, пока она изменится? Так может, этого никогда и не случится. Смотри, так и жизнь мимо пройдет… Давай-ка, решай прямо сейчас – берешь шкатулку или нет? А то мне пора…
И она действительно начала таять, исчезать.
- Беру! – закричала я. – Беру наследство!
- Ты будешь первой, кто возродит Свет Любви в твоем роде. Я была первой – и ты будешь первой. Первой по-настоящему счастливой за долгие годы, девочка, запомни это! – донеслось до меня из сияющей дымки.
Я ощутила, что шкатулка непостижимым образом оказалась в моих руках. Я ее как наяву чувствовала – теплую, угловатую, тяжеленькую. И вдруг такая музыка заиграла чудесная, что я заплакала. Я испытала его, это самое сочувствие… Словно на себе ощутила все то, что пережили женщины моего рода. Такая тяжесть на меня навалилась, что я просто взвыла! Я рыдала, как никогда в жизни, и со слезами из меня вышли все обиды, все претензии, все горе от непонимания и не-любви…
А потом я «выплыла» из своего сна-не сна, выплыла и очутилась в зале, где и начинала дышать, а надо мной склонилось обеспокоенное лицо моей напарницы.
- Ну ты и ревела, — проговорила она. – Думала, все тут зальешь… А что с руками?
Я взглянула – руки были сложены так, будто я все еще держала в них шкатулку. И на ощупь – словно она все еще там была.
- Наследство получила, — сказала я. – Неотчуждаемое…
Вот так я подышала на холотропе… Прошло совсем немного времени, но я чувствую себя совершенно другой. Не знаю, как это получилось, но теперь я все время ощущаю присутствие той шкатулки, что Матушка мне отдала. И слова ее помню – «ты будешь первой женщиной рода, по-настоящему счастливой». И я в это верю. Ну и что, что я в детстве что-то там недополучила? Мама – это мама, а я – это я. И я хочу передать родовую шкатулку своей дочери (а она у меня обязательно будет!), да не пустую, а наполненную Светом Любви. А кто же ее наполнит, если не я?
Дата: Понеділок, 29.08.2016, 09:51 | Сообщение # 35
Волшебница
Группа: V.I.P
Сообщений: 5981
Статус: офлайн
Рубрика: Детско-родительские отношения, Простить и отпустить, Самопознание
УБИТЬ ВЕДЬМУ
Ведьма жила у болота, в темном лесу, в непролазной чаще, и никто не знал ее имени. Ее ненавидели, ее боялись, про нее рассказывали страшные сказки, ею пугали ребятишек – и на кой кому-то было знать ее имя? Да она бы и сама не сказала. Натравила бы своих верных слуг (говорили, что ее охраняют ядовитые пауки и огнедышащий дракон), а потом съела бы. Или в жертву принесла. Кто ее знает, что она там творит с пленниками?
Никому бы до нее и дела не было (говорят, она там поселилась с незапамятных времен!), если бы она не отравляла всю округу ядовитыми туманами, насылающими на людей страх и безумие. А еще время от времени она требовала жертву, и обезумевшие от страха люди покорно ее приносили. Время от времени случались герои, которые шли в темный лес, чтобы уничтожить адскую тварь со всеми ее приспешниками и сжечь ее проклятое логово. Но ни один герой назад не вернулся. Да оно и понятно: дракону, надо думать, тоже надо чем-нибудь питаться.
А деревня наша Болотное кем-то проклята, не иначе. Потому что каждый хоть раз да хлебнул ядовитого тумана (он часто по утрам над землей стелется, от него куры не несутся и даже трава жухнет). А если уж сам в туман попал – после этого люди волком воют, на стенку лезут, или водку ведрами хлещут, чтобы забыть, что там видели, в тумане-то. Есть и те, кто руки на себя наложил, не вынес ужаса, стало быть. Вот батюшка мой раз пять собирался: то петельку прилаживал, то в колодец бросался, то еще чего… Спасали, откачивали, а только толку-то? Все равно он от своих кошмаров пил все больше и больше, словно ведьма его тоже в жертвы назначила. А ведь какой мужик был – добрый, мастеровитый, да и к нам, детишкам, ласковый. Эх…
И меня туман не миновал. Одиннадцать мне было, когда я в него попала. Видать, сознание у меня помутилось, потому что ничего не помню. Оцепенение на меня какое-то нашло, словно заклятье наложили. Помню только, что страху натерпелась невыносимого. Но вроде вышла из тумана – ничего, живая, и умишко сохранился. Хотя даром мне это не прошло: вскоре почувствовала я тоску смертную, приставучую и неизбывную, и жить мне совершенно расхотелось. Меня родители и по лекарям, и по бабкам водили, что только со мной не делали – мне только и хотелось, чтобы в покое оставили и помереть спокойно дали. Но, видать, судьба и Бог меня хранили – не померла я, все же выкарабкалась я, хоть и не сразу. Ничего, стала жить, мужа своего встретила, дом хороший поставили, ребеночка родили. И тут мне проклятье аукнулось. Стала я замечать, что поселилась во мне ненависть. Все, что я любила, к чему стремилась, что от жизни в подарок получила, вдруг сделалось немило. На родичей смотрю – раздражаюсь, на мужа – тошнит, на сына своего Кирюшу – вообще сатанею. Вот он, туман-то ядовитый, видать, все же отравил меня! И жизнь мне всю отравил. Ни радости, ни счастья, а впереди – полный мрак.
А тут того хлеще: словно стал мне кто-то нашептывать, что должна я своего ребеночка в жертву принести. Отдать его, стало быть, ведьме на заклание. Я к мужу кинулась, помощи просить. А он не наш, не местный, он в наши сказки не верит. Только и сказал мне:
- Не выдумывай! Это ты сама такая злыдня, от природы, сама сынишку нашего гнобишь, и нечего на посторонних ведьм ответственность перекладывать. А только имей в виду: если что случится, я от тебя уйду, потому что мне жена нужна ласковая и любящая, а не такая… туманная.
Это уж последней каплей стало. Выскочила я на улицу и завопила: «Люди! Доколе же мы терпеть эту ведьму будем? Ведь мы все, почитай, родня, а ведь вымираем! Давайте думать, как нам жить, как от ведьмы избавиться, из этого туманного болота выбраться и начать жить по-человечески!».
Никто не ответил, все стояли, потупившись. Смотрю – глаза у одних пустые, отравленные, у других пьяные, осоловелые, и у всех покорные… Нет, от них помощи не дождешься.
- Кто мы супротив ведьмы? Мы слабые, а она сильна… Одолеет она нас, не помилует.
- Так-то хоть вполсилы, да живем. А свяжись с ней – и погубит враз. У нее ж пауки, драконы…
- Мы уж смирились…
- Видать, судьба такая…
А я как топну ногой да заору на всю деревню:
- Нет, не судьба! Что вы все руки опустили и головы повесили? Вы как хотите, а я пойду в темный лес и разберусь с этой старой ведьмой! Я свою кровиночку, сына своего единственного, ей не отдам! Все сделаю, а ведьму прогоню!
- Доченька, милая, — заплакала матушка. – Убьет она тебя… Скольких уж убила, и тебе не миновать. Сиди уж дома, авось еще обойдется. Мы живем, и ты проживешь.
- Хватит, насиделась, — говорю. – Я скоро сама в ведьму превращусь. Так, как вы живете, я жить не хочу и не буду. Так что простите и прощайте, пошла я. Попытка – не пытка, а хуже, чем есть, все равно не будет.
Оделась я потеплее, подпоясалась, взяла еды кое-какой, острый нож да осиновый кол, на мужа и сына напоследок глянула, и рванула к болоту, за которым Ведьмин Лес виднелся. Бегу и думаю: «Пока окончательно не свихнулась, надо ведьму найти и порешить. А если сама полягу – не жалко, все лучше, чем своими руками ребенка в жертву приносить». А сама ведь даже не знаю, как я с ней сражаться буду. Я ж не герой, не богатырь какой, боевым искусствам не обучена. С кухонным ножом и осиновым поленом на дракона – это ж просто дурой надо быть! Но пусть я и дура, все равно: все боятся и вымирают потихоньку, а я… я хотя бы попробовала.
Через болото я пролетела, ног не замочив. Я ж местная, за клюквой сюда каждый год хожу, все тропки знаю. А тут еще, видно, и Ангел-Хранитель мой подмогнул, не дал сбиться с пути. Вот уже и лес вырос – мрачный, страшный. Я в него влетела, даже не притормозила. Думаю, пока решимость есть, буду идти, а там как получится. Но я, как другие в нашей деревне, не смирюсь, нет. Зачем же мне Бог силы дал, уж явно не на растительное существование!
И вдруг… Ох, глазам своим не поверила! Идет мне навстречу женщина – и не ведьма, и не местная. Может, волшебница какая? Это потому что вся она светилась и переливалась, и глаза у нее были добрые и светлые.
- Здравствуй, милая! Далеко ли до деревни? – обратилась она ко мне.
- Недалеко. Прямо-прямо, потом через болото, а там и деревня. А вы не боитесь тут ходить? Места нехорошие, опасные…
- Я не боюсь, у меня защита хорошая, мне никто вреда причинить не может, — улыбнулась она. – А что ж ты делаешь в таких опасных местах, да одна, без защитников?
- Иду на ведьму войной! – говорю. – Нет нам от нее жизни, совсем замучила. Дело моего сына касается, а я за своего ребенка кому хочешь глотку перегрызу. Вот у меня и подручное оружие имеется…
- Понятно, — говорит она. – Давай-ка присядем. Вижу, сильная ты и решительная, только безрассудная немножко. С таким оружием много не навоюешь… Хочу тебе помочь. Примешь помощь?
Я аж обомлела. Надо же, помочь предлагает! Говорю ей:
- Спасибо, конечно. Только мне в жизни никто не помогал. У нас каждый сам за себя, да и то не справляется. Ненавижу я своих сородичей за лень и апатию, за то, что ничего делать не хотят. Бессильные они какие-то, туманом ядовитым опоенные…
- Так за что же их ненавидеть? – удивилась она. – Выходит, силенок у них маловато, так ты их не ругай, а пожалей, посочувствуй. За что ж человека корить, если он болен, если в беду попал?
Провела она перед моими глазами рукой – и словно пелена у меня спала. Увидела я своих сородичей другими глазами. Они ж и правда мало что несчастные, так еще и обессиленные страхами своими, болотом нашим, безнадегой. Сколько пришлых героев полегло – и не счесть, и с каждым надежды все меньше оставалось. Только я такая… безрассудная.
- Да. Правду говорите. Я на них от безысходности злилась. Вроде ж взрослые люди, должны были нас, ребятишек, защитить, а ничего не сделали. Но сил у них и правда мало, зря я на них ругалась. Отравленные они все, ползают, как мухи сонные. Но они не виноваты, просто им судьба такая…
- А ты, я вижу, сильная, — говорит она.
- Вроде так. По крайней мере, руки складывать не намерена. Сын у меня. Кирюшенька… Его велено в жертву принести. А я не хочу! Хлебнула я ядовитого тумана и стала злой. Теперь сама его со света сживаю. Это все ведьма проклятущая! Если ее не будет, то и злые чары рассеются. Научите меня, что делать, а?
- Хорошо, будь по-твоему. Дам я тебе три вещи, на выбор: веревку с мылом, меч-кладенец и платок расписной. Но взять можешь только одну. Что выберешь?
Разложила она передо мной меч, веревку и платок. Я смотрю на них в полном отупении и соображаю: при чем тут все, кроме меча? А веревка с мылом… это ж вообще! Мне на это смотреть-то страшно.
- Это брать не буду, — говорю. – Мне и так веревок этих с лихвой хватило, у меня батюшка был к этим делам дюже склонен, все пытался из жизни дезертировать, нас всех на произвол судьбы бросить.
- Туман? – спрашивает она, да так ласково, с участием.
- Он самый, — отвечаю. – Нахлебался батюшка этого тумана неоднократно. А куда деваться – жить-то надо, вот и шел и в поле, и в лес, и на болото… В наших краях тумана не минуешь, все через него проходят, да не все справляются.
- А батюшка твой все же справился, — подсказывает она. – Тебя вот родил, вырастил, силу тебе передал, чтобы ты еще поднакопила да на благо направила. А что малодушие проявлял – так тебя ж туманом тоже накрывало, знаешь, как это бывает.
- Ну да, — киваю я. – Что знаю, то знаю…
И так мне жаль батюшку стало, что я чуть не заплакала. Он, бедный, всю жизнь пахал, чтобы нас прокормить, на ноги поставить. А какие страхи и ужасы он внутри себя носил – то одному ему ведомо. Не мудрено, что жить ему порой не хотелось. Но вот живет же!
- Вернусь – поблагодарю, - говорю я решительно. – Если вернусь, конечно…
- Вернешься-вернешься, — смеется она. – Ты уж мне поверь, у меня глаз волшебный, наметанный.
- Так если вы волшебница, так может вы ее, ведьму-то… того? – вдруг осенило меня.
- Это не могу, — говорит она. – Обет я дала – зла не причинять. Иначе вся моя сила волшебная в песок уйдет. Да и не мое это дело – со злыми силами сражаться, они же у каждого свои. Я только помогаю, если вижу, что человек хороший и действовать готов.
- Ну да ладно, — говорю, — сама справлюсь. Только веревку и мыло вы сразу уберите, это выход для слабых. Остались меч и платок… В руки взять можно?
- Да бери, пробуй.
Попыталась я меч взять – мама моя! Тяжеленный такой, что я его кое-как двумя руками приподняла. Интересно, сколько пользы в бою от оружия, которое тяжелее хозяина? Я им не то что махнуть – пошевелить не смогу. Нет, не нужна мне в бою такая обуза. Остается платок, но это и вовсе не оружие.
- А может, еще что-нибудь есть? – с надеждой спрашиваю я.
- Нет. Только вот это.
- Значит, платок, — решительно говорю я. – Не знаю, на кой он мне в битве, но если что, так хоть умру красивой.
- А ты идешь умереть или победить? – спрашивает волшебница.
- Конечно, победить. Иначе какой смысл? Так-то помереть и в деревне можно, не трогаясь с места. За победой я! Только вот оружие подкачало…
- А ты ищи оружие не вовне, а внутри, — советует она. – Главное твое оружие – Чистые Помыслы, Здравый Ум и Доброе Сердце. Это три твоих верных помощника, они тебе всегда верную подсказку дадут. И платок выбрать – это ведь они тебе подсказали… Ты подумай: если обычное оружие до сих пор ведьмы не сразило, так может, оно на нее просто не действует?
- Да уж это точно! Там народу погибло – видимо-невидимо. Тоже ведь победить ведьму хотели, а что вышло?
- А ты учти их печальный опыт. Кто с мечом придет – от меча и погибнет. Кто ненавистью исходит – в ней же и захлебнется. Кто зло пошлет – зло и усилит. Так уже не раз случалось. Наверное, стоит хоть тебе пойти другим путем. Ты подумай!
- Я подумаю, — пообещала я. – Доверюсь сердцу и разуму. А помыслы у меня понятные – я сына спасти хочу. Может, хоть он без тумана поживет, на ясном солнышке…
- Молодец, умница. Правильно мыслишь! Так что иди смело, все у тебя хорошо будет. А я своей дорогой отправлюсь, меня в другом месте ждут-не дождутся.
- Спасибо, волшебница, — поклонилась я ей в пояс. – Чувствую я, уверенности во мне больше стало. И доброты. И здравого смысла тоже.
И отправились мы, каждая в свою сторону. Она – из леса, я – в лес. Но теперь мне было уже не страшно и не темно, словно часть ее сияния со мной осталась и дорогу мне освещала. А платок расписной, на плечи накинутый, согревал будто.
Дата: Понеділок, 29.08.2016, 09:52 | Сообщение # 36
Волшебница
Группа: V.I.P
Сообщений: 5981
Статус: офлайн
продолжение
… Обиталище ведьмы открылось неожиданно. Все как в сказках: изгородь из кольев с насаженными человеческими черепами, покосившаяся избушка, сова на трубе ухает уныло. Ворота не то что настежь открыты, а вообще прогнили и на одной петле висят. Зашла я внутрь и сразу в избу. А там…
Да, не врали люди – страшнее старух я не видела. Вся темная, морщинистая, словно временем изъеденная, худая и костлявая. А глаза горят мрачным огнем, и в них ненависть такая, что по спине холод. Кругом запустение, паутина, в них сухие пауки висят, мохнатые ноги свесили, а у печки полудохлый дракон едва ворочается.
- Ага, свежатинка явилась! – захохотала старуха. – Сейчас, милый, ужинать будем! Только вот сражусь, и сразу же.
Дракон оживился и приподнял голову.
«Мои помощники – Здравый Разум, Доброе Сердце и Чистые Помыслы», — вспомнила я. Страх советовал мне или напасть первой, или бежать без оглядки, но Здравый Разум подсказывал, что так уже сгинул безвестно не один герой, поэтому…
- А я не сражаться пришла, — нахально заявила я.
- А на кой тогда??? – удивилась старуха.
- Поговорить.
- Да ты сдурела, девка??? О чем нам с тобой разговаривать?
- О чем-о чем… О жизни!
- Да что ты можешь знать о жизни, глупое ты создание? Ты лучше о смерти думай. Скоро уже…
- Не буду я о смерти думать, — помотала головой я. – Молодая я еще, чтобы умирать. Это у вас тут все смертью пропитано, гнилью покрылось, того и гляди, рассыплется да растечется.
Как ни странно, чем дальше, тем больше я успокаивалась. Теперь я смогла получше разглядеть горницу. Похоже, тут триста лет не убирались, все грязью заросло. А на столе сиротливо стояла одна-единственная щербатая миска и алюминиевая кружка. Старость и одиночество… не приведи господь!
- Небогато живете, — заметила я. – Видать, у богатырей с собой сокровищ особых не было?
- Богатыри эти! – фыркнула она. – Да они мне на один мах, дракону на один зуб…
- А чего она нам пищи не дает? – жалобно спросил дракон. – Кушать хотца…
- Сейчас покушаем, — зловеще пообещала старуха. – Сейчас я ее напугаю как следует, и подкормимся. Ничё, все нас боятся, все ненавидят, и она такая же…
«Они питаются страхом и ненавистью. И герои-богатыри им эту еду исправно предоставляют!», — подсказал мне Разум. И тут же Сердце екнуло: «Господи, да как же они живут??? Не мудрено, что оба такие истощенные. Только на собственной злобе и держатся… Одни тут, всеми ненавидимые, незнамо уж сколько лет». В сердце что-то шевельнулось. Может, сочувствие? «Доброе слово и кошке приятно», — шепнуло Сердце.
- Бабушка, а хотите, я в горнице уберусь? – вдруг неожиданно для себя выпалила я. – Грязно у вас тут и воняет ужасно…
- Все. Смерть твоя пришла!!! – взвыла старуха.
- Нет! – я отпрыгнула и инстинктивно прикрылась платком.
Старуха замерла и заморгала.
- Что это? Откуда он у тебя? – слабым голосом спросила она.
- Платок-то? А это подарок! – осенило меня. – Вам несла, преподнести хотела! А вы сразу «сражаться, сражаться»…
- Это ж мой платок, — простонала ведьма.
- Ну да, теперь ваш, — согласилась я, протягивая ей платок. – Носите на здоровье, бабушка. Красивый платок и теплый…
- Это мой платок, — повторила она. – Из прошлого. Я его в молодости носила. Еще до того, как ведьмой стала.
- Так вы… вы… вы не всегда ведьмой были? – я была поражена до глубины души.
- Ведьмами не рождаются. Ведьмами становятся. Знала бы ты мою жизнь, — безнадежно махнула рукой она.
- А вы расскажите, — осторожно попросила я.
- Не захочешь слушать. Забоишься.
- Нет, не забоюсь! Рассказывайте!
Наверное, совсем ей тоскливо было в этой глухомани, в гордом одиночестве, потому что она помолчала и заговорила. Ох, что я от нее узнала! Нет, все я вам даже пересказывать не буду – правда страшно. Но вот самое главное, наверное, надо, с него ж все и началось…
…Жила-была молодая девушка, чистая и ясная, как родник. Полюбил ее добрый молодец, и от любви своей зачали они дитя. А родня ее была богатая, кичливая, и жениха ей прочила богатого и знатного. Добрый молодец был хоть и добрый, да бедный, и в планы их никак не входил. А тут такой позор для семьи – у юной невесты брюхо на нос лезет, порченый она теперь товар, замуж ее хорошо не пристроить, все мечтания порушила!!! Поэтому дитя у нее отобрали сразу после рождения и изничтожили невинного младенца прямо на ее глазах. Девица лишилась чувств и упала без памяти, а когда очнулась, чувства к ней так и не вернулись. Стала она бесчувственной, как бревно, все у нее внутри умерло и разум помутился. Только память живой осталась, да лучше бы не помнить… Выдали ее замуж за старого и нелюбимого, он ее и бил, и ругал всяко, все расшевелить хотел, да куда там! Молчала и мимо смотрела. Все своего милого ждала, когда он ее найдет и заберет. А потом узнала случайно, что пока она без памяти валялась, добра молодца в солдаты отдали да сразу на войне и убили. Ничего не осталось от ее любви – только память, не дали злые люди той любви расцвести и плоды принести. И тогда в ней словно запруда рухнула – ощутила она такую ненависть к тем, кто счастье ее порушил, что затопило ее с головой, и мысль была одна – чтобы им было так же плохо, как ей, чтобы зло содеянное к ним вернулось. Добыла она книги черные, выучила заклинания разные и сплела из них страшное проклятие. Наложила она проклятие это на всех, кто к делу был причастен, упала на колени и стала просить, чтобы проклятие это сбылось и всех поразило в сердце, в печень, в мозг и в душу. Такая сила была в ее словах, что услышаны они были Силами Тьмы, и получила она ответ: «Все сбудется по словам твоим, ведьма. Но тебе придется заплатить. Ценой станет вечная жизнь, вечное заточение и вечное одиночество».
- Триста лет назад это случилось, — закончила свой рассказ ведьма. – Три века в этом лесу живу, и нет у меня ничего, кроме моей ненависти, дракона по имени Гнев и пауков, которые в сети людишек заманивают. Ненавистью я питаюсь, а страхом запиваю. И слуги мои этим же живут.
- А туман – это что?
- Это слезы мои горючие, которые я так и не пролила, в себе копила. Стали они туманом ядовитым, в котором вся моя судьба клубится. Я с тех пор родню ненавижу, на детей смотреть не могу, а счастье семейное для меня острый нож в сердце. Не бывает его, счастья-то, не должно быть. Так я запомнила, так и живу.
Острый нож? А что, это идея… У каждого должен быть выбор, и у ведьмы тоже!
- Бабушка, а хотите, мы с вами в игру сыграем? – предложила я. – У меня три предмета есть. Не простые предметы – судьбоносные. Но выбрать вы можете только один.
Сказала – и быстренько выложила все свои «сокровища»: острый ножик, осиновый кол и расписной платок, что подарить хотела.
- Вот! Выбирайте. Нож, кол, платок. На что глаз упадет!
- Убивать меня шла? — усмехнулась старуха, зыркнув искоса.
- Ага, не буду скрывать, была такая мысль, — подтвердила я. – Но теперь что-то не хочется. Думаю, мы и по-хорошему можем все решить. Нет у меня к вам зла, понимаете?
- А что есть?
- Понимание есть. Страдали вы много, причем незаслуженно. Родичи вас, можно сказать, и предали, и продали: любимого у вас отобрали и кровиночку вашу, продолжение ваше уничтожили, за старого хрыча замуж выдали. Убили они любовь, причем даже дважды. Понимаю я, почему вы тогда умом повредились да душой очерствели и весь мир ненавидеть стали. Но только кому вы хуже всего сделали? Похоже, себе. Другие-то худо-бедно, да живут, свадьбы играют, детей рожают, праздники устраивают, дома строят. А вы – тут, одна-одинешенька, с драконом-гневом, в этом диком месте, в пустом доме, замужем за горем, да еще и бессмертная. Как тут не посочувствовать?
У меня аж слезы навернулись, до того мне жалко эту несчастную бабку стало. Да, это точно: ведьмами не рождаются, ведьмами становятся… Она на меня смотрела, как на ненормальную, а потом говорит:
- Хотела бы я, как ты, заплакать, да не плачется. Все мои слезы в душе заперты, разъели они душу-то, как кислота. Нет у меня больше души. Мертвая я давно, хоть и кажется, что живу.
- Бабушка, милая, я могу вам как-то помочь? Хоть что-то для вас сделать?
- Подкормить злобой да страхом, только в тебе нет этого. А так – ну что ты можешь?
- Я много что могу, — заверила я. – Помыть, постирать, приготовить… Накормить едой нормальной, человеческой – у меня в котомке есть. Да и просто – поговорить, послушать. В игры вот поиграть!
- Да что с тебя толку… Девчонка еще, только в игры тебе и играть. А из даров твоих выбирать мне долго не придется. Острый нож да осиновый кол мне без надобности, да и тебе тоже – меня этим не проймешь, ерунда это. Возьму платок. Он мне память вернул о том хорошем и светлом, что все-таки в жизни когда-то, да было. Накину на плечи, пусть будет…
- И правильно, — кивнула я. Сердце у меня сжалось почему-то, словно от грусти. – Хороший выбор, носите на здоровье…
- Если б ты меня убить могла… освободить… тогда да. Свободы я хочу, свободы! Улететь на небо легким облачком, пролить наконец слезы мои невыплаканные весенним дождем. Устала я в этом теле, оно мне как темница. Но это тебе не под силу. Не ты цену назначала, не тебе и долги закрывать.
- А я все-таки попробую, — упрямо сказала я. – Послушайте меня, бабушка. Вот вы столько лет ведьмой были, все вас боялись и ненавидели. Но это потому что и вы после вашей трагедии всех боялись и ненавидели. Получается, чем больше вы – тем больше вас, и наоборот. И я тоже вас боялась и ненавидела! Но кто-то же должен разорвать этот порочный круг? Так пусть это буду я, возьму на себя такую ответственность! Вы имели право, у вас особая ситуация. Но пожалуйста, пожалуйста, пусть мой малыш живет! Не забирайте его, а?
- Да на кой он мне? – отмахнулась старуха. – Вы сами готовы все, что угодно, в жертву принести, по своему невежеству да от страха. Не нужен мне твой детеныш.
- Да в том-то и дело, что я сама его убиваю своей не-любовью! Я вашего тумана надышалась и теперь тоже становлюсь злой и ненавидящей! – воскликнула я. – Снимите с меня заклятие, я вас очень прошу!
- Убей меня – тогда сниму, — попросила старуха. – Пожалуйста, убей, выпусти, очень надо! Ты что думаешь, туман – это просто так? Да это мой крик о помощи! Чтобы хоть кто-то помог мне снова вольной душой стать. Там, в тумане, я вам всю свою страшную жизнь показывала. Умоляла, можно сказать, о спасении! А все только пугались да шарахались… А богатыри эти – дураки! Явятся, мечами машут, праведным гневом пылают, а сами внутри боятся до одури… Ну, мы их сожрем в один присест, высосем всю их силушку – и до следующего героя. А тут ты явилась. И что теперь с тобой делать?
Ну и что я ей могла сказать? Я уже совсем запуталась и, честно говоря, испытывала к старухе вовсе не те чувства, которые поначалу были. Она мне почти родная стала, почему-то так… Ну как я могла ее убить? Да и никто не мог бы, хоть и по другим причинам.
- Знаете что? – вдруг встрепенулась я. – Мне тут сердце подсказывает, что вас вовсе не убивать надо, а душу вашу освободить. Так?
- Так, — закивала она.
- А это можно сделать и другими способами!
- Это какими же?
- Вот, например, про хорошую песню говорят, что «душа сначала развернулась, а потом свернулась». Давайте споем?
- Ты что, с дуба рухнула? Я за триста лет все песни позабыла, да и голос у меня того… не песенный.
- Тогда я вам сама спою! – я подскочила к старухе, накинула ей на плечи платок и закутала ее. – Вот так. Садитесь. Слушайте!
И я запела первое, что на ум пришло:
В этот темный неласковый вечер,
Когда синяя мгла вдоль дорог,
Ты накинь, дорогая, на плечи
Оренбургский пуховый платок…
Я старательно выводила мелодию, что-то даже расчувствовалась, глаза затуманились, заволокло их слезами, так что не видела, как там бабка реагирует – сворачивается у нее душа или что там еще… Но когда я закончила песню, утерла слезы и глянула – обомлела. Валялся на полу платок, а бабки в нем не было. Испарилась, растворилась, растаяла. Дракон и пауки рассыпались в прах. Да и избушка угрожающе затрещала, заваливаясь на бок. Я опрометью кинулась спасаться, прихватив платок, и едва успела. На месте избушки теперь лежала груда полуистлевших бревнышек вперемежку с печными кирпичами, только труба из кучи торчала печально, как памятник. А на верхушках суровых сосен маячило невнятное облачко. Из облачка упала капля, прямо мне на лицо, и покатилась, как слеза.
- Бабушка! Ты все-таки освободилась… — прошептала я. – Слава Богу! Слава, слава Богу!
Ведьмы больше не было. Я совершила свой героический подвиг, причем без единой капли крови. На душе было хорошо и светло, как будто там только что прошел дождик. Я повязала платок и зашагала назад, к деревне.
Вот и лес кончился, и болото миновала. Вхожу в деревню – а там полный ажиотаж: народ столбенеет, рты поразевали, смотрят, как на привидение. Дома уже, наверное, поминки наладили, у них разве ж может быть повод не выпить? Только меня это сейчас ни капельки не раздражало. Я ощущала себя большой и сильной, голова была спокойной и ясной, а в сердце было сострадание ко всем, кто погиб и ко всем, кто не смог, и кто жил, страдал и все равно выжил. Может, сострадание – это и есть любовь?
И когда от дома ко мне кинулся мой сынишка, и я раскинула руки ему навстречу.
- Мама, все говорили, что ты не вернешься, только я не верил! А другие говорили, что ты сама превратишься в ведьму, а я все равно не верил! Я знал, что ты меня никогда не бросишь! А ты ее убила, да? Эта тварь больше не будет напускать на нас туман?
- Нет, малыш. Я ее не убила. Кажется, я ее полюбила. (Да неужели я научилась любить???). Но ведьма больше никогда не сможет никому навредить. И никакая она не тварь. Она была просто очень старая, несчастная больная женщина с трудной судьбой. Она улетела навсегда. Я ее освободила.
И я от души обняла своего ребенка. Заклятия больше не было, я чувствовала к нему любовь и нежность. Похоже, вместе с ведьмой я освободила себя…
«Это так», — шепнул мне Разум. «Это так», — согласилось Сердце. «Это так», — засмеялась я.
Дата: Понеділок, 29.08.2016, 09:58 | Сообщение # 37
Волшебница
Группа: V.I.P
Сообщений: 5981
Статус: офлайн
Рубрика: Детско-родительские отношения, Семейные
ДОЧЕНЬКА
Она сейчас лежит в своей кроватке, спит – маленькая, беспомощная, трогательная такая. У нее сморщенное личико и плотно сомкнутые припухшие веки с редкими слипшимися ресничками. Иногда она вздрагивает во сне и причмокивает губами. Наверное, снится что-нибудь. Интересно, что она видит во сне? Что там происходит, в ее голове? Жаль, что она не может рассказать.
Одеяло сползло набок, высунулась наружу коленка – надо бы поправить, чтоб не замерзла. Но я не успеваю – завозилась, проснулась! Я спешу к ней. Она открывает глаза и пытается их сфокусировать на предмете, то есть на мне. Глаза такие прозрачные, голубые, отрешенные, словно она все еще не до конца в этом мире. Но вот собралась, зацепилась взглядом, увидела меня, заулыбалась беззубым ртом. Боже, какая нежность! Выпростала из-под одеяла руку, ухватила меня за палец. Говорить не может, зато улыба-а-а-ется! Узнала меня, узнала…
- Доброе утро, моя хорошая. Доброе утро.
Так, первым делом надо поменять памперс. Я откидываю одеяло и сноровисто совершаю все, что положено: подстелить клееночку, снять, выбросить, помыть, протереть, обработать детской присыпкой, надеть новый памперс.
- А вот вечером папочка наш вернется, в ванну тебя отнесет, купаться будем! – говорю ей. Она не понимает, но улыбается. – Давай расчешемся, что ли?
Снимаю с нее косынку, глажу по головенке, почти лысой, с редкими волосиками. Черепушка гладкая, теплая такая… Беру мягкую щеточку и осторожно расчесываю, хотя что тут чесать? Скорее, это массаж. Но ей нравится, она любит этот ритуал «расчесывания».
Затем я протираю ее лицо и ладошки влажной салфеткой. Салфетка пахнет ромашками, и она теперь тоже источает аромат летнего луга. Кожа у нее часто сохнет и шелушится, поэтому я покупаю «Джонсонз бэби» и делаю ей масляный массаж, утром и вечером. Кожа сразу радуется, расправляется и начинает блестеть.
- Вот, другое дело! – сообщаю я, закрывая бутылочку. – А сейчас кушать будем. Хочешь ведь кушать?
Она никак не реагирует, да я и не жду ответа. Иду на кухню, овсяная кашка уже сварена, я добавляю протертое яблоко, накладываю в чашку и несу ее в комнату.
- Давай повяжем слюнявчик, и я тебя покормлю, — предлагаю я.
Она вырывается, крутит головой, сердито гукает – не любит слюнявчик почему-то.
- Тихо! Не капризничай! Это для гигиены! – строго говорю я. – Есть такое слово – надо!
Она смиряется и дает повязать слюнявчик. Я беру ложку и начинаю ее кормить. Это мероприятие требует терпения: ест она медленно, набирает в рот – и надолго замирает, а иногда забывается и открывает рот, так и не сглотнув, и тогда кашка вытекает на слюнявчик. Я подбираю ее салфеткой, чтобы не размазывалась дальше. Сегодня у нее хороший аппетит, кашка съедена вся. А то, бывает, приходится уговаривать: «За маму, за папу, за серую собачку…».
- Молодец, умничка, — хвалю ее я. – А теперь – морсик. Ты же любишь морсик?
Я ловко сую ей в рот трубочку – специальная кружка с крышкой и трубочкой, очень удобно. Она сосет, жмурится от удовольствия. Морсик я варила сама, он клюквенный и очень вкусный. Я смотрю, как она увлеченно пьет, и мне хорошо. Умылись, поели, попили – все отлично, день начался. Сегодня она – редкий случай! – спокойно спала всю ночь, мне ни разу не пришлось вставать к ней. Подарок судьбы, можно сказать.
- Я займусь делами, а ты полежишь спокойно, ладно? – прошу я.
Часа два я совершаю привычные действия – загрузила белье в стирку, убралась немного, поставила вариться супчик для всего благородного семейства. Пару раз заглянула в комнату – лежит, пялится в потолок, пузыри пускает. Маленькая моя…
Телефон затренькал. Звонит моя сестрица.
- Ну, как там наше чудо?
- Чудесит, — отвечаю. – Поспала хорошо, покушала, что еще человеку для счастья надо?
- А я ей чепчик сшила, — говорит. – Хороший такой чепчик, фланелевый. С рюшечками. Чтобы голова не мерзла. Приеду, привезу.
- Давай, приезжай. Мы гостям всегда рады. Ну, пока.
Тут же еще звонок — муж мой Михаил, спрашивает, что из продуктов купить. Выдала инструкции, вернулась к делам.
Вдруг слышу – звуки какие-то. Кинулась к ней – лежит, плачет.
- Ну что, что такое случилось? – спрашиваю я. – Ну все, все, тихо, я тут, я с тобой. Давай вытрем слезки, все у нас хорошо. Я тебя люблю.
Она постепенно утихает, только всхлипывает тихонько.
- Давай я тебе книжку почитаю?
Достаю книжку, это стихи. Начинаю читать – негромко, с выражением. Лежит, притихла… Слушает, как будто все понимает. Хотя что она там может понимать? Пялится в потолок бессмысленным взором младенца. Наверное, ей просто надо, чтобы я была рядом, и чтобы слышать мой голос. Поэтому я читаю стихи.
Нас двое, я и она.
Когда-то, много-много лет назад, нас тоже было двое – я и она. Только это я лежала в кроватке, пускала пузыри, улыбалась беззубым ртом и хватала ее за палец. А она кормила меня кашкой, поила морсиком и читала книжки. Я этого не помню, но знаю, что так и было, мне рассказывали. Только вот памперсов, «Джонсонз бэби» и стиральных машин тогда не было, так что ей было труднее. Но она как-то справлялась. Справлюсь и я.
Она повернула голову, смотрит на меня, шевелит губами.
- Что такое? – я откладываю книжку и иду к ней. – Ты тут как, сухая?
Проверяю памперс – там все нормально, но она силится, тужится, по лицу пробегают волны, губы напряженно шевелятся. Наверное, когда-то я точно так же пыталась непослушными губами сложить свое первое слово. Она словно силится что-то сказать, хотя уже давно не разговаривает и ничего не понимает. Преклонный возраст, атеросклероз, мышечная атрофия, старческая деменция, впадение в детство. Маленькое сморщенное личико, неосмысленный взгляд… младенец.
Я наклоняюсь над ней.
- Что, моя дорогая, что?
И слышу едва различимый шепот:
- До-чень-ка…
Ну вот, а я «деменция», «деменция»… Теперь моя очередь плакать.
Дата: Понеділок, 29.08.2016, 10:38 | Сообщение # 38
Волшебница
Группа: V.I.P
Сообщений: 5981
Статус: офлайн
Рубрика: Мир глазами детей, Смерть / Потеря близких, Сомнения и Страхи
ДВЕРЬ
У двери в подвал на корточках сидел мальчик с рюкзачком за плечами. Лет семи на вид, худенький и трогательный. И у него были такие печальные плечики! Никогда не видела этого мальчика в нашем дворе.
- Что ты тут делаешь, дорогой? Ты чей? – спросила я его.
- Тетенька, я не умру? – спросил мальчик, поднимая на меня полные слез глаза.
- Ч…что? – я аж поперхнулась от неожиданности. – Ты что такое говоришь? Почему ты вдруг должен умереть? Тебе плохо? Ты болен? Тебя кто-то обидел?
Он молча смотрел на меня, и глаза у него были такие… мученические. Ну, знаете, когда там застыли боль и немой вопрос.
…А ведь и у меня совсем недавно были такие же глаза. Я вспомнила, я видела свои глаза в зеркале, и в них тоже застыли боль и немой вопрос. Тогда умер мой друг, умер не вовремя, нелепо, и я никак не могла смириться с этим. И до сих пор не могу, если честно…
- Где твои родители?
- На работе…
- А ты что тут делаешь?
- Иду домой. Из школы.
- Мимо подвала идешь?
- Не знаю. Я как-то незаметно сюда пришел. Там темно. Страшно, но как будто зовет. Манит.
- Кто манит?
- Темнота.
- Знаешь что? – решительно сказала я. – Давай-ка я тебя чаем напою и позвоню твоим родителям. Что-то не хочется мне тебя тут, под дверью, одного оставлять.
Дверь в подвал была приоткрыта, там и правда было темно, оттуда тянуло сыростью и затхлостью, как из склепа. Детям в таких местах точно делать нечего!
- Разве тебе мама не говорила, что к подвалам подходить не следует?
- Не знаю. Наверное, говорила. Я не помню.
- Надо запоминать, что тебе мама говорит. Особенно о правилах безопасности.
- Я много чего не помню. Это потому что я все время думаю.
- О чем же ты так думаешь, малыш?
- О том, что я умру.
О господи… Какой странный ребенок! В его годы – и о смерти думать, ну как так? Да я в семь лет вообще была уверена, что я бессмертна! И мама с папой – тоже. Кстати, его родители, наверное, волнуются – где там их отпрыск, с кем?
- Мобильник имеешь? – спросила я.
- Имею. Только он сдох, в смысле разрядился.
- «Сдох»… Ну и лексикон у тебя, — покачала головой я. – Ладно, идем уже. Давай руку.
Он покорно встал и взял меня за руку. У меня сердце защемило – такой доверчивый, его же кто угодно обидеть может, вот так взять и увести незнамо куда…
Дома я первым делом позвонила его маме на работу по телефону, который он мне назвал – там все время было занято.
- Ладно, — сказала я. – Попозже еще попробуем. Давай я тебя борщом накормлю, ага? А потом будем чай пить. С оладушками! Ты любишь оладушки? Да, и варенье есть! И зефир в шоколаде. Тебя как зовут?
- Тима… Тимофей.
Тимофей, значит. А моего друга звали Тимур. Но он не любил, когда его называли Тима, предпочитал полным именем. Только я называла его Тимыч, и ему нравилось…
Тима ел вяло – не ел, а так, ковырялся. Даже зефир в шоколаде его не особо вдохновил. Впечатление было, что он действительно все время о чем-то напряженно думает, даже когда разговаривает.
В процессе я продолжала расспросы и выяснила, что никто его не обидел и ничего у него не болит, просто шел-шел, и захотелось вот свернуть к нашему подвалу.
- Мне часто хочется непонятного, — сообщил он. – Мама говорит, я странный.
Странный… Ну да, я тоже бываю странная, и мне тоже хочется непонятного. Например, мне хочется разговаривать с Тимуром. Хотя бы во сне. Или пусть даже наяву – когда никто нас не слышит. А он мне упорно не снится, я вообще не ощущаю его присутствия, и от этого мне плохо. Как будто его нет нигде – ни на этом свете, ни на том… Да, странно.
- И чего непонятного тебе хочется? – поинтересовалась я.
- Ну… На кладбище гулять, например. А мама запрещает.
- Правильно запрещает! – горячо поддержала неведомую маму я. – Чего там гулять? Там – место покоя.
- Я знаю, там покойники похоронены, — печально кивнул Тима. – Иногда мне снится, что я тоже покойник.
- То есть как???
- Ну, как… Что я там живу, в гробу, под землей. Сплю там, кушаю, играю…
- Нельзя играть в гробу! Там темно и тесно, — я была уже близка к панике от рассуждений странного мальчика.
- А мне все равно снится, — вздохнул он. – Я же не нарочно такие сны смотрю…
Действительно, чего это я паникую? Ну, снится, ну, бывает. Я вот тоже не нарочно все время думаю о Тимуре, как он умирал в больнице (хотя я там не присутствовала, я вообще в это время далеко была), и на кладбище к нему я до сих пор чуть не каждый месяц езжу (можно сказать, люблю гулять на кладбище!), так что я должна бы отнестись к причудам мальчика Тимы с пониманием. Только вот возраст… В таком нежном возрасте потери должны бы переживаться по-другому и быстро забываться.
- В твоей семье кто-то недавно умер, Тимочка? – осторожно спросила я.
- Нет, все живы, — помотал головой он. – Наверное, я первый умру. Я так думаю.
- А я так не думаю! – объявила я. – Сначала человек должен прожить жизнь, состариться, много сделать и повидать, а потом уж и умирать можно. А уж хотеть умереть – это совсем неправильно, слышишь?
- Да я и не хочу вовсе! – удивился мальчик Тима. – Дел у меня что ли других нет? Оно само…
«Оно само…». Вот и у меня тоже – «оно само». Почти два года, а я все еще не могу его отпустить. Он был такой талантливый, он писал такую музыку! Он мог бы так много сделать для мира, а ушел недопустимо рано. Он умер от банального воспаления легких, врачи ничего не смогли сделать. Я до сих пор не могу смириться, не могу! И ведь понимаю, что ничего не вернуть, его уже нет в этом мире, дверь захлопнулась… Хотя – нет! Я не даю ей захлопнуться. Я все время думаю: «а как он там?», «а хорошо ли ему?», и все время пытаюсь заглянуть туда, на ту сторону. Увидела бы, что там у него все в порядке – успокоилась бы.
Я снова набрала номер Тимкиной мамы – на этот раз мне ответили, что она вышла. Я оставила свой номер, наскоро объяснила, в чем дело, и вернулась к своему нежданному гостю.
- Тимочка, мамы нет на месте, но она нам перезвонит. Подождем? Может, тебе телевизор включить? Или компьютер – в стрелялки поиграешь?
- Я не люблю стрелялки, — опечалился он. – И телевизор тоже. Там убивают. Не хочу.
О боже, до чего же с ним трудно! Все он как-то незаметно сводит к одной теме. Которая, кстати, и меня тревожит…
- А разве все умирают только когда состарятся? – вдруг спросил он. – Ведь молодые тоже умирают?
Ох, как больно-то… Прямо в нервный узел. В тот, где все еще живет Тимур. Но надо что-то отвечать ребенку, а врать я не люблю.
- К сожалению, умирают и молодые. От болезней, от несчастных случаев. Но это – неправильно!
- А как это – умереть? Куда мы потом попадаем? – оживился он. – Нет, я знаю, что тело кладут в гроб, а гроб – в могилку, а вот мы сами – куда?
- Как – куда? – в замешательстве уставилась на него я. Вопрос был хороший: действительно, а куда? Я как-то явственно представила себе, как тело опускается в землю, а душа устремляется куда-то ввысь. – А, вот! На небо. Мы попадаем на небо. В смысле, наша душа туда улетает. Ну, как воздушный шарик.
- Но тогда все небо должно быть в воздушных шариках, — впервые улыбнулся он. – Как будто праздник!
М-да… Устами младенца, как говорится… Некоторые народы действительно считают уход с земного плана новым рождением и пышно празднуют это событие, с песнями, плясками и прочими ритуалами. Впрочем, озвучивать эту мысль я не стала – сочла неуместной.
- Видишь ли, Тимочка, души вроде как невидимы. Кроме того, они же не вечно там болтаются, они потом воплощаются снова. Так считают индусы.
- Я слышал, — энергично покивал Тима. – Я тоже так думаю. Наверное, души улетают на небо, чтобы отдохнуть. А потом снова в людей вселяются. Как в дом! Там побыли – здесь побыли, интересно же!
- Что ж, вполне возможно, — согласилась я, дивясь продвинутости нынешней молодежи. Надо же, семь лет ребенку, и такие познания в области тонких материй!
- Я не хочу улетать, — пожаловался он. – Я еще здесь не нажился, и мама огорчится. А меня словно кто-то за ниточку дергает и зовет, зовет… Прямо тянет!
- Тим, ты что? – растерялась я. – Ну сам подумай, ты же не воздушный шарик, ты человек, ты здесь живешь, на земле! Ну кто тебя куда тянет?
- А вдруг меня вселилась душа, которую не отпустили? – задумчиво спросил он. – Ну, то есть не совсем отпустили? Время прошло, а они еще все еще плачут, переживают, просят, чтобы вернулся. Я уже заново родился, а для них я как бы мертвый…
- Тима, ну что ты такое говоришь??? – вытаращила глаза я. – Что значит – «мертвый»? Для кого – «для них»?
- Я думаю, для тех, кто меня любил, — тихо сказал он. – Ведь кого любят, неохота отпускать, правда?
Ох, мальчик мой… Правда, еще какая правда! Особенно если отпускать приходится неожиданно и не вовремя. Вот Тимур ушел, а я все еще дергаю и дергаю за ниточку, потому что мне его так не хватает! Прямо ужасно не хватает, и я никак не могу сказать себе это страшное слово «больше никогда»… Но, опять же, это все промелькнуло у меня в голове и осталось невысказанным. Еще не хватало – грузить бедного ребенка своими проблемами! И тут зазвонил спасительный телефон.
- Боже мой, Тимочка у вас? С ним все в порядке? Почему он у вас? – скороговоркой частил в трубке взволнованный женский голос, бьющийся, словно птица в клетке. – Что случилось? Что случи…
- Не беспокойтесь. У него просто разрядился телефон. Все в порядке. Я его покормила. Не беспокойтесь, с ним все хорошо, — монотонно бубнила я. Вскоре разговор стал более вразумительным, и мы договорились, что через часик мамашка его заберет, мне только надо вывести его на угол, к остановке.
- Я не могу оставить маму, — по-взрослому серьезно сказал он. – Я у нее один, она будет горевать. Я должен жить. Даже если оттуда дергают…
Я не психолог и не педагог, я не знаю, как разбираться в детских фантазиях. И насколько это фантазии – тоже не берусь судить. В своих бы разобраться… Но мне его было невыносимо жаль, и хотелось как-то помочь, только я не знала, как. И вдруг меня осенило вдохновение, и я предложила:
- Тимочка, а давай их попросим оставить тебя в покое? Ну, чтоб не дергали и дали тебе прожить эту жизнь радостно и со вкусом!
- Хочу со вкусом! – оживился мой странный ребенок. – А как?
- А очень просто! Сейчас мы пойдем в магазинчик на углу, там воздушные шарики продают. Мы будем отпускать их в небо. Но сначала ты скажешь: «Тело – земле, Душа – Богу, а ваша любовь ко мне всегда останется с вами. Простите, но я не могу вернуться, потому что уже живу в другом месте и в другое время. Но знайте, что я вас тоже люблю!». Запомнишь?
- Запомню, — пообещал он. – А когда пойдем?
- А вот сейчас и пойдем. Давай-ка одеваться…
Все получилось как надо. Мы купили по шарику, взяли в руки…
- А вы что ли тоже будете отпускать? – казалось, мальчик даже не очень удивился.
- Буду, — кивнула я. – Мне тоже есть кого отпустить, поверь.
Мы пробормотали ту формулу, которую я наспех придумала еще дома. Как ни странно, Тима ее действительно запомнил и проговорил с чувством, и я тоже. А потом наши шарики устремились в небо, и мы провожали их глазами.
- Здорово, — удовлетворенно сказал Тима. – Ничего не держит… Легко летят!
- Это потому что отпустили, — объяснила я. – Когда отпускаешь – знаешь, как легко бывает?
Тут к нам кинулась женщина, только что вышедшая из автобуса – оказалось, Тимкина мама, и мы долго и бестолково обменивались извинениями и благодарностями.
- Он вам не докучал всякими глупостями? – напряженно спросила она. – А то с ним бывает… время от времени…
- Ну нет! У вас очень умный мальчик. Мне было интересно с ним общаться, — искренне ответила я. – Приходите в гости, буду рада.
Проводив Тимофея с его беспокойной матушкой, я не сразу отправилась домой – решила прогуляться. И вдруг явственно услышала голос моего Тимура – так, как будто у меня в голове включился какой-то канал.
- Спасибо, — шепнул мне он.
- Тимыч, это ты? – остановилась я. – Тимур, ты где?
- Двери в подвал должны быть закрыты, — сказал он. – Прах – к праху, жизнь – к жизни.
- Тимыч, я тебя отпустила, — зачем-то сообщила я. – В виде воздушного шарика…
- Отпразднуй, — улыбнулся он. Вот честное слово, я слышала, как он улыбнулся!
И все. Канал выключился – как будто дверь между мирами захлопнулась, на этот раз – полагаю, навсегда.
Я снова пошла в магазин. Я купила яблок, мандаринов, кисть винограда, тортик и шампанское – как будто действительно собиралась на праздник. О боже, да почему «как будто» — я действительно туда собиралась!
Я пришла домой, накрыла стол парадной скатертью, живописно разложила все яства, включила Тимурову музыку, сняла с полки его фотографию и поставила напротив себя.
- До свидания, Тимыч! – сказала я. – Даст Бог – когда-нибудь свидимся. А сейчас – живи! Не препятствую… Прах к праху, жизнь к жизни. Тело – земле, душа – Богу, а моя любовь к тебе останется со мной.
Я ждала, что снова включится канал, хоть на секундочку, но ничего такого не произошло. Наверное, он мне сказал все, что хотел. А может, его душа сразу воплотилась в какого-нибудь малыша, и ему уже может быть около двух лет. Не хочу, чтобы мои стенания-страдания дергали его за ниточку… Не хочу, чтобы его преждевременно коснулось дыхание смерти только потому, что его все еще где-то оплакивают – там, далеко, в прошлой жизни. Да, двери должны быть закрыты.
- Ох, который час? – спохватилась я. – Так, время – 16.30, еще успеваю!
И я кинулась звонить в ЖЭУ – от имени жильцов требовать, чтобы немедленно явился мастер и закрыл на замок подвальную дверь, из которой пахнет сыростью и затхлостью, как из склепа. Нечего тут смущать неокрепшие умы! Да и окрепшие тоже…
А потом я не поленилась спуститься и проверить, как выполнена работа. Теперь все было в порядке, дверь была крепко-накрепко закрыта и больше никого не могла заманить в чернильную темноту. Я вернулась домой с чувством выполненного долга.
- А моя любовь навсегда останется со мной, — сказала я Тимычевой фотке. – И музыка тоже. Спасибо, что ты случился в моей жизни. Ну что, потанцуем?
И я стала танцевать под его музыку. Мне было легко, мне было хорошо – впервые за два года. Все, что я могла подарить Тимуру теперь – это снова стать счастливой. Чтобы он там, в неведомых далях, тоже был счастлив.
Дата: Понеділок, 29.08.2016, 10:44 | Сообщение # 39
Волшебница
Группа: V.I.P
Сообщений: 5981
Статус: офлайн
Рубрика: "Особенные" дети
УБИТЬ НАДЕЖДУ
Жил был один Мудрец, к которому многие приходили за советом. Мудрец жил отшельником, был скуп на слова, часто говорил загадками, но каждый все равно получал ответ на свой вопрос.
И вот однажды явилась к Мудрецу женщина. Она была собранна и сурова, и голова ее была опущена вниз, словно там, под ногами, было что-то, что ей хотелось бы растоптать.
- У меня родился ребенок, и он болен. Говорят, что болезнь врожденная, и что вылечить ее нельзя. Но я слышала, что твоя мудрость творит чудеса. Я очень на тебя надеюсь. А надежда, как известно, умирает последней. Скажи, что мне делать, чтобы мой малыш излечился?
- А на что ты готова для этого? – спросил Мудрец.
- На все! – пылко ответила женщина. – Я сделаю все, чтобы ребенок был здоров.
- Тогда для начала убей надежду, — посоветовал Мудрец.
- Что??? – вскричала женщина. – Ты советуешь мне перестать надеяться, опустить руки??? Да ни за что!
- Убей надежду, — настойчиво повторил Мудрец и прикрыл глаза.
Женщина шла от него, пылая праведным гневом. Она была очень обижена на Мудреца. Она возлагала на него такие надежды, а он их не оправдал, и сказал ей такое, что сразу настроило женщину против него.
- Убить надежду! – яростно бормотала она. – Это надо же такое посоветовать несчастной матери? Никакой он и не Мудрец, и мудрость его – липовая. Я буду надеяться, и мой мальчик обязательно выздоровеет!
И женщина отправилась к докторам. Доктора осмотрели его и сказали, что болезнь тяжелая, и лечить ее долго и трудно, но есть надежда.
- Значит, все-таки есть! – обрадовалась женщина и напряженно стала ожидать чуда.
После лечения ребенку стало лучше, но болезнь никуда не ушла – просто затаилась на время, а потом вспыхнула с новой силой.
- Ничего не можем сделать, — развели руками врачи. – Только поддерживать. А потом, всегда есть надежда, что вот-вот изобретут новейшее лекарство, и тогда…
Но женщина решила не ожидать новейшего лекарства, а понесла ребенка к бабкам, экстрасенсам и прочим целителям. Она надеялась, что уж или народная медицина, или сверхъестественные способности подействуют на болезнь. Но ни отливание воска, ни нашептывание на воду, ни пассы над телом ребенка не оправдали ее надежд.
Тогда женщина решила поехать в монастырь, где была чудотворная икона и помолиться перед ней о выздоровлении ребенка. Она и свечи ставила, и молебны заказывала, и молилась денно и нощно, но когда вернулась домой, никаких изменений не обнаружила – дитя все так же болело.
Больше обращаться было не к кому – похоже, ее надежда умерла.
- Мудрец! – вспомнила она. – Это он убил мою надежду. Надо пойти и высказать ему все, что я о нем думаю.
Она прибежала к Мудрецу поздним вечером, когда было уже темно, а на небе горели звезды. Но он не спал – сидел у порога и словно бы ждал ее.
- У меня больше нет надежды! – гневно крикнула она. – Это ты во всем виноват! Ты зародил во мне зерно сомнения! Зачем ты сказал мне тогда эти слова? Если бы я и дальше надеялась, то все бы изменилось…
- Ничего бы не изменилось, — покачал головой Мудрец. – В тебе было очень много Надежды, но совсем не было Веры. А значит, и результат был неоднозначный – так, 50 на 50.
- О чем ты говоришь? – устало спросила женщина. – Ведь надеяться на Чудо – это единственное, что мне оставалось.
- Нет. Был и другой выбор – ВЕРИТЬ в Чудо. Верить в то, что оно непременно случится. Верить в то, что Всевышний посылает тебе именно то, в чем ты нуждаешься для совершенствования души. Надежда – это зыбкие волны, Вера – это твердыня и опора. Надежда – это порхающие светлячки, Вера – это мощный маяк. То, на что мы надеемся – может произойти, а может и нет. То, во что мы верим, происходит всегда. Во что ты верила до сих пор, женщина?
- В то, что нам помогут, — тихо ответила она. – В то, что найдется какой-то человек, или лекарство, или еще какой-нибудь способ уничтожить болезнь.
- И это проявлялось в твоей жизни, — кивнул Мудрец. – Но ты не верила в конечный результат. Просто надеялась…
- Я не надеюсь больше, — сказала она. – Я исчерпала запасы своей надежды до дна.
- И теперь тебе остается два пути: или впасть в отчаяние и обозлиться на весь мир, или начать, наконец, ВЕРИТЬ. Во что ты хочешь верить сейчас? – спросил Мудрец.
- Я уже не знаю, — покачала головой женщина. – В голове моей полный сумбур и нет ни одной связной мысли.
- Посмотри на звезды, — предложил Мудрец. – Можно ли надеяться, что они были созданы для нас? Нет, нам не дано знать замысел Творца. Но в это можно верить! И тогда для тебя так и будет, и душа твоя наполнится светом звезд. Я вот – верю, что это так, и мне приятно думать, что звезды светят для меня.
- А говорили, что ты немногословный, — вдруг вспомнила женщина.
- Я разговариваю только с теми, кто способен меня услышать, — ответил Мудрец. – С теми, кто потерял Надежду, но готов обрести Веру. Так во что ты хочешь верить?
- В то, что Всевышний нам поможет, — чуть помедлив, сказала женщина. – В то, что я справлюсь – как бы не повернулась ситуация. В то, что мой малыш может быть частливым – даже если он никогда не поправится! Я верю в это, и никто не сможет отобрать у меня мою Веру! Я верю в себя, верю в моего мальчика, и верю, что все сложится наилучшим для нас образом!
- Я рад за тебя, женщина. И теперь я пойду отдыхать, а ты отправляйся домой – к своему ребенку. У вас все будет хорошо. Я в тебя верю.
И Мудрец скрылся в своей хижине.
А женщина пустилась в обратный путь, но теперь она смотрела не под ноги, а в небо – туда, где мерцали звезды.
- А еще я верю, что вы созданы для меня! – сказала она звездам и пошла дальше, чувствуя, как душа ее наполняется звездным светом.
Крамниця виконання бажань 
ПУТІВНИК
