Путник стоял и озадаченно рассматривал представшую перед ним контрольно-следовую полосу, ряд столбиков, уходящих влево и вправо, и колючую проволоку, натянутую между ними. Было очень похоже на границу, хотя никаких границ в этом месте вроде не предполагалось. Путник двинулся было вперед, но далеко не ушел. — Стой! Кто идет? – грозно окликнул его мужественный голос из-за ближайшего пышного куста сирени. — Свои, — осторожно отозвался Путник, приостановившись. — Свои дома сидят, — недовольно ответил тот же голос. — А я вот тоже свой, только путешествовать люблю, — миролюбиво отозвался Путник. – Да ты не беспокойся, друг, я же так, транзитом. Пройду быстренько – только вы меня и видали. А тут что, охраняемая территория, что ли? — Еще как охраняемая. Частная территория. Граница тут проходит, понимаешь? – проинформировал голос. — А какого государства? — Суверенного и автономного. Моего! — Ого! Круто. И армия имеется? – поинтересовался Путник. – Десант, пехота, артиллерия, погранцы? — Ограниченный контингент, — чуть помедлив, нехотя признался голос. — И какова численность? – продолжил расспросы Путник. — А ты, часом, не шпион? – подозрительно спросил голос. – Высматриваешь, вынюхиваешь… Не засланный ли ты к нам? — Да ты что, какой я шпион? Я путник, — засмеялся тот. – Меня , бывает, посылают, но чтобы засылать… Нет, не шпион я. Путник сделал шаг вперед, и тут же остановился, потому что голос завопил: — Стой! Стрелять буду! Путник оценил проявившиеся истерические нотки и послушно остановился. — Да чего же ты такой нервный? – удивился Путник. – Все, все, стою! Расслабься! — Ага, расслабишься тут, — пожаловался голос. – Только бдительность потеряешь, а она уже тут как тут. Как будто ждет. Лезет и лезет! — Кто она-то? – спросил Путник. — Да нарушительница же! – раздраженно воскликнул голос. – Слышь, у тебя закурить не найдется? — Найдется. Ты только вылезай из засады, посидим, покурим вместе. — А вдруг она в это время и полезет? – засомневался голос. — Не дрейфь, братан, нас теперь двое, отобьемся как-нибудь, — пообещал Путник. — Ну ладно, — через непродолжительное время решился незримый «братан». – Ты только сделай пару шагов назад, а то вдруг ты все же вражеский лазутчик? — Да не лазутчик я, — вновь отбоярился Путник. Но все же отошел. – Все, ты ж видишь, оружия нет, душа нараспашку, руки над головой – выходи, не бойся. Из-за куста вышел мужчина лет 30: вид настороженный, взгляд пристальный, в руках — рогатка. Одет он был в тренировочные штаны и камуфляжную майку, на голове – пижонская бейсболка с прикрепленными для маскировки ветками. — Ополченец, что ли? – окинул его взглядом Путник. – Или это в регулярных войсках послабление с формой вышло? — Да у нас тут по-домашнему, — уклончиво ответил странный пограничник. – Чего насчет закурить-то? Вскоре оба уже сидели и дымили, приглядываясь друг к другу. — Куда шел-то? – первым нарушил молчание страж границы. — Куда глаза глядят! Хожу вот, жизнь изучаю, — охотно откликнулся Путник. — А с какой целью? — С целью сбора и передачи знаний и обмена опытом. Люблю, понимаешь ли, делиться! — Делиться, значит, любишь… — задумчиво произнес пограничник. — Ну да. Можно сказать, в голове у меня большая энциклопедия полезных советов, — весело сказал Путник. — Советов, говоришь… — еще больше призадумался суровый воин. – И всем советуешь? — Всем, кто хочет слушать. Служивый, а ты мне вот что скажи: куда я забрел-то? А то вдруг ненароком сунусь не туда, а ты по мне шарахнешь со всей дури. У тебя вон оружие имеется, — и он кивнул на рогатку. — Оружие! – горько усмехнулся страж границы и бросил рогатку наземь. – Да супротив нее любое оружие – фикция одна. Она найдет, как достать. Все время умудряется сквозь кордоны просочиться. — Да кто она-то? – в очередной раз спросил заинтригованный Путник. – Что за напасть такая?
— То-то и напасть, — судорожно вздохнул камуфляжный. – Бывшая моя, вот что за напасть. В прошлом – жена, а теперь вот – захватчица и злостная нарушительница. — Что, по-плохому расстались? – сочувственно спросил Путник. — Да лучше бы по-плохому! – вскинулся пограничник. – Поругались бы, и каждый – в свою жизнь. А мы по-цивилизованному. Что называется, «остались друзьями». То есть я сам не понимаю, разошлись мы или нет. — Живете под одной крышей, никак? — Не, под разными. У меня уже другая семья. Но ей это по фигу, ее в моей жизни вроде как не меньше, а еще больше стало. — Это как так? — Ну, как? Постоянно границы нарушает, вот как! Лезет на мою территорию, — пожаловался незадачливый защитник суверенного государства. – Ни днем, ни ночью расслабиться не могу. Все время жду: вот сейчас телефон зазвонит. — Даааа… А ты ей правила свои обозначал? — Обозначал, конечно! – оживился воин. – Так она не учитывает! Она все слышит так, как ей надо, а делает, как считает нужным, остальное – побоку. И раньше было так же, когда еще вместе жили. В общем, после развода еще хуже достает. — Если достает, значит, хочет тебя видеть, — предположил Путник. — Да это-то ясно, — уныло махнул рукой страж границы. – Да только меня-то она не спрашивает, хочу ли я ее видеть? Мне бы отдохнуть от этих «дружеских отношений». А она звонит и звонит… — Любит, наверное? — Какое «любит»? – почти взвыл камуфляжный. – Разве так любят? Она ж меня, как волка, флажками обложила. — А ты так и норовишь махнуть через флажки, на волю… — Да вот вроде махнул уже. А воли не чувствую. Все время приходится бдить, чтобы границу не нарушала! От телефона уже шарахаюсь… — А зачем разговариваешь? — Так у нее пароль! – в отчаянии махнул рукой страж. — Какой такой пароль? — Пароль «дети», отзыв – «отец», — объяснил воин. – Она мне про детей звонит. Дети же с ней остались, ну она меня и давай подтягивать, вроде как «детям нужен отец». — А что, не нужен? – спросил Путник. – Или ты их не любишь? — Да люблю, люблю. И не отказываюсь. Только вот знаешь, честно тебе скажу: нутром чую, что они дл нее как повод. Ну, чтобы мне позвонить. Или написать. А меня прямо с души воротит. А что она меня за китайского болванчика держат? Ну, я и уклоняюсь, как могу. Детей, конечно, жаль. Но вырастут – поймут. Я им объясню. — Если они к тому времени захотят тебя слушать, — заметил Путник. — Да я понимаю, — увял пограничник. – Только все равно: ну не могу я! Достала она меня. Я ведь новую жизнь начал, другую семью завел, отношения строю, то-се. А она врывается, как к себе домой. Моя новая напрягается, чего мол, ей, какого рожна? А я что объяснять должен? Скажи, мне это надо? — Тебе виднее, — неопределенно отозвался Путник. — Тут случай был – вааще! В 6.30 телефон заверещал, прикинь? Глянул – она, блин! Ей по фигу, какие у меня дела, может, занят, может, сплю еще. Она только свои идеи признает. А на мои реалии ей плевать. — Какой-то ты чересчур нервный, братан, — усмехнулся Путник. – Для погранвойск – так просто белобилетник. Ты что ж, поэтому столбы поставил и колючей проволокой обложился? — Ну! А что еще делать, если только расслабишься, а она уже вторглась? И такая вся невинная, воздушная, глазками наивно так луп-луп… «Я же, мол, из лучших побуждений, не для себя, для детей!». А я получаюсь монстр и нерадивый отец. — А ты радивый? – задал наводящий вопрос Путник. – Помогаешь, участвуешь, воспитываешь? — Да какое там… — повесил голову воин. – Я же, получается, ее избегаю, так и их тоже. Вроде как дети заложниками оказались. — Когда военные действия разворачиваются, в заложниках всегда оказываются те, кто слабее, — в упор глянул на него Путник. – Ты ж мужик! Найди выход! — Мне бы отдохнуть. Подумать, осмотреться… — тоскливо сказал защитник границы, глядя в сторону. – В себя прийти. Если б она на меня не давила! Когда она давит и требует, мне все наперекор делать хочется. Назло! И чтобы граница на замке! — Ну, удачи тебе, — сказал Путник, поднимаясь с травы. – Держи свою рогатку. Похоже, ты с ней расстаться пока не готов. Отстреливайся! А мне пора. …Путник шел вдоль границы и высматривал женщину, которая обязательно должна была появиться. «Я ее дождусь и поговорю, — думал Путник. – Ведь кто-то должен первым прекратить эту глупую войнушку! Я ей объясню, что границы появляются, когда есть угроза вторжения. А когда все уважают суверенитет, границы ни к чему. И что надо просто отойти, исчезнуть. Тогда со временем и границы откроются, и международный туризм начнется». Он ей расскажет, и она поймет. Ведь кто-то же должен вести себя как взрослый! А у контрольно следовой полосы, под кустом сирени, сидел усталый пограничник, мрачно вертя в руках то грозную рогатку, то пока молчащий телефон. Думы его были невеселые. Путник заронил в его душу зерно сомнения, и ему было неуютно. Он думал о маленьких заложниках большой войны, в которой непонятно было, кто пострадавшая сторона. Граница все еще была на замке.
Кто ухаживал когда-то за тяжело больными близкими – поймет. Это когда в палате 6 человек, когда тяжелый запах и одна санитарка на все крыло, когда надо нести свое постельное белье, и дорогие лекарства, и памперсы, а сиделку нанять не на что, и спать приходится сидя на табуретке, потому что даже раскладушку не принесешь – в коридоре тоже лежат больные, и ты уже сам не понимаешь, на том ты свете или на этом. Лидочка как раз дошла до такого «потустороннего» состояния. Мама болела, фактически зависла между жизнью и смертью, и врачи ничего не обещали – смотрели мимо, отвечали неопределенно. - Что вы хотите? Возраст, — сказал лечащий врач. – Лет ей сколько? Правильно, много. А средняя продолжительность жизни в стране какая? Правильно, гораздо меньше. Ну и вот! «Так что, он хочет сказать, что мама еще и зажилась?», — подумала Лидочка, но вслух ничего не сказала. Она вообще терялась при встречах с должностными лицами. То есть практически постоянно. В своем «потустороннем» состоянии Лидочка научилась спать сидя. Ну, не то чтобы спать – отключаться на пару минут. Больше нельзя – вдруг маме что-нибудь понадобится? Хотя мама тоже почти все время спала… И вот в один из таких моментов Лидочке, наверное, приснился сон. Такой нереально реальный, что даже запахи почувствовались. Вот только что пахло больницей – а вот уже совсем другим – металлом, чемоданами, дальней дорогой… расставанием. «Аэропорт?» — подумала Лидочка, сосредоточенно озираясь вокруг. Похоже, это действительно был аэропорт. Лидочка находилась на балконе, среди множества других людей, а внизу тоже были люди, и терминалы, и выходы на летное поле. Сквозь стеклянную стену виднелись белоснежные лайнеры, похоже, новые, сияющие на солнце невыносимым светом. - Объявляется регистрация билетов и оформление багажа на рейс 84, — объявил динамик. – Отбывающих просим пройти к 3 терминалу. Лидочке сверху было хорошо видно, как внизу вскипело движение, часть людей потянулась 3 терминалу, где уже стояли сотрудники – тоже в белоснежной форме, приветливые и улыбчивые. «Наверное, непрактично во всем белом работать, пачкается быстро», — подумала Лидочка, которая ежедневно стирала свой белый халат, без него в палате находиться не положено. Тем временем люди у 3 терминала сдавали багаж, предъявляли билеты и проходили через воротца в накопитель. Странность какая-то в этом была… Лидочка не сразу сообразила, что многие пассажиры очень непривычно одеты. Глаз выхватывал то тут, то там людей в байковых халатах, в ночных рубашках, в майках и трико, и Лидочка с изумлением заметила даже несколько совершенно голых товарищей. Впрочем, никого из «нижних людей» это не смущало – как будто так и надо. И еще одна странность не сразу, но определилась: в воротца заходили каждый в своей одежде, а из них выходили в одинаковых белоснежных просторных балахонах. И багаж оставляли весь, подчистую – в руках у прошедших контроль не оставалось ни пакетов, ни сумочек, ни зонтов, даже билетов не было. «Антитеррористические мероприятия? — предположила Лидочка. – Чтобы ни бомбу, ни пилку для ногтей не пронесли? Что-то я о таком не слышала…». И тут Лидочка увидела… Нет, она сначала не поверила своим глазам. Но сомнений не было: там, внизу, в широкие раздвижные двери только что вошла мама. Точно – мама! В своем полосатом халате, который Лидочка только вчера выстирала и выгладила, в теплых носках и кожаных шлепанцах, в правой руке хозяйственная сумка, в которой Лидочка ежедневно носила в больницу куриный бульон, соки и яблочное пюре, а в левой… «Билет! – ахнула Лидочка. – Но как… Куда??? Она же больна!!!». Мама стояла и растерянно озиралась по сторонам. - Мама! Ма-ма! Я здесь! – изо всех сил завопила Лидочка, бросаясь к металлическому парапету. – Мама, посмотри наверх! - Куда вы, женщина? Это нельзя! – раздалось за спиной, и сильные руки оттащили ее назад. Лидочка обернулась и увидела охранника – в белоснежной форме, и эмблема с крылышками на шевронах и на фуражке. На кармашке было вышито: «Служба безопасности». Он был явно должностное лицо, поэтому Лидочка сразу опомнилась. - Извините, я не хотела. Там моя мама! – сбивчиво заговорила Лида. – Я просто ее позвала. Вот и все. Я ничего не нарушала… - Отбывающих не положено звать, — разъяснил охранник. – Им вообще мешать нельзя. Дело-то серьезное! - Ну да, я понимаю, — смешалась Лидочка. – Только мама не может здесь находиться! Она сейчас очень больна, понимаете? Я вообще не знаю, как она здесь очутилась… И потом – она за всю жизнь ни разу на самолете не летала! Да и лететь-то ей некуда! - А вы разве не провожающая? – теперь охранник выглядел несколько смущенным. - Да нет же! – с отчаянием сказала Лидочка. – Как же я могу ее провожать, если ей нельзя улетать? Ей лечиться надо! Мне надо туда, вниз, к ней! Где тут выход? - Выход тут один – назад, в город, — медленно сказал охранник. – Вниз вас не пропустят. Туда только с билетами… - Господи, ну что за порядки странные? А где тут касса? Я куплю билет! Лидочка говорила и неотрывно следила глазами за мамой. Та медленно двинулась по залу, рассматривая терминалы и то и дело заглядывая в билет. - Билет вам, скорее всего, не продадут, — сказал охранник. – У нас тут только по брони… Ваша очередь еще не скоро подойдет. Вы уж мне поверьте. - Но что же делать! – со слезами вскрикнула Лидочка. – Кричать нельзя, вниз нельзя, а что можно???
- Знаете что? – вдруг решил охранник. – Пойдемте со мной в Зал Ожидания. Если начальство разрешит – устрою вам встречу с мамой. И вы обо всем поговорите. Пойдет? - Пойдет! – обрадовалась Лидочка. – Спасибо вам! Вы очень добры! Зал Ожидания оказался тут же, неподалеку – он был просто отгорожен от остального пространства стеклом и оборудован удобными креслами. - Располагайтесь, ждите. Я должен получить пропуск для вашей мамы, — сказал охранник и удалился. Лидочка села и стала ждать. Она немного успокоилась и стала рассматривать окружающее пространство. - Тоже не успели попрощаться? – спросил ее высокий старик, сидящий неподалеку. - Да нет, я вообще не собиралась прощаться, — охотно откликнулась Лидочка. – Это какая-то ошибка! - Тут ошибок не бывает, — вздохнул старик. – Если билет куплен, то надо лететь… - Да ерунда, билет всегда можно сдать, — отмахнулась Лидочка. – Просто все это как-то неожиданно… - Тут вы правы, это – всегда неожиданно, — покивал старик. – Вроде готовишься, готовишься, а вот приходит пора расставаться – и все равно не готов. А вы кого провожаете? - Да не провожаю я! Маму тут, внизу, увидела. Но меня к ней не пустили. Сказали ждать. - А, понятно. А я вот – жену. Ну, мне бы только попрощаться – и все. Пускай летит. Раз решилась… - А куда она у вас летит? - Как куда? Здесь все в одном направлении летят – на Тот Свет. Других маршрутов нет. - Куда? – оторопела Лидочка. - На Тот Свет, — терпеливо повторил старик. – Оставляют накопленный багаж… Сдают билет, он же все равно – в один конец… Переодеваются чистое… И в полет! - А… Ох… Да… Что вы такое говорите??? – с ужасом выдавила Лидочка. - А вы разве не знали? – спокойно удивился старик. – Хотя – да, вы еще молоденькая, откуда вам. Первый раз, наверное, близких провожаете? - Да не провожаю я! – вскричала Лидочка. – Мама жива! Жива! И никуда не собирается лететь! А если и собирается, я ее никуда не отпущу! - Эгоистично, — заметил старик. – А маму-то вы спросили, хочет она остаться или хочет улететь? Лидочка набрала побольше воздуха, но так и выдохнула его, не преобразовав в слова. Маму она не спрашивала. И не знала, что там она хочет или не хочет. А врать Лидочка не умела и не любила. Поэтому и сникла, растерянно глядя на старика. - Ну-ну, не расстраивайтесь, - сочувственно сказал дед. – И простите меня, дурня старого, если что не так. Я вас понимаю. Я-то к своей старухе вот-вот следом прилечу, а вам-то с мамой еще нескоро встреча предстоит. Так что понимаю ваши переживания. - Какая встреча? – слабым голосом простонала Лидочка. – Мама вовсе не собиралась умирать, ну правда! Вы ведь это имели в виду? - Это, — подтвердил старик. – Только вот что я вам скажу: сознательно собираются умирать – только самоубийцы и святые. А все остальные – думают, что хотят жить, а на самом деле, в глубине души, бог весть, что они там собираются. - Мама не самоубийца и не святая, — ответила Лида. – Она просто – мама. Мы знаете как с ней ругались? Она меня всю жизнь гнобила: то похудей, то причешись, то приведи себя в порядок. Я на нее обижалась, злилась. Ругались. Но теперь у нас все изменилось. Мама наконец-то поняла, что была неправа. Она раскаялась, в церковь ходила, причащалась, исповедовалась… Да у нас жизнь только-только началась! - Между прочим, когда человек расплачивается со всеми земными долгами, его уже мало что держит на земле, — заметил старик. – Ваша мамочка, похоже, завершила незавершенное, ну и вот… - Так. Давайте мы пока про маму не будем, — решительно сказала Лидочка. – Вот встретимся – и тогда все выяснится. А пока переменим тему, ладно? - И то верно, — согласился старик. - А вот ваша жена, она тоже не собиралась… ну, улетать? - Нет. Не собиралась. Ходила, скрипела, меня понемногу пилила. Все неожиданно произошло. Меня и дома-то не было. Так что попрощаться не успел. Только это и гложет. А так – что ж, раз билет приобрела, значит, так надо. Пора, стало быть. «Безбилетных пассажиров экстренного рейса вне расписания просим пройти к кассе. Повторяю…», — раздалось из динамиков. - А эти как же? Которые без билета? – тут же спросила Лидочка. - Это которые совсем неожиданно. В катастрофах, например. Ну, ничего, выдадут им билеты. Поторопились маленько, а так тут все предусмотрено. Даже если вне расписания. - А когда дети умирают, это как, тоже предусмотрено? – гневно спросила Лида. - Предусмотрено. Дети, не дети, а если надо вернуться – значит, летят. Вы, моя хорошая, пока еще не знаете, что здесь мы все гости. А Дом наш – там. Оттуда приходим, туда и возвращаемся. С годами поймете. Откуда ни возьмись неслышно возник охранник. - Вам разрешена встреча. Пройдемте. - Извините, спасибо, до свидания, — вскакивая, торопливо попрощалась со стариком Лидочка. – Ой, мамочки… Боюсь! … Мама ее ждала. Улыбалась. Выглядела она очень неплохо – помолодевшей, посвежевшей, как будто и не было болезни, и даже глаза блестели по-молодому. - Мама, мамочка, ну что ты, ну куда ты? – бестолково говорила Лида, обхватив маму руками и вцепившись к ней, как обезьяний детеныш. - Лида, Лидуня, ну чего ты, ну ладно тебе, — приговаривала мама, гладя ее, как маленькую, по голове. - Мама, как ты здесь оказалась? - Лидуня, да какая разница? Ну, оказалась и оказалась… Ты не переживай. - Ну как не переживай? Мам, тебе лежать надо… - Уже не надо, — весело сказала мама и слегка отстранила ее от себя. – Лид, мне так хорошо сейчас стало! Как будто лет 30 сбросила! - Мама, ты правда хочешь… улететь? - Правда, — сказала мама. – Устала я здесь, Лидунь. Отдохнуть хочу. - Мамочка, да мы тебя отправим отдыхать куда хочешь. Ну хочешь в Пицунду? Или в Алушту? Ты скажи, мам… - Не хочу. Хочу домой… На самолете. - Мама, это нечестно, — жалобно сказала Лида. – Ну у нас же только что все наладилось! - Вот видишь… Наладилось, и слава богу! Теперь ты сможешь с этим жить долго и счастливо. - Я не хочу жить без тебя! – воскликнула Лидочка. - Тебе пора взрослеть, — мягко сказала мама. – Пора стать самостоятельной… - Мама, ты не имеешь права меня вот так бросать! – требовательно сказала Лидочка. – Ты должна быть здесь, с нами! - Знаешь, почему я заболела? – вдруг спросила мама. – Честно говоря, чтобы просто отдохнуть. Мне так надоели все эти «не имеешь права», «должна»… Только в болезни от всего этого и спрячешься. Устала я. Вы уж сами как-нибудь. А я хочу покоя. - Мама, мамочка, ты мне нужна! – заплакала Лидочка. – Я без тебя пропаду. Не уходи! - Если я останусь, ты никогда не вырастешь, — возразила мама. – Так и будешь ждать команды. Я поняла, что сделала много ошибок. Я все время стремилась руководить тобой, контролировать твою жизнь, уберечь тебя от неправильных шагов. Это из лучших побуждений! Но теперь я поняла, что этой заботой только навредила тебе. Ты теперь без моего руководства чувствуешь себя неуверенно. Хотя уже сама мамой стала… - Мама, что мне сделать, чтобы ты осталась? – в отчаянии спросила Лида. – Ты не думай, я уже взрослею! Я каждый день взрослею! И ты мне нужна вовсе не для того, чтобы руководить!!! Ты мне просто так нужна! Потому что я тебя люблю!!! - Свидание окончено. Прощайтесь, — раздался голос охранника. - Нееееет!!!! – отчаянно закричала Лидуня и рванулась к маме. … Грохот табуретки разбудил всю палату. Лида сидела на полу и ошарашено вертела головой, потирая ушибленную коленку. - Лидочка! Лида! Доченька! Что с тобой? – встревоженно спрашивала мама, приподняв голову с подушки. - Сон. Мама, мне сон плохой приснился. - Нагнись, я тебе в лоб подую, и все пройдет. Лида нагнулась над мамой и послушно дала подуть себе на лоб. Сразу стало легче. Мама притянула к себе Лидочку и прижалась щекой. - Я тебя тоже люблю, — шепнула мама. И Лидочка заплакала, потому что ей стало жалко маму, и себя, и всех, кто провожает своих близких в этом сияющем аэропорту, и не хочет их отпустить, потому что без них жизнь станет намного сложней, и всегда останется что-то недосказанное, недоделанное, недопонятое… Когда мама снова уснула, Лидочка вышла в коридор, прижалась лбом к холодному больничному окну. За окном поздняя осень все никак не могла стать зимой, и голые черные ветки деревьев торчали немым укором, как будто это Лидочка была виновата, что снега все нет и нет… - Я никогда не буду больше давить на маму, — решила для себя Лидочка. – Если ей так хочется уйти – она имеет право. Даже если мне будет больно… Но мечтать, чтобы она осталась – мне ведь никто не запретит, да? А вдруг она захочет сдать билет и еще немного побыть с нами… Было бы здорово! Я просто буду давать ей любовь. Много любви! И почаще улыбаться – как те люди в аэропорту. Если она будет чувствовать себя счастливой здесь, то зачем ей Туда??? И Лидочка решительно пошла назад, в палату, ставшую для нее Залом Ожидания – дарить маме много-много любви, без всяких условий, а просто так, ни за что. Потому что любовь – это единственное, что держит человека на Земле…
Императрица ступала стремительно и четко, словно вбивала каждый шаг в ковровую дорожку. Осанка величественная, плечи развернуты, подбородок слегка вздернут, взгляд строго перед собой. Но тем не менее боковым зрением она успевала зорко подмечать все. Подданные склонялись в почтительных поклонах, опускали лица, но она видела их взгляды. Подобострастные… льстивые… тревожные… бегающие… разные. Случались даже ненавидящие. Она едва заметно усмехнулась уголками губ. Ну-ну… Ненавидят – стало быть, боятся. Боятся – значит уважают. Длинная дорожка дворцовой залы окончилась, тяжелые резные двери кабинета захлопнулись, она прошла к письменному столу, грузно уселась. Ей тут же услужливо пододвинули письменный прибор, секретарь раскрыл папку с бумагами. - Вы свободны, — махнула рукой она. – Советник… Советник выступил вперед, дождался, когда секретарь скроется в боковой двери. - Ну что там у нас в государстве? – спросила Императрица. – Все ли ладно? - Держим руку на пульсе, — осторожно доложил Советник. – Закручиваем гайки. Беспорядков не допускаем, бунты пресекаются на корню. - Опять бунты? – тут же среагировала Императрица. – Значит, есть предпосылки? - Так как не быть, если гайки до предела закручены, — с затаенной тоской в голосе сказал Советник. – Напряжение, оно же выхода требует. - Выхода… — задумчиво постучала по столу веером Императрица. – Ты скажи мне, с чего бы народу так напрягаться? Фейерверк мы им устраивали? Устраивали. Трубадуров приглашали? Приглашали. Морс и пирожные на площади раздавали? Раздавали. Какого им еще рожна? - По свободе тоскуют, — едва слышно доложил Советник. - По какой такой свободе? – сдвинула брови Императрица. – Ты что это??? - Ну так вы же сами спросили, — испуганно вытянулся Советник. – Не велите казнить, матушка-кормилица… - Ну то-то, — удовлетворенно кивнула Императрица. – Докладывай дальше. - Вам приятно или правду? – обреченно вздохнул Советник. - Правду давай, — подумав, кисло разрешила Императрица. – А то все кругом только и делают, что врут… - Так как не врать, если вы чуть что – уж и палача кличете, — упрекнул Советник. – Давеча вот троих казнили. - И правильно сделала, — притопнула каблучком Императрица. – Чтоб неповадно было! А то ишь что удумали – без высочайшего соизволения решения принимать. Если каждый самовольничать начнет – какое же это государство будет? - Ну, соседи демократические живут вон, и ничего, — сказал Советник. – Собрания устраивают, с народом советуются. Форумы там… Выборы. Анкетирование! - Чтооооо??? – стала привставать Императрица. – Демократии захотелось??? Народовластия??? Беспредела??? Да я тебя на рудниках сгною, подлец! - Не вели казнить! – Советник рухнул на колени, как подкошенный. – Господи, оборони! - Господь не поможет, пока ты к нему еще не отправился, а в своем государстве я хозяйка, — сообщила Императрица, с удовольствием обозревая согбенную фигуру. – Ладно, вставай уже. Рассказывай дальше. - Что рассказывать? – уточнил Советник, отряхивая колени. - Про то, зачем народу свобода, — холодно напомнила Императрица. – И почему ему под моей неустанной заботой спокойно не живется. - Только вы уж пообещайте, что казнить не будете. И на рудники тоже, — безнадежно попросил Советник. - Ладно. Обещаю, — милостиво кивнула Императрица. – Выслушаю, говори. - Мы уж который год гайки закручиваем, — начал Советник. – Все ведь регламентировали! Когда вставать, чем питаться, что делать, с кем дружить, о чем думать. - Врешь, мерзавец. Послабления есть, — вставила Императрица. – Зрелища. Удовольствия. - Так вы ж зрелища допускаете, только какие вам нравятся. А удовольствий лишаете за всякие провинности. А провинностей за неделю у каждого целый воз набирается, — возразил Советник. - Ну так нечего мои законы нарушать! – раздраженно бросила Императрица. – Сами виноваты. - Вот в том-то и дело, что у нас все всегда в чем-нибудь виноваты. А вина, она ж как мешок на спине – тяжело, и к земле пригибает. С ней сильно не разбежишься. - И хорошо, что не разбежишься. А то вон давеча опять перебежчика упустили, из дворцовой челяди причем. Это какой же пример нации? Если даже приближенные к демократам бегут! - Выбирают свободу, — неопределенно хмыкнул Советник. - Ты мне это брось, про свободу! – опять посуровела Императрица. – Ненавижу это слово! От него все беды. Где свобода – там брожение. Где брожение – там беспорядок. Где беспорядок – там развал. Я не позволю государственное устройство на самотек пустить! - Воля ваша, матушка-кормилица, — смиренно признал Советник. - Моя, моя, а то чья же, — немного успокоилась Императрица. – День и ночь пекусь об этих глупых подданных, чтобы им жилось сытно и безопасно, а они… Неблагодарные! - Им, конечно, сытно. Но безрадостно, — вновь завел свою песню Советник. – Им, может, по травке побегать хочется, в речке искупаться. А по регламенту положено Законы изучать. И никуда не деться!
- Так у них же по регламенту и прогулки есть? – наморщила лоб Императрица. – Я точно помню! - А если им в это время гулять не хочется? Дождь, например! Или живот болит? – предположил Советник. - Вот мне, может быть, сейчас на курорт хочется! – гневно воскликнула Императрица. – Или в баню! Но я же не нарушаю регламент – сижу вот и тебя, дурака, слушаю. Порядок – это важно!!! Иначе все посыплется, и до военных действий докатиться можно! - До войны мы и так уже докатились, — тяжко вздохнул Советник. – Забугория ноту протеста прислала. - Забугория? А этим-то чего надо? – искренне удивилась Императрица. – Вроде ж у нас с ними мир был? - Вот именно, был! А помните, как на прошлой неделе вы их военного атташе при всех отчитали за то, что он свечи в покоях сутками жег и канделябр серебряный саблей поцарапал? - При ком это «при всех»? – возмутилась Императрица. - Принц наследный присутствовал, я был, посланники, слуги опять же… - Ну так это ж все свои! Что такого-то? - Это нам теперь Забугории придется объяснять, — пожал плечами Советник. – Очень уж их военный атташе разобиделся. Сразу карету приказал подать – и только его и видели. Вместе с верительными грамотами. - М-да, нехорошо получилось, — задумалась Императрица. – Атташе этот, конечно, дикарь невоспитанный, но с Забугорией нам ссориться не след. От них пользы больше, чем вреда. Ты подумай, как отношения урегулировать, и потом доложишь мне. Письменные извинения им, что ли, принести. Дары послать. Ну, сам сообразишь. - Слушаюсь, ваше величество, — с облегчением ответил Советник. – Война, оно конечно… Не надо нам военных действий. - Ладно. Устала я. Что у нас там дальше по регламенту? - Общение с наследником, — сверился с расписанием Советник. - Благодарю вас. Императрица поднялась из кресла, оправила складки платья перед большим венецианским зеркалом, натянула на лицо маску заботливого внимания и степенно двинулась из кабинета к покоям Принца. Наследник нарушал регламент. Вместо того, чтобы прилежно делать уроки, он забавлялся с оловянными солдатиками. И одет был не по регламенту: жабо сбилось набок, чулки сползли, камзол валяется в углу. Увидев матушку, он замер и втянул голову в плечи. - Встань немедленно! – возвысила голос Императрица. – Это что же такое! Каждый день одно и то же! Ты наследный принц! А ведешь себя, как распоследний простолюдин! Ты позоришь династию! Вскочивший Принц переминался с ноги на ногу и прятал глаза. Матушка распекала его на все лады, все больше распаляясь, пока сама не утомилась. - И немедленно за уроки! До конца недели без зрелищ! - Ну мааааменька, — привычно затянул Принц. - И без пирожных! – гневно отрезала Императрица и стремительно двинулась прочь. По коридору Императрица шла, кусая губы и сдерживая истинные чувства. Честно говоря, ей хотелось реветь. Или даже закатить истерику. Наследный принц не оправдывал ее надежд, ох, не оправдывал! Ни законов толком изучать не хотел, ни придворного этикета. Любил в солдатики играть и бабочек ловить, да еще спать допоздна. Вот какой из него государь выйдет, кто его уважать будет??? И что с этим делать? Ни наказания не помогают, ни уговоры, ни скандалы… Ох, тяжела доля Императрицы! По дороге зашла в гостиную. Фрейлины брызнули во все стороны от кресла фаворита, заняли приличествующие места и позы. - Занимайтесь, занимайтесь, — кивнула Императрица, устремив тяжелый взгляд на фаворита. Тот вскочил с места, галантно подал руку, повел ее из зала. - Я так соскучился, — страстно шепнул он, прижимаясь к ее плечу. - Не сегодня. Я не в должном настроении, — дернула плечиком она. – И имей в виду: замечу, что с фрейлинами крутишь – мигом на рудники. - Как можно, моя королева! – притворно оскорбился он. – Вы же знаете, я верен вам до гроба. - Знаю, знаю. Вот и ты не приближай этот свой… гроб, — посоветовала Императрица, захлопывая перед его носом дверь своих покоев. Она дважды провернула ключ и подергала дверь. Окинула взором свой будуар. Золото, бархат, драпри, ковры, вазы и мебель – все дорого и изысканно. И очень холодно. Императрица прошла к большому гобелену, отодвинула его, открыла потайную дверцу и проскользнула в нее. Гобелен опустился на место. В комнате она наконец вздохнула свободно. Тут все было по-другому: просто, мило, уютно. Никакой помпезности, никаких изысков. Это было ее тайное убежище, ее личный маленький рай. Об этой комнатке не знал никто. Даже Советник. Даже фавориты. Это был ее тихий уголок отдохновения. В клетке тихонько щебетали канарейки, в углу стояли пяльцы с незаконченной работой, на столике лежали книги в ярких обложках, не имеющие никакого отношения к управлению государством. Императрица первым делом скинула неудобные туфли на каблуках, прошлепала к гардеробу. Расстегнула лиф платья, стянула его с себя, затем сбросила неудобную пышную юбку, и те, которые были под ней. Сняла громоздкий парик, придающий ей такой величественный вид, распустила жесткий корсет, вздохнула, наконец, полной грудью. Затем нащупала застежку на затылке – и бело-румяная маска Императрицы упала к ее ногам. Она взглянула в зеркало – оттуда ей улыбнулась хрупкая девушка в белой рубашке, волосы распущены по плечам, а глаза – большие и немного печальные. - Опять был трудный день? – спросила девушка из зеркала. - Очень, — искренне призналась Императрица. – Я так устала!!! И она заплакала. - Ты знаешь, как трудно держать лицо целый день??? Носить эту маску??? – жаловалась отражению она. – Делать вид, что ты все знаешь, и что ни в чем не сомневаешься, и что всегда права? Карать, миловать, издавать законы? - Я знаю, милая, я знаю, — шептала девушка в зеркале, плача вместе с ней. - Ты знаешь, как тяжело управлять государством? Держать все под контролем? Если все они так и норовят расползтись? Они, видите ли, хотят свободы! А я, я не хочу??? Да я бы наплевала на все это – и босиком по лугу! А потом с разбега – в море! И на коне – вскачь, а потом валяться в стогу! - Ну так сделай это, сделай, — умоляюще сложила руки девушка. – Выпусти меня отсюда! Дай мне волю! - Нельзя, душа моя, — всхлипывая, покачала головой Императрица. – Стоит ослабить хватку, снять контроль – и весь мой привычный мир рассыплется. И останемся мы с тобой на развалинах Государства. А все подданные мигом разбегутся, они только об этом и мечтают. - Ну и пусть разбегутся! – страстно воскликнула девушка. – Зато и мы станем свободными! И нам не нужно будет больше прятаться от мира в потайной комнате! И можно будет наплевать на регламент! Вместо скучных приемов мы будем плавать наперегонки с дельфинами. Вместо тяжелых бриллиантов — покупать бусы из ракушек. Прогоним насквозь фальшивых фаворитов и станем знакомиться с молодыми веселыми рыбаками. Подумай, сколько интересного проходит там, за пределами дворца? Почему, ну почему ты держишь свою душу в плену? - Душа моя… Я боюсь, — призналась Императрица. – Я очень, очень боюсь. А вдруг меня все оставят? Вдруг вокруг образуется пустота? Ведь меня никто не любит, я знаю! Боятся, уважают – да! А любить… никто, никто! - Страх рождает страх, — тихо сказала Душа. – Ты боишься – и заставляешь бояться других. Пусть дворец разрушится! Пусть вокруг образуется пустота! Это же только на время! Вот увидишь, скоро все изменится. Ты начнешь любить – и тебя полюбят. Ты будешь идти навстречу людям – и к тебе пойдут. - Но если я выйду к ним без маски и символов власти, они просто не узнают меня! – испуганно вскрикнула Императрица. – Меня никто не будет слушаться! Меня просто не будут признавать! - Да, это так. Они не признают в тебе Императрицу. Зато они признают в тебе равную. Такую же, как они. И будут ценить тебя не за то, что ты – Государыня, а за твои истинные таланты. За доброту. За ум. За веселый нрав. За золотые ручки. И за умение любить. - Это ты про меня? – недоверчиво спросила Императрица, всматриваясь в отражение. - Конечно. Я ведь знаю тебя куда лучше, чем ты сама. Ведь я твоя Душа, — улыбнулось отражение. - Я не знаю. Страшно! – поежилась Императрица. – Может быть, завтра? - Сейчас или никогда! – твердо сказала Душа. – Я уже столько раз слышала это «завтра»! Давай не будем откладывать счастье на завтра, ладно? - А Принц? – спохватилась Императрица. – Как же Принц? Кто будет его наставлять и воспитывать? - Я думаю, Принц мог бы гораздо лучше объяснить, как использовать свободу, — уверила Душа. – Ведь он даже при твоем драконовском правлении умудряется находить минутки счастья в самых разных мелочах. Иначе бы он просто задохнулся! - Это неправда! – возмутилась Императрица. - Это правда, — мягко сказала девушка в зеркале. – Кто же еще скажет тебе истинную правду, как не твоя Душа? Ну что же, решайся! - Ай, ладно! – вдруг тряхнула волосами Императрица. – Действительно, что мне терять, кроме своих бриллиантовых цепей? …Наследный принц проснулся от тихого стука в дверь. - Сынуля! Одевайся и выходи! Нас ждут великие дела! – тихо сказал знакомый голос. - Мама? – неуверенно спросил Принц, всматриваясь в темноту. - Тихо! Нам нельзя никого будить! А то вся затея сорвется. И подумай, как нам незаметно проскользнуть мимо стражников! - Я знаю! Я уже столько раз проскальзывал! – обнадежил ее Принц, поспешно натягивая башмаки. И вскоре по ночной улочке, смеясь и толкаясь, вприпрыжку мчались двое – легконогая женщина в простом белом платье и долговязый мальчишка в куртке, бессовестно свистнутой у дворцового конюха. - Свобода! – тихонько кричали они, стараясь не перебудить весь городок. Но то тут, то там в окнах зажигался свет, хлопали ставни, открывались двери домов, и жители выходили на крылечки, жадно вдыхая свежий воздух свободы. Это было новое и очень приятное ощущение. Ведь свободы жаждет каждый, у кого еще жива Душа.
Женщина пришла к Богу, чтобы задать только один вопрос:
- Господи, почему я стараюсь жить по совести и по законам, никого не обижаю, со всеми мягка и приветлива, много работаю, а счастья все нет и нет?
- А ты как думаешь, почему? – спросил Господь.
- Это из-за мамы. У меня была очень жесткая мама. Она никогда меня не ласкала, не хвалила, не одобряла, не поддерживала, только критиковала, оскорбляла, унижала и ругала. Я никогда не могла ей довериться, потому что она высмеивала меня и рассказывала мои детские тайны всем, да еще со своими ироническими комментариями. Она давила меня и загоняла в жесткие рамки, мне даже дышать трудно было. Она ограничивала мою свободу и не давала мне воли. Она навязывала мне свои правила и запрещала многое. Мне даже плакать запрещалось!
- Ты пыталась со всем этим что-то сделать? – с любопытством спросил Бог.
- Я старалась, очень старалась, но сейчас думаю, что все это было тщетно, — печально ответила она. – Я все время пыталась доказать маме, что многое могу. Я отлично училась, работала не за страх, а за совесть, помогала людям, я изо всех сил старалась быть хорошей девочкой, чтобы мама меня оценила и сказала: «Ну, вот теперь ты молодец, и я горжусь тобой».
- Ты добилась цели?
- Нет. Прошло много лет, но ничего не изменилось. Она по-прежнему недовольна мною, и все время старается меня зацепить, унизить, расстроить. Она все такая же. И ее слова и поступки ранят меня все так же больно.
- Это значит, что и ты все такая же, — объяснил Господь. – Какая была, такая и есть. Ты – Жертва. А если есть Жертва, обязательно должен появиться и Тиран. Для тебя эту роль согласилась выполнить твоя мама.
- Но я давно уже не ребенок! Я выросла! – возразила женщина, казавшаяся уязвленной. – Почему же в моей жизни Тиранов стало еще больше? Меня тиранят все кому не лень: мама, начальники, даже сослуживцы!
- Потому что ты все еще не принимаешь ответственность на себя, ищешь виноватых и обижаешься на маму и на меня за то, что мы сделали тебя слабой. Ну так мы не против – стань сильной!
- Я уже другая, я прожила полжизни, родила своих детей, я изменилась, я достигла определенных успехов!
- Ничего не изменилось! И все твои достижения теряют ценность, потому что они совершались не из чистых побуждений.
- А из каких же? – оскорбилась и поразилась она.
- Из соображений гордыни. Мама тебя унижала – ты хотела над ней возвыситься. Мама тебя критиковала – тебе хотелось ей доказать, что ты не такая. Ты не чувствуешь себя счастливой, потому что твоя конечная цель была заведомо недостижимой. Ты не хотела измениться сама, ты хотела, чтобы изменилась мама.
- Да, пожалуй, ты прав, — подумав, сказала женщина. – Наверное, так и есть. Но я все равно не понимаю: почему она со мной так поступала? За что? Что я ей сделала?
- Ничего. В том-то и дело, что ты ей ничего не сделала. Наверное, она ждала от тебя чего-то особенного?
- Чего же?
- А давай спросим ее Душу! – предложил Господь и щелкнул пальцами. Тут же рядом возник образ матери – почти как живой, только полупрозрачный. Господь обратился к ней:
- Здравствуй, Душа. Ко мне пришла твоя дочь. Она спрашивает: почему ты воспитывала ее именно так, как ты это делала? Что ты хотела ей дать?
- Я хотела дать ей силу. Она росла такой слабой, такой неприспособленной, и совершенно не умела постоять за себя. В отношениях со мной она должна была научиться защищать границы своего личного пространства. Она должна была закалиться и разрешить себе быть жесткой, когда это надо, научиться говорить «нет» и прямо заявлять о своих интересах. Я до сих пор не вижу результата, но буду пробовать еще и еще. Это то, что я должна и хочу дать моей дочери, чтобы она передала по наследству своей, а та — своей. Пусть в нашем роду больше никогда не будет Жертв.
- А ты не боишься, что она может возненавидеть тебя?
- Я этого добиваюсь. Потому что разрешив себе ненавидеть, она научится и любить. Пока же она умеет только жалеть – себя и других, таки же слабых, как она, и на это уходит вся ее жизненная сила. Она не позволяет себе даже жаловаться, накапливая невыплаканные слезы, и от этого все больше слабеет. Что же она сможет передать по наследству своим дочерям?
- Чего же ты ждешь от нее?
- Жду, когда в ответ на мои нападки она твердо скажет: «Мама, стоп!». Когда она станет взрослой. Когда Тираны отстанут от нее, потому что будут уважать ее границы. Когда я смогу, наконец, отдохнуть и побыть мамой. Просто мамой…
Принцесса родилась и выросла в Ледяном Замке. Замок этот был заколдован, потому что когда-то, очень давно, здесь убили Любовь. После этого в сердцах его обитателей поселилась стужа, но они приспособились с этим жить. Оказалось, с холодным сердцем жить даже проще: если что случается, то не больно… А Принцесса умела только любить. Она была рождена для Любви, и пришла в этот мир, чтобы растопить ледяные сердца обитателей замка. Иногда это случается! Но она была очень мала, а льда оказалось слишком много для нее. Ей не удалось… И когда Король ушел от Королевы, та не больно-то убивалась: ее ледяное сердце чуть сжалось — а потом заледенело еще больше. В конце концов, в мире мало Любви, много Королей… А вот Принцессу это поразило в ее маленькое горячее сердечко. Она так любила папу! А он ушел… Значит, она была плохой и не понравилась ему. Разве папы уходят от хороших девочек? И не было рядом никого, кто объяснил бы ей, что она совсем, совсем ни при чем… Да нет, обитатели Ледяного Замка ее любили. По-своему, по-холодному. Кормили, одевали и даже иногда баловали. Но сторонились. Она была слишком горяча для них, эта маленькая девочка. Им было неуютно рядом с ней. Но они даже и не виноваты: сами посудите, разве будет хорошо снеговику рядом с жарким костром? Когда Принцесса стала подрастать, она часто слышала нелестные слова в свой адрес. Ведь она была так не похожа на свою семью! Принцесса не понимала, почему ее критикуют, и старалась быть Очень Хорошей Девочкой, но от этого ничего, ничего не менялось. И она мечтала, что когда-нибудь вырастет и выйдет замуж за Прекрасного Принца, и вот тогда она подарит ему всю свою любовь — самую чистую, самую жаркую! Когда Принцесса подросла, многие Прекрасные Принцы на нее заглядывались и искали ее расположения. Но она почему-то вела себя странно: разговаривала учтиво, улыбалась мило, дарила им свою дружбу и благорасположение, но предпочтения не отдавала никому, словно ждала кого-то… Она и сама не знала, почему так. А между тем, с маленькими девочками, которых бросили папы, часто так случается! Они, не отдавая себе отчета, принимают решение: добиться любви отца! И потом всю жизнь находят себе мужчин, которые так и не способны стать им опорой, ответить на их чувства, открыть свое сердце. Они так и остаются недоступными, как отец… Но природа взяла свое, и Принцесса страстно захотела с кем-то связать свою жизнь. «Пусть, пусть в моей жизни появится мужчина, идеально подходящий для меня!», — молилась она в своей опочивальне. Мольба ее была услышана. И однажды она встретила… Тролля. «Он!» — пронзило Принцессу — словно жалом. В ней все затрепетало, словно она уже видела его, разговаривала с ним не раз, словно знала его сто лет. Да так оно, по сути, и было: Тролль напомнил ей отца. Только у Короля сердце было ледяное, а у Тролля — каменное… «Принцесса, опомнитесь, вы с ума сошли! — говорили ей придворные. — Разве Тролль — подходящая партия для Принцессы? Принц, король, в крайнем случае — граф или барон, но никак не Тролль!». «Молчите, глупые, — отвечала Принцесса. — Я чувствую родство душ. Я буду любить Тролля. А каменное сердце… что ж! Я размягчу его своей Любовью!». Бедная девочка не знала, что Любовь разбивается о каменные сердца. Впрочем, как и о ледяные… Но в глубине души она все еще верила, что надо просто постараться — и ей удастся расколдовать сердце мужчины… раз не удалось растопить застывшее сердце отца. Впрочем, это знала ее душа. А наяву она постаралась забыть Ледяной Замок и все, что ей пришлось там перенести. Теперь рядом с ней не было никого с ледяным сердцем. Теперь у нее был любимый — ее Тролль. Тролль был как все тролли. Не красавец, но по-своему даже симпатичен. Не злодей, но с каменным сердцем. Тролли вовсе не злые — они просто живут по-другому, не так, как люди. И когда делают кому-то больно, искренне не понимают — а в чем дело? Любовь Принцессы и Тролля была странной. Наверное, многие люди ее бы просто не поняли. Тролль часто делал такие вещи, что сердечко Принцессы сжималось, а на глазах появлялись слезы. Если поглядеть со стороны, то он просто мучил ее. А она позволяла себя мучить. Нет, разумеется, она сопротивлялась, и говорила ему о своих чувствах, и просила больше не делать этого… Но он все равно делал — не мог он по-другому, ведь он был Тролль. Спросите, почему же Принцесса не сбегала, а предпочитала мучиться? В том-то и дело… Она ждала. Она все еще надеялась, что наступит тот день, когда ее горячая любовь пробьет каменное сердце Тролля, и тогда он превратится в Прекрасного Принца, и будут они жить долго и счастливо… Бедная Принцесса! Ее душа никак не могла смириться, что она так и не смогла добиться любви своего отца. Она научилась многому из того, что в образование Принцесс вовсе не входит: она подумала, что если будет много знать и уметь, то станет самой лучшей для Тролля, и он наконец-то оценит ее по достоинству. Но Тролль словно бы и не замечал ее стараний, а вот критиковал часто. Почти как в Ледяном Замке, о котором она так старательно пыталась забыть. От частых слез ее щеки стали увядать, а глаза — тускнеть. Ей все время по привычке казалось, что это она виновата, что это она делает что-то не так, что стоит еще чуть-чуть постараться — и все волшебно изменится. И вот однажды она сидела у ручья и грустила: ее любимый Тролль опять ушел в горы и надолго пропал, как делал уже не раз. А ее вновь одолели сомнения: да любит ли он ее вообще? И что же это за любовь такая, если от нее одни терзания? И что она еще должна сделать, чтобы заслужить свое счастье? В это самое время к ручью, опираясь на сучковатую палку, приковыляла женщина. Была она не то молодая, не то старая — не поймешь сразу. Одета просто, волосы под платок убраны, взгляд открытый, и улыбка хорошая. - Я присяду рядом, милая девушка? — спросила она. - Конечно, пожалуйста, — пригласила Принцесса. — Я могу вам чем-то помочь? - Мне бы перекусить, уж три дня росинки маковой во рту не было, — пожаловалась женщина. — Есть у вас здесь какая-нибудь харчевня? - Ничего такого здесь нет, — ответила Принцесса. — Здесь глухие места, безлюдные. Если вы мне доверитесь, я покормлю вас, я здесь неподалеку живу! - Доверюсь! Кому же мне еще доверять, если больше никого нет? — улыбнулась женщина. - Тогда пойдемте!
Принцесса жила небогато — не то, что в Ледяном Замке. Но душа ее была по-прежнему щедрой, а сердце — полным Любви. Она поставила на стол все, что было в доме, и от души потчевала свою гостью. - Я вижу, у вас что-то с ногами, вы же хромаете? Может, вы разрешите мне полечить вас? - Я просто сбила ноги в пути. Но буду благодарна тебе, если сможешь помочь. И Принцесса сноровисто омыла ноги женщины в теплой воде, приложила подорожник, перевязала чистым полотном. - У тебя доброе сердце, — похвалила женщина. — Наверное, ты очень счастливая! - Если честно, не знаю… Иногда я думаю, что нет, — призналась ей Принцесса. — У меня есть крыша над головой, много разных хлопот и любимый, но почему-то это не приносит радости. Я ощущаю в себе очень много Любви, но от этого часто хочется плакать. - Плакать от любви? — удивилась женщина. — Но почему? - Потому что мой любимый никак не расколдовывается. Я уже что только не делала! Я стала в 10 раз лучше, нет, даже в 100 раз! А он все такой же и такой же… Он терзает мне душу, и душа покрывается ранами. - А кто его заколдовал? — поинтересовалась женщина. - Не знаю… Он — Тролль, и у него каменное сердце. Кто там Троллей заколдовывает? - Никто их не заколдовывает, — удивленно сказала женщина. — Зачем их заколдовывать? У Троллей от природы каменное сердце. Так им судьбой определено… Но ведь ты — человек? Почему же ты выбрала себе в спутники Тролля? - Понимаете, когда я увидела его, меня как громом поразило! Он показался мне таким родным! Мне кажется, будто мы созданы друг для друга. Будто мы уже были вместе… Будто я даже помню это… - Девочка моя, да как же так? Люди и тролли — совсем разные существа! Им трудно понять друг друга. Недаром они стараются селиться подальше… - Вот и я… От своих ушла. А к троллям не прибилась. Живу посередине — между своими сородичами и его, — вздохнула Принцесса. - За что же ты себя так наказала? — задумчиво спросила женщина. - Я не наказала! — горячо воскликнула Принцесса. — У меня ведь есть он! И наша Любовь! - Твоя любовь, — мягко поправила женщина. — Не обольщайся, дорогая. Тролли не способны любить. У них же каменное сердце… Недаром твое сердечко плачет и жалуется. - Вовсе нет! — возразила Принцесса, но женщина остановила ее. - Не лги мне. Я многое вижу там, в глубине. В душе! Твоя душа ранена. Причем не Троллем, он всего лишь твое отражение. Погоди… Дай-ка я повнимательнее взгляну! О! Девочка, да ты из Ледяного Замка! Ведь так? - Так, — пораженно ответила Принцесса. — А как вы узнали? - Я вижу твою душу, — просто объяснила женщина. — Я вижу, как в тебе все еще плачет маленькая девочка, пытаясь растопить холодное сердце отца. Он был первым мужчиной, которого ты узнала, еще до рождения. Самым главным! А он отверг тебя, и ты не смогла смириться. Вот ты и хочешь попробовать еще раз! Поэтому Тролль и кажется тебе родным. - Вы хотите сказать, что мой отец похож на Тролля? - Каменное сердце, ледяное сердце… Какая разница? Главное, что твоя любовь остается невостребованной. И ты раз за разом натыкаешься на каменную стену. Разве не так? - Но мне кажется, что я для этого и пришла в этот мир — чтобы подарить им свою любовь! — воскликнула девушка, и в голосе ее зазвенели слезы. — Ведь они так нуждаются в ней! - Если бы нуждались — ты бы сейчас не плакала от бессилия, — погладила ее по голове женщина. — Та маленькая девочка, которая живет внутри тебя, все еще надеется на чудо. А его не будет! - Я не верю, — упрямо сказала Принцесса. — Просто мне надо стать еще лучше, еще чище, и тогда… - Что тогда? — улыбнулась ее гостья. — Разве собака может стать человеком? Или крокодил? Ты можешь их любить, да, и они будут отвечать тебе привязанностью, но они всегда останутся теми, кто они есть. - И Тролль? — упавшим голосом спросила Принцесса. - И Тролль. Он ведь рожден Троллем. Он вовсе не нарочно тебя мучает. Просто он такой, какой есть. Не мучь и ты его. Разреши ему остаться тем, кто он есть. Это и есть любовь — не пытаться подогнать любимого под себя. - Во мне столько любви! — почти простонала Принцесса. — Иногда мне кажется, что я задохнусь от нее, захлебнусь в ней, так ее много. - Это потому что твоя любовь неразделенная. Для тебя одной ее и впрямь слишком много. - Это так… Но она есть! И куда же мне ее девать? - Неси ее в мир! — посоветовала женщина. — Помогай людям, как ты помогла мне. Люби себя! Ты славная, и пора тебе наконец простить себя за то, что ты так и не смогла расколдовать чьи-то сердца. Пожелай им счастья — так, как они его понимают. - А я? Что же делать мне? - Пойдем со мной, если хочешь, — предложила женщина. — Я давно странствую по свету. Ты можешь разделить со мной путь, или часть пути. И вполне возможно, что где-нибудь на этом пути ты встретишь Прекрасного Принца. Того, кто с радостью разделит твою любовь. - А вы кто? — запоздало поинтересовалась Принцесса. - Мудрость. Меня зовут Мудрость, — сообщила женщина. — Я прихожу к тем, кто созрел. Вот и с тобой встретилась… …Тролль пришел на третий день после того, как Принцесса захлопнула дверь и двинулась по дорогам жизни рука об руку с Мудростью. Он сразу понял, что она ушла — такое в его жизни уже бывало. Принцесса была не первой женщиной, которая его любила. Но рано или поздно все почему-то уходили. Хотя он так старался… Он присел на крылечке и какое-то время размышлял о том, какие странные эти люди: мечутся, плачут, хотят чего-то непонятного. И называют это любовью. «Ничего, — подумал Тролль. — Я буду пробовать еще и еще. И рано или поздно все равно пойму, что же это такое — любовь». Тролль не знал, что любовь может испытать только живое, трепетное, горячее человеческое сердце.
Росток проклюнулся в субботу утром. - Смотрите, новенький! – сказала роскошная Плакучая Ива. – В нашем обществе прибавление! Ну что ж, добро пожаловать! - Только он какой-то странный, — качнула узкими зелеными листьями Драцена. – Я такого еще не видела. Что это за растение, интересно? - Пусть подрастет, там видно будет, — сказал Дуб. – Если что, подправим. Росток, воодушевленный столь доброжелательным приемом, стал быстро набирать силу, рос буквально не по дням, а по часам. И чем выше он становился, тем больше сомнений он вызывал у окружающих. - Как-то слишком быстро он растет, — прокомментировала Осина. – Слышишь, малыш? Не надо так торопиться, у тебя еще слишком хрупкая сердцевина, ты можешь сломаться. Притормози, не спеши! Такое мое мнение. Росток подумал и решил последовать совету. Теперь он рос гораздо медленнее, и Осина одобрительно шелестела листьями, глядя на малыша. Вскоре он выбросил первые веточки. - Ну и куда ты размахался? – сурово спросил Кипарис. – Настоящее дерево должно быть стройным! Если будешь расти в разные стороны, из тебя в конце концов получится какая-нибудь кляпка-корявка, и будешь знать. Росток не знал, как выглядит кляпка-корявка, но испугался и стал прижимать веточки к стволу. У него это получалось плоховато, но он старался. Кипарис был высокий, красивый, стройный, и уж наверное знал, что говорил. - Не фонтан, конечно, но все-таки лучше, чем было, — оценил Кипарис, и Росток немного успокоился, продолжая тщательно следить, чтобы веточки не раскидывались. - Ты толстеешь! – осуждающе сказала Береза. – Это недопустимо. Вот посмотри на меня, я – эталон! Недаром в народе говорят «стройная как березка». Ты давай-ка, сядь на диету! А то скоро поперек себя шире станешь. Все плеваться будут. Это мое личное мнение! Росток очень забеспокоился и сел на диету: стал брать гораздо меньше питательных веществ из земли. Он перестал толстеть, но ствол его стал гораздо слабее. - Ничего, ничего! – ободряла его Береза. – Красота требует жертв! Между тем у Ростка уже появились листики. - У тебя странные листья, — возмущенно всплескивала зеленой метелкой Пальма. – Слишком длинные, слишком жесткие, слишком острые. Неправильные листья! Вот посмотри на меня – мягкие, широкие, резные, просто загляденье! Ты давай, подтягивайся! Мое мнение — нельзя давать себе расслабиться, нужно трудитсья над имиджем днем и ночью! Росток стал сутками уговаривать листики расти по-другому, чтобы они становились широкими и плоскими, как у пальмы. Это было неудобно и даже больно, но ему удалось вытянуть свои длинные и узкие листья в какое-то подобие лопаточек. А между тем окружающие очень полюбили высказываться по поводу Ростка – ведь он никогда никому не перечил и старательно выполнял все рекомендации. Соседям уже даже интересно было, что из него получится. - Хорошо, что ты не отказываешься от мудрости старших, — поучал его старый Бук. – В молодости так просто наделать ошибок, и тогда тебе никогда не стать полезным деревом. А опыт старших – это сила! Взрослые плохому не научат, а от опрометчивых шагов оберегут. В общем, прислушивайся к нашему мнению – и не пропадешь! Росток уже давно преодолел юный возраст, но местное сообщество никак не могло определить, какое же он дерево. Никогда такого не видели: деревце было приземистое, с кривеньким корявым стволиком, с узловатыми, причудливо изогнутыми ветками, усеянными какими-то недоразвитыми листиками, в общем, если честно, страшненькое такое деревце. Уродец. К такому мнению постепенно склонились все деревья: и Плакучая Ива, и Пальма, и Старый Бук, и Драцена, и все другие тоже. Деревце и не пыталось сказать что-то в свое оправдание: оно ведь никогда не было другим, и ему казалось, что вот таким нелепым и корявым оно и было задумано природой. Конечно, высокомерные вздохи и показное сочувствие высоких и сильных собратьев его задевали, но – что поделаешь? Не всем быть красавцами, радовать глаз статью и мощью. Есть и ошибки природы, что ж поделаешь.
А однажды среди деревьев появились люди. Мужчина, женщина и девочка. - Боже! Этот ботанический сад – просто чудо! – оживленно говорила женщина. – Как хорошо, что мы сюда пришли! Смотрите, какой чудный кипарис – как свечка! - А бук-то, бук! – вторил ей мужчина. – Красавец! Богатырь! Дочура, посмотри! - Ой… А это что за деревце? – вдруг остановилась женщина напротив уродца. – Странное какое-то, покореженное… Вроде бы как даже не настоящее. - Нет, мамочка, оно живое! – сказала девочка, осторожно прикасаясь ладошкой к стволу. - Дайте-ка я погляжу! – приблизился мужчина. – Вы знаете… Похоже, это изначально был ливанский кедр. Но что-то случилось, и он мутировал. - Ну что ты, — усомнилась женщина. – Ливанский кедр – он же высокий, прямой, как струнка, и иголки у него, а не листики. А тут что-то непонятное. - Я же говорю, мутировал, — стоял на своем мужчина. – Мало ли что могло случиться? В неблагоприятных условиях искажается природный облик любого существа, не только дерева. - Но ты точно уверен? – все никак не могла поверить женщина. - Да, я ж все-таки биолог, — улыбнулся мужчина. – Кора, ствол, расположение ветвей, да много признаков. Нет, точно кедр. - Мама, папа, я нашла! – закричала девочка, которая тем временем достала из сумки ботанический атлас. – Вот он, ливанский кедр! - М-даааа, — сокрушенно протянул мужчина, взглянув в атлас. – Эк тебя искорежило, бедняга… - Похоже на деревце-бонсай, — огорченно сказала женщина. – Как будто ему расти свободно не давали. - Смотри, деревце, какое ты по-настоящему, — сказала девочка и поднесла к нему развернутый атлас. И деревце-бонсай, как его назвала женщина, увидело… себя. Оно вдруг каждой своей клеточкой, каждым изгибом ствола ощутило, что это – его Истинный Облик, и оно должно было вырасти именно таким!!! С высоченным прямым стволом, с раскидистыми ветвями, с длинными стрельчатыми иголочками…Но ему все время говорили «не так», «не туда», «неверно», и оно почему-то предпочло прислушиваться к чужому мнению, а не ощущать себя самим собой. И когда люди ушли, деревце впервые, пожалуй, попробовало распрямиться во весь рост, насколько смогло, и пристально оглядело окружающих. - А что, а что? – тревожно зашумели деревья. – Мы же тебя не заставляли, да? Мы просто советовали! А ты могло, между прочим, расти, как хочется, и не учитывать наши мнения. - Да, я могло, — тихо сказало деревце-бонсай. – Но я выбрало другой путь – быть хорошим для всех. Мне казалось, что все вы, такие большие и умные, знаете лучше меня, каким мне расти и каким быть. Это моя ошибка. Теперь я знаю, что сомнения появляются, если собирать все мнения, а своего собственного не иметь. Я получило свой опыт, и теперь мне уже никогда не стать таким, каким я могло бы быть, если бы прислушивалось к себе. Но я вас не виню. Буду жить таким, какое есть И деревья стыдливо затихли, потому что каждый втайне думал, что все-таки немножко виноват в том, что маленький ливанский кедр уже никогда не будет таким, каким его задумала природа. А вскоре неподалеку проклюнулся новый Росток. - Интересно, что это за растение? – по привычке начала Плакучая Ива. – Я такое еще не видела… - Кем бы оно не было, я беру над ним шефство, — строго сказало деревце-бонсай. – И никому не дам руководить его ростом! Даже себе! Ты слышишь меня, Росток? Слушай свое сердце и расти так, как тебе будет казаться правильным! И сомнения никогда не искривят твой путь и твой ствол. И новый Росток затрепетал, словно засмеялся, и во весь свой маленький рост потянулся наверх, к солнцу.
Женщина увидела лес еще издалека. Ей так и рассказывали – сначала, мол, увидишь дремучий лес, дорога прямо в него упирается, и там еще на дороге будет шлагбаум с будкой… Да, вон и шлагбаум, и будка – все наблюдается. У шлагбаума прохаживался молоденький охранник в камуфляже, бравый такой, только в руках вместо автомата почему-то метла. «Стильная дамочка, видать, столичная штучка», — отметил охранник, заметив вновь прибывшую. - Эй, парень! Эта дорога ведет в Убежище? – спросила женщина, останавливаясь у шлагбаума. - Эта, — подтвердил «сынок». – Вы к кому? - К кому надо, — и женщина стала обходить шлагбаум. – И вы меня не остановите, даже танками. - Да погодите вы, — попросил охранник. – Не останавливаем мы никого. И танков у нас не водится. Мы инструкции выдаем. - Не нуждаюсь, — гордо ответила женщина. – Сама кого хошь проинструктирую. Расскажите, куда идти – и все. - Туда, — махнул метлой охранник в сторону леса. – Идите, ради бога. Все равно ведь за инструкциями вернетесь. Ничего, мы здесь круглосуточно. Дождемся. Метлу только возьмите! - Да на черта мне твоя метла? – с досадой отмахнулась Столичная Штучка и нырнула в чащу. Женщина вернулась часа через два. Вид она имела помятый и несколько обескураженный. На коже наблюдались свежие царапины от веток, к юбке прилипли репьи. - Ну и что вы меня не предупредили, что он такой непроходимый? – накинулась она на охранника. - Я ж говорил – сначала надо инструкции, — вздохнул охранник. – Идите сюда, в будку, я вам царапины сначала обработаю, а то мало ли что? - Я сама, — дернулась было женщина, но самой оказалось несподручно, и она дала смазать ссадины какой-то мазью. В будке было чистенько и уютно, и даже стояли два удобных кресла – очевидно, для посетителей. - Выпейте, это чай на травах, он силы восстанавливает, — подал ей охранник дымящуюся кружку. Женщина неодобрительно посмотрела на парня, но кружку взяла. Чай и правда оказался хорош – вроде и бодрил, и успокаивал одновременно. - У вас кто там, в Убежище? – участливо спросил охранник. - Сын. С семьей, — чуть помедлив, ответила женщина. – С женой и двумя малышами. - Давно? - Уж скоро два года, — голос женщины чуть дрогнул. - А про Убежище от кого узнали? - Подруга моя… У нее дочь там жила. Долго, почти 10 лет. Она ее нашла – и вернула. Ничего, сейчас все хорошо у них. - Это хорошо, что хорошо… Что вы знаете про Убежище? - Что знаю? Ну, это место такое, куда дети от родителей убегают. Труднодоступное… Дойти туда нелегко, но можно. И вернуть своих домой – тоже можно. Вот, пожалуй, и все. - Негусто… Ну да ладно. На то и Убежище, чтобы скрываться от любопытных глаз. - Это вы про меня так? – возмутилась женщина. – Да как вы смеете! Какие я вам «любопытные глаза»??? Я – мать! Я эту сволочь выносила, в муках родила, кормила, поила, растила, кусок недоедала, а он – в Убежище! - Мамаша, а если бы вас кто-нибудь называл «сволочью», да еще кучу претензий предъявлял, вы бы к нему стремились? – спросил охранник. - Ничего страшного! От матери и стерпеть можно! Не убудет! - Убудет, — твердо сказал охранник и посмотрел ей в глаза так, что она поперхнулась на полуслове. – С каждым унижением у человека убывает частичка его достоинства. - Достоинства! – фыркнула женщина. – Знаете что мужики «достоинством» называют? - Знаю, — спокойно кивнул охранник. – Вы правильно понимаете. Когда женщина унижает мужчину, она вроде как кастрирует его. Даже если мать. Нет, особенно – если мать. Это так. - Что несешь-то, мальчик? – насмешливо бросила Мать. – Неужели я свое дитя вот этими руками… того! Ну, что ты там сказал… Да он, если хочешь знать, единственный мужчина, кого я в жизни любила! Остальные для меня – так, серая масса, шелупонь, прах! Все они – слабаки, предатели и мерзавцы.
- А ваш сын – тоже мужчина, между прочим, — заметил охранник. – Хоть и любимый… Это и про него вы сейчас вот так: «серая масса, шелупонь, предатель, мерзавец и слабак». - Никогда я ему такого не говорила! – взвилась женщина. - Об этом говорить не надо, — тихо сказал охранник. – Это так чувствуется, без слов. Вокруг вас такая аура витает… недоверия к мужчинам. - А чего им верить? Чего я от них хорошего видела? Да глаза бы мои на них не смотрели. - Так сбылось ваше желание. Сын – в Убежище. Вы его не видите. Чего ж пришли? - Пусть он мне отдаст свой сыновний долг! Это – его святая обязанность! - Так… Сколько он вам задолжал и чего? Говорите, я запишу и передам. - Он мне жизнь задолжал! – взвыла женщина. – Я на него всю жизнь положила, а он… Предатель, такой же, как все! - Жизнь, говорите? — сказал охранник. – Стало быть, жизнь за жизнь… Круто задолжал, мамаша… А вы его, стало быть, на счетчик поставили? - А хоть бы и так! – запальчиво сказала женщина. – И я до него все равно доберусь! - Это вряд ли, — покачал головой охранник. – Убежище – надежная штука. Если сам не выйдет, никогда вы до него не доберетесь. Лес не пропустит. Ну, вы уж, судя по ранениям, и сами поняли… - Изверг! Палач! Убийца! – заголосила женщина, царапая подлокотники кресла. – Все вы такие! Все! Я – мать, значит, я права! Это еще Горький сказал! - Да я ж не спорю, — пожал плечами охранник. – Горький, он, конечно, классик и все такое… Только жизнь, она тоже свои поправки вносит. Каждый, знаете ли, в своем праве. Вы – долги требовать. Он – в Убежище скрываться. Жить-то охота, да? Каждому свое. Дверь будки скрипнула. На пороге появилась еще одна женщина – постарше, попроще. - Здравствуйте… Мне бы в Убежище попасть. - Здравствуйте, мамаша, — вежливо отозвался охранник. – Вы к кому там? - Сын у меня… С семьей, — стыдливо призналась женщина. - Давно? - Да уж два года почти… - Про Убежище что-нибудь знаете? - Да много что знаю, сыночек. Я ж не просто так сюда шла, готовилась, людей поспрошала… Сама думала много, жизнь свою перетряхивала. Свой путь к Убежищу искала… - А что у вас случилось, что сын в Убежище спрятался? - Да я, сыночек, сама его туда загнала, своими руками. Заботой своей чрезмерной. Он же у меня один рос – ну, я на него надышаться не могла. Все хотелось его уберечь, поддержать, на путь истинный наставить. Уж я его, хоть любила, но в строгости держала, и уроки проверяла, и в свободное время присматривала, чтобы, значит, не встряпался никуда. - Выходит, вы каждый шаг его контролировали? – подала голос Столичная Штучка. - Ну, не то чтобы так, но пилила, конечно. Он у меня хороший мальчик вырос, уважительный. Но вот взрослеть стал – и я вроде как лишняя оказалась. А мне-то обидно! Мне ж хотелось ему всегда нужной быть. А он все «сам» да «сам». - И что, что вы сделали? – живо заинтересовалась Штучка. - Решила, что надо быть еще нужнее! Появилась у него жена – я стала и ее опекать. Все время им подсказывала, что лучше, да как надо. Ох, и надоела я им, наверное, со своими советами! Они со мной совсем недолго пожили – стали квартиру снимать. А я и туда – то еду, то звоню! Если не знаю, где они сейчас и что делают – так на сердце неспокойно. - Да, я вас понимаю, — сочувственно сказал охранник. – Если у вас сын как свет в окошке, так без него вроде и темно, да? - Ой, правду говоришь! – обрадовалась женщина. – А как в глазах потемнеет – я сразу болеть начинаю. И звоню ему: приезжай, мол, спасай старуху-мать. Он все бросит, приедет – мне сразу и лучше. - Неужели вот так все сразу бросал? – восхитилась Штучка. - Бросал… Пока его самого молодая жена не бросила. «Извини, — говорит, — но ты женат на своей маме, и мне с ней не тягаться». В общем, разошлись. Я, конечно, переживала, но не понимала тогда, что здесь и моей вины чуть не половина… Не дала я им семью крепкую создать, все время клином вбивалась. - А что потом было? – спросил охранник. - А потом он с другой девушкой познакомился. Ну, я обрадовалась: внуков-то ой как хотелось! И опять кинулась их семью по своему понятию строить, порядки устанавливать. Оооох…не могу… - И тогда ваш сын ушел в Убежище? – помог ей охранник. - Ушел… Все ушли. И внуков увели. Одна я осталась, совсем одна. - Ох, и обиделись, наверное?! – предположила Столичная Штучка. - Поначалу – да, а как же… Очень обиделась! Прямо таки смертельно. А потом думаю – ну, помру я, и никто обо мне не вспомнит, и на могилку не придет. Что толку помирать? Может, лучше все-таки подумать – что я не так делала? Почему сыну пришлось Убежище искать? - И что, додумались? - Додумалась. И люди добрые помогли. Теперь я знаю, что даже мать родная может захватчиком стать, если границы постоянно нарушает. Чужая семья – государство суверенное. Надо уважать. - Но он же сын вам! Он вам по гроб жизни обязан! – возмутилась Штучка. - Нет, милая. Не хочу никаких «гробов жизни» — ни ему, ни себе. Пусть просто жизнь будет! У них – своя, у меня – своя, а встречаться будем, когда сердце попросит, и по обоюдному согласию. - Правильно решили, мамаша, — снова одобрил охранник. – Когда по зову сердца – оно ведь всем в радость. - А про то, что обязан… Он же меня не просил его рожать, я сама так решила – для радости, для счастья! Чем же он мне обязан, скажите на милость? Нет уж, я за радость и счастье, что в жизни получила, плату требовать не намерена. Хоть и пыталась. Но теперь – ни за что не стану. Вот решила пойти, повиниться. Может, поймут. - Обязательно поймут, мамаша! – горячо пообещал охранник. – Вот увидите! Пойдемте, я вам метлу дам. - А зачем метлу-то? - А как по лесу пойдете, вы перед собой ею метите. Она все преграды сметет, и мысли плохие как поганой метлой выметет. Не заметите, как до Убежища доберетесь. - А мне чего метлу сразу не дал? – обиделась первая мамаша. - Так вы ж от инструкций отказались! – удивился охранник. – Кто ж вам виноват? - А я возьму, чего ж от возможностей отказываться? – рассудила вторая мамаша. - А если ваш сын с вами и разговаривать не захочет? – засомневалась Столичная Штучка. – Все ж таки столько времени прошло, столько обид… - И такое может быть, — спокойно ответила ей женщина. – Только я готова. Если надо будет, еще приду, и еще. Объяснюсь, повинюсь. А если не захочет – ну что ж, значит, так тому и быть. Лишь бы он был счастлив! - Ну, пойдемте, а то скоро вечер, а вам еще по лесу идти, — поторопил охранник. – А вы, дамочка, еще к Убежищу пойдете? Может, и вам метлу дать? - Нет. Если только улететь на ней, — неуверенно улыбнулась Штучка. – Я домой пойду. Кое-что поняла, надо обдумать. Рано мне к Убежищу, я так полагаю… …Охранник провожал взглядом двух женщин – одну попроще, постарше, с метлой наперевес, отважно идущую исправлять свои ошибки. Другую – Столичную Штучку, у которой лоску и амбиций заметно поубавилось, зато задумчивость в глазах появилась, а это – хороший знак… А в Убежище тем временем дежурный кричал: - Эй, народ! Вы там Витьке передайте! К нему маманя идет! С метлой! По чистой дороге! И все радовались, потому что даже в Убежище все, каждый час и каждую минутку, втайне ждут, что однажды придут родители, и наконец-то они сумеют поговорить и понять друг друга, и можно будет обнять и сказать заветные слова: «Мама, нам тебя так не хватало!».
Жил-был на свете Ежик. Ежик был маленький, шустрый, деятельный — и очень, очень одинокий. Дело в том, что у Ежика был условный рефлекс: как заметит какой-нибудь непорядок – сразу бросается нарушителя порядка воспитывать. Для этого у него имелись колючки. И те, кто хотел с ним познакомиться поближе, часто на них натыкались. А кому понравится, если ты с лучшими намерениями — а тебе в ответ делают больно? Даже если нечаянно — все равно неприятно! Ну, все и держались на почтительном расстоянии — в целях сохранения собственной шкурки. Ежику, конечно, это не очень нравилось. Иногда он грустил, потому что ему хотелось, чтобы в его уютной норке почаще бывали друзья, а еще лучше — чтобы кто-нибудь поселился вместе с ним. Но никто не мог долго выдерживать его колючек… И Ежик снова и снова оставался один. «Ну и ладно, ну и не больно-то хотелось, — обиженно пыхтел он, закатывая в норку очередное яблочко или развешивая по стенкам светлячков. — Подумаешь! И один проживу!». Но на самом деле Ежик страстно мечтал о ком-то, кто будет рядом всегда. Как известно, если о чем-то долго-долго мечтать, рано или поздно это случится. Так произошло и с Ежиком. Однажды он увидел маленькое существо, которое с любопытством рассматривало лужайку перед входом в его жилище. - Здравствуй, дружок! — высунул носик Ежик. — Ты кто? - Здравствуйте, я Черепашка, — вежливо ответило существо. — Я еще совсем недавно вылупилась из яйца, и у меня пока нет ни друзей, ни дома. Вот, хожу, знакомлюсь с миром+ - И как тебе мир? — полюбопытствовал Ежик. - Он прекрасен! — с восторгом воскликнула Черепашка. — Здесь так много интересного, и очень, очень красиво! Мне вот понравились эти цветочки у входа в ваш дом. - Слышь, Черепашка! А не хочешь ли ты поселиться у меня? — предложил Ежик. — Вместе веселее! И норка у меня просторная. Кроме того, я уже знаю Мир и мог бы тебе многое о нем рассказать. И даже показать! Это называется «воспитывать». - Да я с удовольствием! — обрадовалась Черепашка. — Если это удобно, конечно. А то вдруг я вас стесню? - Ерунда! — фыркнул Ежик. — В тесноте, да не в обиде. Давай, заходи! И давай уже на «ты»+ Так Ежик и Черепашка стали жить вместе. Ежик очень обрадовался: теперь у него появился друг, и одиночество отступило. Можно было вместе гулять, разговаривать и обсуждать разные мировые проблемы. Ежик тщательно прижимал к спинке свои колючки, чтобы ненароком не ранить Черепашку. Она ведь была совсем юной, и ее спинка была розовой и мягкой. Черепашка еще просто не успела нарастить себе панцирь. - Черепашка, а тебе не страшно? — поинтересовался как-то Ежик. — Ты вся такая ранимая и беззащитная, а вдруг тебя кто-нибудь обидит, сделает тебе больно? - Мне не страшно! Ведь Мир так добр! — с энтузиазмом отозвалась Черепашка. — И у меня есть ты. И наш дом. В случае чего я всегда смогу спрятаться в норку. Ведь правда? - Правда, — согласился Ежик. А сам подумал: «Я всегда буду защищать Черепашку и никому не дам ее в обиду! Ведь ее нежную кожицу так легко поранить!». Как ни странно, первую рану Черепашке нанес именно Ежик. Дело в том, что они с Черепашкой оказались очень разными. Ежик бегал быстро — Черепашка передвигалась медленно. Ежик любил действовать — Черепашка любила мечтать. Ежик вставал ни свет ни заря — Черепашка предпочитала поспать подольше. В общем, они были не похожи друг на друга. Разумеется, ничего страшного в этом нет, ведь природа не любит повторяться, и всех создает по индивидуальному образцу. Но вот какая штука оказалась: расторопный Ежик очень любил порядок, а медлительная Черепашка все время забывала, в чем этот порядок заключается. То забудет на ночь светлячков со стен собрать, то листья по полу разбросает, то лапы вытереть забудет. Ежик терпел-терпел, пыхтел-пыхтел, напоминал-напоминал, и однажды не выдержал. - Да сколько раз тебе говорить нужно??? — раздраженно топотал лапками он. — Неужели так трудно все запомнить? - Извини, пожалуйста… — растерянно прошептала Черепашка. — Я вовсе не хотела тебя обидеть… Я нечаянно, правда… Наверное, у меня просто память плохая. Она искренне была огорчена, что так расстроила своего друга Ежика. У нее даже слезы на глазах показались. - Давай так, — решительно сказал Ежик. — Если ты не можешь запомнить правила совместного проживания, я буду тебе напоминать. Нужно, чтобы любовь к порядку стала у тебя условным рефлексом. - Конечно, конечно, давай! — с облегчением вздохнула Черепашка. — А что такое «условный рефлекс»? - Ну, это когда у тебя есть стимул неукоснительно соблюдать правила. - А откуда он возьмется, этот самый стимул? — робко спросила Черепашка. - А вот откуда! Каждый раз, когда ты что-нибудь забудешь, я тебя уколю иголкой. Вот так! — и Ежик кольнул своей острой иголкой мягкую спинку Черепашки. Несильно кольнул, но все равно выступила капелька крови. - Ой! Больно! — отпрянула Черепашка. - Зато стимул мощный. Не хочешь, чтобы было больно — не забывай о правилах, — нравоучительно сказал Ежик. - Хорошо, я постараюсь, — опасливо поежилась Черепашка, косясь на иголки. — Я и не знала, что ты ими колешься. - Надеюсь, не придется, — обнадежил Ежик.
И впрямь, какое-то время Черепашка старалась, и Ежику не доводилось использовать иголки. Но потом она опять что-то забыла сделать, и Ежик применил свой стимул. - А можно без иголок обойтись? — жалобно спросила Черепашка. — А то мне как-то уж очень неприятно… - Мне тоже неприятно, что ты нарушаешь порядок в норке, — строго сказал Ежик. — Так что уж постарайся, дружочек… А сам подумал: «Нужно быть последовательным. Если попуститься принципами, в норке будет хаос. Да и в жизни тоже. А Черепашка так никогда и не научится соблюдать правила». Но Черепашка, как ни старалась, все равно время от времени что-то забывала или не успевала. Только теперь она очень боялась, что ее опять будут колоть, а от этого думала не о том, что надо делать, а о том, что будет больно. У нее уже вся спинка была исколота! Черепашка чувствовала себя очень виноватой: ведь она своей забывчивостью так расстраивала Ежика! Он часто ей говорил: «Мне больно от того, что ты меня расстраиваешь!». А Черепашка вовсе не хотела, чтобы ему было больно… В ней поселился страх — опять расстроить Ежика. Через какое-то время Черепашка с удивлением заметила, что спинка стала вовсе не такой чувствительной. Вроде бы Ежик колется — а она не реагирует, боль как-то притупилась. Она еще не знала, что существо становится бесчувственным, если постоянно делать ему больно… В целях защиты! Защита от боли — это тоже условный рефлекс. Ежик чувствовал досаду, ведь условный рефлекс никак не вырабатывался. Он стал колоться сильнее — чтобы Черепашка замечала его усилия и исправлялась. Но результат был все тот же. Кроме того, Черепашка почему-то стала много спать, и это Ежика тоже раздражало. Ведь когда кто-то спит, очень трудно вырабатывать у него условные рефлексы! Пока Черепашка спала, Ежик думал, что он ей скажет, когда та проснется. Это в нем копилось, копилось, а потом он выливал на нее сразу все, что не успел ей сказать. Поскольку Ежик сердился, то получалось грозно и громко. Черепашка только втягивала голову в плечи — ей хотелось казаться меньше, а лучше и вовсе спрятаться. И вскоре она научилась втягивать голову и лапки под панцирь. А панцирь Ежик мог колоть сколько угодно — он затвердел, стал толстым и совершенно потерял чувствительность. И однажды Ежик заметил, что ему опять становится как-то одиноко. Нет уже между ним и Черепашкой той дружбы, они не разговаривают, не гуляют и не обсуждают мировые проблемы. И Черепашка стала вялая, сонная и апатичная. Вроде бы как спит на ходу. Откуда ему было знать, что очень много сил уходит на защиты, если все время ждешь какой-нибудь опасности? И Ежик с удвоенной силой принялся воспитывать Черепашку. - Ты не должна быть такой замкнутой, — внушал он. — Ты ушла в себя, тебя ничего в жизни не интересует. Это неправильно! - Ну и что, ну и ладно, — рассеянно отвечала Черепашка. — Не всем же быть правильными? - Ты уже почти не шевелишься, уже похожа на сухой пенек! — недовольно указывал Ежик. — В своем уголке когда последний раз убиралась? Почему яблоки не ела? - Не помню… Я недавно убиралась… — вяло отмахивалась Черепашка. — И ну их, эти яблоки… Вдруг еще испорчу чего или перепутаю? - Ну что такое??? Почему у тебя условные рефлексы какие-то неправильные? Вместо того, чтобы делать все как следует, ты замираешь и вообще ничего не делаешь? — недоуменно спрашивал Ежик. — Ты какая-то+ необучаемая! - Какая есть, — вздыхала Черепашка и снова уходила в себя — то есть под панцирь. — Ну что теперь, если я такая — умереть, что ли? А потом наступила осень. И Черепашка совсем замерла. Она не шевелилась день, потом другой, потом третий. Ежик запаниковал. - Эй, Черепашка! Ты спишь? Или заболела? Ну не молчи, отзовись! — стучал он по панцирю. Но Черепашка не отзывалась и вообще никак не реагировала. Словно умерла. Ежику стало страшно: а вдруг и правда умерла? Он выскочил из норки и побежал к лесному доктору — старой Сове. Она жила в дупле огромной ели, и все, у кого были проблемы, обращались к ней за помощью. Вскоре Ежик уже торопливо рассказывал ей, что случилось с Черепашкой. - Ничего непоправимого, — сообщила Сова, осмотрев пациента на месте. — Просто впала в спячку. Защитная реакция такая. - А от кого ей защищаться? — недоуменно спросил Ежик. — Здесь, кроме меня, никого нет, я ее воспитываю и никому в обиду не даю. - Так от тебя, воспитатель, она и защищается, — покачала головой Сова. — Ты ж ей личного пространства совсем не оставил. Вот и пришлось панцирь нарастить, чтобы хоть как-то от тебя отгородиться. Она потому и медлительная такая стала, что тяжело ей на себе такую защиту таскать, а по-другому нельзя. - Как так «нельзя»? — удивился Ежик. — Я же вот живу без панциря, ни от кого не защищаюсь, и ничего! - У тебя колючки, — возразила Сова. — Лучшая защита — нападение, да? Ты зачем вот Черепашке всю душу исколол? - Мы условные рефлексы вырабатывали, — стал рассказывать Ежик. — Я ее так к порядку приучал, чтобы ей в жизни потом легче было приспособиться. - Ну вот и приспособил, — безжалостно оборвала его Сова. — Выработал у нее условный рефлекс — чуть что — сразу прятаться и замирать. Ты иголку в спину — она панцирь. Все по науке! - А как же тогда? — возмутился Ежик. — Она же такая рассеянная+ То светлячков не соберет — так и горят всю ночь. То в норке намусорит. То яблоко откусит, а огрызок оставит. И еще медленно все делает. - Знаешь, Ежик! Ты вот позвал ее жить к себе — так должен понимать, что ты и она — не одно и то же, — рассудила Сова. — Никогда Черепашке Ежиком не стать, и не надейся. У нее свои особенности, у тебя свои. Так может, лучше вам и не жить вместе? - Как это «не жить»??? — опешил Ежик. — А где же ей жить? А кто ее воспитывать будет? Она ведь еще такая юная, беззащитная+ Ну, благодаря тебе не такая уж и беззащитная, — не согласилась Сова. — Вон панцирь-то какой нарастила, ужас просто. Видать, хорошо ты ее шпынял, от души. Может, если уйдет от тебя — оживится, повеселеет. Поймет, что кроме условных рефлексов, есть еще и безусловные. - Это какие такие безусловные? — не понял Ежик. - Это когда условий не ставишь, а принимаешь другого таким, какой он есть, — объяснила Сова. — Пусть он не такой быстрый, не такой сообразительный, не такой умный, как ты. Но если ты хочешь делить с ним одно пространство, просто люби его. Любовь — это и есть самый безусловный рефлекс. Потому что если любишь, так какие могут быть условия??? Это же и ежу понятно! - Говорите, ежу понятно? — озадачился Ежик. — А почему тогда я этого не понимал? - У каждого свои недостатки, — заметила Сова. — Ты тоже не можешь знать всего на свете. Но теперь-то знаешь. - А как его вырабатывают, этот безусловный рефлекс? – спросил Ежик. – Мне очень, очень нужно! - Его не надо вырабатывать, ведь он безусловный! – ответила Сова. – Его надо просто вспомнить и освободить. Только Любовь с колючками несовместима, ты учти, Ежик. Любовь не колется. Она гладит! - Скажите, а Черепашка проснется? — с отчаянием спросил Ежик. — Она же не навсегда ушла в эту… защитную реакцию? Я ведь на самом деле, когда ее иголками колол, думал, что ей же лучше делаю… Я ведь ее очень, очень люблю! Она — мой самый лучший друг! А вдруг она больше никогда, никогда не захочет проснуться? - Будем надеяться, что нет, — утешила Сова. — Если ты окружишь ее любовью и не будешь тревожить, рано или поздно она снова поверит тебе. Поверит в то, что мир — добр и безопасен. И что никто никогда больше не будет ранить ее нежную кожицу за то, что она что-то забыла или не успела. И Сова полетела по своим делам. А Ежик устроился рядом с Черепашкой. - Слышишь, Черепашка! — тихонько сказал он. — Ты спи, сколько захочешь. А я подожду. А когда ты проснешься, мы украсим норку самыми большими светлячками, разбросаем повсюду листья, и будем есть яблоки столько, сколько захотим, и даже огрызки пусть валяются, не страшно! Я просто хочу, чтобы ты была! Я снова хочу разговаривать с тобой, и гулять, и показывать тебе мир. И больше никогда, никогда не буду пытаться тебя изменить. Я лучше сам изменюсь! Я сделаю свои колючки мягкими. Они станут как шерстка, и меня даже можно будет погладить. Может, тогда и тебе захочется скинуть свой панцирь? Ты отдыхай, отдыхай. А я буду сидеть и вырабатывать у себя безусловный рефлекс любви, вот! А потом обязательно расскажу тебе, что это такое. И ему уже казалось, что его колючки правда становятся мягкими и шелковистыми, потому что все мы — и Ежики, и Черепашки, и другие существа — по сути своей одинаковые: с любопытными носиками и мягкой, розовой, беззащитной кожицей, очень нуждающейся в Любви.
- Ах, что это вы делаете? Зачем это вы ко мне веревку прицепляете?
- Исполнители мы. Из Небесной Канцелярии. Сейчас тут будет реалити-шоу — ваши желания исполнять будем.
- Ну так пожалуйста, исполняйте! Это мне очень приятно! Только веревка при чем?
- Велено ваши желания исполнить в буквальном смысле слова. Вы вот, например, к своему мужу, Петру Николаевичу, привязаны? И мечтаете, чтобы он к вам так же крепко привязан был?
- Ах, конечно, очень даже мечтаю! Это же муж мой, любимый и единственный! В семье все должны быть привязаны друг к другу – не разлей вода!
- Ну вот, значит, привяжем вас сейчас вот этой веревкой, чтобы, стало быть, не разлей вода до гробовой доски…
- Ну ладно, это пусть. Даже хорошо, если до гробовой доски! Мы с ним в жизни так и отражаем всякие напасти, спина к спине.
- Хорошо, спина к спине и привяжем, отражайте на здоровье.
- А к запястьям веревки зачем прилаживаете?
- К родителям своим привязанность испытываете?
- Конечно! А как же! Это же родители! Я к ним с самого детства очень привязана!
- Ну, значит, все правильно. Слева мама, справа папа – теперь между вами неразрывная связь.
- Да? Хорошо, и родители пускай со мной будут. Слева и справа – как славно-то! Прямо как в детстве…
- А теперь спереди позвольте, к животу веревку приладить…
- А это для кого?
- Для детишек ваших. Вот сынок, вот дочурка, а веревка – вроде пуповины. Теперь можете прижимать их к груди, сколько захотите. А можете и не прижимать – они и так никуда не денутся.
- К ребятишками своим я привязана – просто слов нет как! Солнышки мои, лапочки! Для них и живота не жалко.
- Дайте-ка вот сюда веревочку накинуть…
- Неудобно на шею-то… Как удавка… Это вы кого мне цепляете?
- А это ваши обязательства. Кредиты, долги и все такое прочее. Вы же связаны разными обязательствами?
- Связана, еще как связана! Только как без этого? Хочется ведь пожить по-человечески, вот и влезаю и в долги, и в кредиты.
- Слишком уж вы к материальным ценностям привязаны… Сами себя душите!
- Да нет, ничего, нормально. Расплатимся как-нибудь. Только вот неудобно, что на шее…
- Не сильно давит?
- Ну, если не двигаться, то не сильно. А при движении, конечно, дыхание перехватывает. Ну ладно, я приспособлюсь как-нибудь.
- Так, дайте-ка вашу ногу, и сюда еще веревочку, на лодыжку…
- А это для кого так низко?
- А это для всяких мелких привязанностей. К собачке вашей, к телевизору, к «Одноклассникам». Привязаны ведь?
- Нуууу… В общем, наверное, да. К собачке так особенно. Она как член семьи! Да и «Одноклассники» тоже. А уж герои сериалов! Переживаешь за них, как за своих.
- Конечно-конечно! Мы понимаем, привычка – вторая натура. Ну вот, готово!
- И что теперь?
- А теперь – наслаждайтесь, двигайтесь, гуляйте, отдыхайте, работайте! В общем, живите!
- Постойте! Но это же неудобно – вот так, с веревками. Как нам двигаться? Мы же запутаемся!
- Запутанные привязанности – не такая уж и редкость. Зато потом распутывать можно, некоторым даже интересно.
- Не уверена, что мне это будет интересно. И потом… Движение очень ограничено. Все время приходится оглядываться, сопоставлять свою скорость с другими…
- Это неизбежно. Придется. Вы же в связке.
- Что в связке, то в связке… Связаны по рукам и ногам!
- Так привязанности как раз этим и отличаются – связывают по рукам и ногам! Придется потерпеть!
- Так, дети, вы куда рванули?! Тише, тише! Вы же меня с ног собьете! Я за вами не поспеваю! Да стойте же, кому говорю!
- Дети не могут стоять, им надо двигаться вперед. И ускоряться! Иначе они никогда не вырастут.
- Петя, Петруша! Ты там как? Я тебя не вижу! И отношения твоего не чувствую!
- Да тут я, тут, никуда не делся. Только вот простора нет. Руки связаны!
- Ладно, потерпишь. Не маленький! Мама, папа, а вы куда это в разные стороны ринулись?
- Доченька, а мы расходимся. Тебя вырастили, долг родительский выполнили, теперь будем жить по отдельности.
- Как? Почему? Погодите, вы же меня сейчас надвое разорвете! Я же к вам обоим одинаково сильно привязана! Не делайте этого!
- Прости нас, дочь, но мы так решили! Ты взрослая, у тебя своя семья есть. У нас своя жизнь, а у тебя своя.
- Ой, мамочки, больно-то как! Петр! А ты куда там рвешься? Ты мне сейчас хребет сломаешь! Ууууу, захребетник!
- Неудобно мне. Руки затекли, и ноги тоже. Вообще света белого не вижу. Не хочу я этой привязанности, ну ее. Свободы охота. Сейчас сорвусь с поводка и пойду налево.
- Дети! Да не спешите же вы так, мамочке больно! И мелкие привязанности мешают, тянутся за мной, как хвост. Как кандалы у каторжника!
- Хоть и мелкие, а много их у вас. Их и правда за собой таскать – каторжный труд. Но придется!
- Что значит «придется»??? Мне детей догонять надо, а они меня назад тянут! И родители не вовремя расходиться надумали. Петя, Петя! Ну ты-то что молчишь??? Неужели тебе все равно???
- Осторожно, так вы можете себе руки-ноги повредить.
- Да что там руки-ноги, я сейчас вообще на части рассыплюсь! Я двигаться не могу – они же тянут каждый в свою сторону! Отвяжитесь вы от меня! Слышите, отвяжитесь от меня все!!!
- Секундочку… Спокойно! Сейчас мы вам поможем. Все, отвязываем.
-Ффуууу, сразу полегчало… Слушайте, вы, исполнители царя небесного! Что это за шоу вы мне тут устроили?
- Реалити-шоу, называется «Мои привязанности». Ну и как впечатления?
- Жуткие впечатления! Я чуть с ума не сошла! Зачем это все?
- Исключительно для того, чтобы наглядно показать вам действие привязанностей. Вам кажется, что быть привязанной – это хорошо и проявление любви, а на самом деле это проявление эгоизма и ограничивает свободу – как вашу, так и ваших близких. Именно поэтому вся ваша система становится неповоротливой и статичной. Каждый испытывает досаду из-за того, что не может двигаться непринужденно, и поэтому стремится вырваться, уйти, отвязаться.
- То-то у меня детки такие отвязные… Выходит, чем больше я к ним привязываюсь, тем сильнее они хотят отвязаться?
- Так и выходит. И если однажды вы услышите от кого-то из них «да отвяжись ты, мама!», не удивляйтесь.
- Знаете что? Забирайте-ка вы все свои веревки. Забирайте, забирайте! Они мне больше не понадобятся.
- Точно?
- Точнее некуда! Будем считать, что я разобралась со своими привязанностями. Так-то посмотришь – вроде тесный круг родных и близких, а приглядишься – все куда-то рвутся, и сердце из-за этого на части рвется. Пусть уж лучше так, по доброй воле будут рядом. Или даже не рядом. Но только без веревок!
- Вы действительно этого хотите?
- Да, да! Теперь-то я на своей шкуре испытала силу привязанностей… Лучше уж без них!
- Ваше желание принято к исполнению. Небесная Канцелярия, реалити-шоу, всегда в эфире! А вы еще не избавились от своих привязанностей? Тогда мы идем к вам!
Рубрика: Депрессия/Упадок сил, Детско-родительские отношения, Линия Жизни
СКАЗКА ПРО ТРИЕДИНОЕ ГОСУДАРСТВО
По теории Эрика Берна, в каждом из нас живут Внутренний Ребенок, Внутренний Взрослый и Внутренний Родитель. Ребенок — это наша спонтанность, радость жизни, творчество — и в то же время детский эгоизм, беспечность и разбросанность. Родитель — это наш опекун, хранитель мудрости, опыта и традиций, но он же может стать ментором и постоянным критиком. А Взрослый… Взрослый — это наш Деятель и Созидатель, он принимает решения и воплощает их в жизнь. Если все трое дружат между собой — отлично, это признак гармоничной Личности. А если нет… Тогда плохо всем!
В одном цветущем и теплом краю располагались три государства: Детское Королевство, Родительская Монархия и Взрослая Республика.
В Детском Королевстве каждый день был новый король, потому что предыдущего скидывали – всем хотелось взобраться на трон и посидеть. Так же и утром: кто первый встал, того и горшок. А еще там целыми днями царила неразбериха и суматоха, потому что всем хотелось пошуметь, побегать и побеситься, и никто себе ни в чем не отказывал. Промышленности там вовсе никакой не было, так как работать никто не хотел, а все хотели играть. Строили там в основном песочницы и детские площадки, а домики делали из старых покрывал, набрасывая их на столы: стол – крыша, покрывало — стены.
Дети часто ссорились между собой и даже время от времени дрались, потом плакали и бурно мирились. А иногда несколько детей собирались вместе и начинали подговариваться против кого-нибудь, тогда вообще наступал полный хаос и кавардак. Питались дети в основном конфетами, пирожными и чупа-чупсами, поэтому столовых не строили, зато всяких ларьков было великое множество. В общем, жили в Детском королевстве весело, но суматошно.
В Родительской Монархии, напротив, царил суровый порядок и полная тишина. Это потому что жители с утра до вечера занимались научной деятельностью: писали законы и следили за их выполнением. Поскольку родители были все как один законопослушными, то законы выполнялись неукоснительно, любые отклонения тут же карались пожизненным заключением. Строго по графику, с 18.00 до 19.30 по понедельникам, средам и пятницам в чистых до стерильности залах заседаний повсеместно проводились диспуты по текущим проблемам и изменениям в законодательстве, на которых от скуки мухи дохли, поэтому в Монархии даже насекомых не водилось. И в целом по стране было мрачно и скучно. Да и как еще может быть в государстве, где дома и деревья выстроены ровно, по линеечке, питание строго сбалансировано, а любой шаг определен регламентами и предписаниями? Ведь уважающий себя родитель сызмальства без инструкции даже в уборную не выходил, не говоря уже об общественных местах…
Взрослая Республика была как раз посерединке между Детским Королевством и Родительской Монархией. Республика процветала и обогащалась на поставке чупа-чупсов и прочих сладостей детям и на непрерывных поставках бумаги и чернил родителям. Да, да, родители предпочитали писать по старинке, чернилами, и этот продукт у них очень ценился и назывался «черное золото». Взрослые умели и любили работать, и созидание было их главной целью жизни. Они созидали все – от горшков для детей до академических шапочек для родителей, добывали природные ископаемые и строили космические аппараты. Только вот наряду с процветанием и обогащением все больше наступала в республике всеобщая усталость, разные болезни одолевали, да и смертность неуклонно увеличивалась. Но взрослые не обращали на это внимания, потому что нужно было развивать промышленность и инфраструктуру, проводить геологические разведки и наращивать темпы производства.
Шло время, население всех трех стран разрасталось, и все больше требовалось покрывал для домиков и качелей для детских площадок в Детское Королевство, а также комплексных обедов и противорадикулитных поясов в Родительскую Монархию. А у взрослых, как назло, спад производства – и оборудование износилось, и половина работоспособного населения то и дело на больничном сидит, потому что сил больше нет. В общем, стали поставки срывать и оставлять соседей без полезных материалов и без полноценного питания.
Вот тогда-то все и заволновались. Родителям надо законы новые писать – а нечем и не на чем. Детям развивающих игр не хватает и кушать очень хочется. А взрослые еле шевелятся, как осенние мухи, вот-вот и вовсе в спячку впадут. Что делать? Как выживать?
История не сохранила сведений, кто первый подал идею устроить общий сбор. В детских летописях он называется «Большая Тусовка», в родительских – «Всеобщий Саммит», а у взрослых – «Триединое Царство». Названия разные, но события описаны одни и те же: общий сбор состоялся, и на нем были приняты судьбоносные решения.
Но сначала, конечно, все на этом сборище переругались.
От Детского Королевства прибыл король Вася 482-ой, потому что как раз в этот день ему удалось отобрать корону у Пети 718-го.
- Что же вы творите, как вы можете? – кричал Вася, топая ногами и надувая и без того пухлые щеки. – Третий день без пирожных и каруселей – где это видано? Где наше счастливое детство, скажите на милость??? Да вы просто детей не любите! Мы будем жаловаться! И плакать! Ы-ы-ы-ы-ы!
- Ежели заказы сформированы и приняты к исполнению, то отгрузка и доставка должны быть выполнены в надлежащий срок и в подобающем виде, — бубнил с листа ноту протеста Монарх-Патриарх, представитель Родителей.
А Главный Взрослый сидел и просто молчал. Он смертельно устал, и у него не было сил вступать в дискуссии.
Но вот в какой-то момент говорящие выдохлись и, так и не услышав ответов на свои вопросы, наконец-то обратили внимание на безнадежно молчащего взрослого.
- Дяденька. вам плохо? – спросил король Вася. Он, в принципе, был добрый мальчик, только очень уж увлеченный собственными «хотелками».
- Нужна помощь, сынок? – наконец-то оторвавшись от бумаг, уставился на него через очки Родитель.
- Думаю, да, — наконец-то вымолвил Взрослый. – Скажу вам честно: мы на грани истощения, и Взрослая Республика в опасности. Боюсь, скоро мы совсем не сможем обеспечивать вас всем необходимым, да и себя тоже. У нас… у нас Великая Депрессия, вот!
- Но почему??? – в один голос вскричали монархи сопредельных государств.
- Мы много работаем, никогда не отдыхаем, мы пребываем в хронической усталости, и у нас нет никаких рецептов борьбы с этой напастью.
Это заявление повергло правителей в шок. Но ненадолго. Первым среагировал Вася 482-ой. Для начала он не без сожаления отдал Главному Взрослому шоколадку, которую берег на черный день в кармане мантии, а потом его и вовсе осенило:
- А мы вас приглашаем в Детское Королевство, отдохнуть и развеяться! У нас там карусели, игры всякие, не надо суп кушать и вообще весело!
- А мы могли бы порыться в своих архивах и библиотеках, где собран весь мировой опыт от начала времен, и найти способы борьбы с Великой Депрессией, — опомнился и Монарх-Патриарх. – Будьте спокойны, у нас все учтено!
- Да? – с надеждой поднял голову Взрослый. – Это правда можно устроить?
Устроить это оказалось не так-то просто – потребовались и время, и усилия, но тем не менее идея оказалась плодотворной. Накопленный Родительской Монархией многовековой опыт очень пригодился, а регулярные туры в Детское Королевство стали быстро возвращать взрослым радость жизни.
«Если надо развеяться, пошалить, оторваться по полной и почувствовать себя ребенком – это к нам! – такие слова были написаны на красочных буклетах Детского Королевства. – Исполнение всех ваших желаний, игры, танцы и безмятежное детское счастье – оптом и в розницу».
«Любые консультации, исторические сопоставления, сокровища мудрости, примеры из жизни, опыт предков – на все времена, на любой вкус!! Полезные советы – в подарок! – гласили проспекты Родительской Монархии.
А взрослые… Взрослым теперь было очень хорошо. Отдохнувшие, научно подкованные, они с новыми силами изобретали, производили, расширяли, добывали и созидали – в общем, двигали прогресс.
Со времени того достопамятного собрания все три государства живут в мире и согласии, взаимодополняя и взаимообогащая друг друга, и процветают до сих пор. А в исторических хрониках их часто так и называют – Триединое Государство, или попросту — Триумвират.
Изумрудный Дракон появился в моей жизни так же волшебно, как многие другие вещи. Только что я сидела одна, забравшись с ногами в кресло, потушив свет и слушая Музыку Дождя. Мама вошла, тихонько постояла у двери и вышла, так и не сказав ни слова. Но я ясно «услышала» ее эмоции: нежность, любовь и тревогу за меня. «Господи, ну как же она будет жить в этом мире! Она такая хрупкая, а он такой безжалостный…», — вот как это переводилось с языка эмоций. Я умею ощущать такие вещи. Всегда умела. Я чувствую людей – и поэтому люблю побыть в одиночестве. Большинство людей, сами того не подозревая, переполнены эмоциями темных и грязных цветов. Злоба, и ненависть – черные, тоска – грязно-зеленая, обиды – разные оттенки серого, гнев и ярость – черно-багровые, стыд – грязно-желтый. Ну и так далее. А я люблю малиновую радость, золотистую любовь, изумрудно-зеленую безмятежность, розовую нежность – в общем, чистые и светлые тона. Но такие цвета в городе можно встретить редко. Больше все-таки темных или смешанных. Я, конечно, никого не осуждаю – я уже знаю, что мало кто вообще видит эмоции в цвете, но время от времени ухожу в свою «раковинку» — чтобы отдохнуть от какофонии цветов. Вот мама у меня вообще-то розово-золотистая, но вся ее сущность заляпана пятнами тускло-синей тревоги. Мама тревожится за меня. Она говорит, что я слишком выделяюсь из толпы, что социум не терпит «белых ворон», что надо играть по установленным правилам, что мне трудно будет найти свое место в жизни, что я как бы не от мира сего… А еще мама говорит, что у меня «больное воображение», которое когда-нибудь меня погубит. Наверное, мама права. С определенной точки зрения. Но у меня есть своя. Образ белой вороны мне даже приятен – люблю белый цвет равновесия и чистоты, а ворона – птица умная. Свое место в жизни мне искать не надо – я и так на нем нахожусь. Играть по установленным кем-то там правилам я умею, но не хочу – лучше установлю свои, более подходящие для меня. А как не выделяться из толпы, я вообще не понимаю. Каждый выделяется, каждый уникален, каждый не похож на других. И с воображением: я точно знаю, что оно не может быть больным, просто если воображение настроено на негатив… Но мое воображение здоровое, и я его люблю. В общем, я не разделяю маминых тревог, но стараюсь ее беречь. Одно плохо: я не могу откровенно рассказывать ей о своих мыслях, чувствах и маленьких открытиях. А то она будет тревожиться еще больше, и станет совсем не видно ее розово-золотистой сущности. В общем, если бы у меня был друг… Такой, не просто приятель – а Друг! С которым можно было бы говорить бы на одном языке… - Привет, Принцесса! – отчетливо раздалось совсем рядом. Я удивилась и уставилась в ту сторону, откуда шел голос. Ничего такого там не было – письменный стол, на нем выключенный комп, какая-то мелочь, кактус и ключи. Все! Некому там было голос подавать. - Ориентируйся на цвет, — посоветовал все тот же голос. Я сориентировалась и увидела, что брелок на ключах пульсирует мягким зеленым светом. - Позови меня, и я предстану, — предложил голос. - Пожалуйста, приходи! – включилась в игру я. – Я всегда рада гостям. Изумрудное сияние усилилось, распространилось и расширилось, и уж через секунду на краю моего письменного стола сидело совершенно непостижимое существо – бугристое, пупырчатое, округлое и напоминающее цветом и фактурой свежий огурчик причудливо-неправильной формы. Существо потрясло головой, чихнуло и открыло глаза. Ого! У «огурчика» были огромные оранжевые глаза, очень симпатичные. - Прошу прощения, Принцесса, я постоянно чихаю при расширении, — извинился «огурчик» и виновато поморгал своими невероятными глазами. Он мне определенно нравился. - Значит, я для тебя Принцесса, — констатировала я. – А ты для меня кто? - Ах, конечно же! Разреши мне представиться: я – Дракон, и меня зовут Сет, — и «огурчик» приложил к округлому брюшку невесть откуда высунувшуюся лапку. – Можно, я спрыгну? Неудобно тут, на краю… - Да на здоровье, — разрешила я, продолжая пялиться на странного дракончика-огурчика. В принципе, чудеса в моей жизни скорее норма, чем исключение. Уж такие правила я для себя установила в части чудес. Так что особенно сильно шокирована я не была. Но драконы ко мне еще никогда не приходили, это было что-то новенькое. Тем временем Сет спрыгнул со стола и заковылял к креслу. И я увидела, что он, пожалуй, и вправду дракон! На спине обнаружился аккуратный гребень, сзади волочился довольно мощный хвост, а по бокам, по-моему, были сложены плотно прижатые к туловищу крылья – из-за них он и был такой…огурцеобразный. Но цвет, цвет! Он был и снаружи, и изнутри невероятно чистого переливчатого перламутрово-зеленого цвета, и такого оттенка я еще нигде, ни у кого, никогда не видела. И кое-где в нем вспыхивали и тут же гасли золотые искорки. В общем, просто глаз не оторвать! - Ну вот, устроился, — удовлетворенно сообщил дракончик, расположившись в кресле. Хвост он сообразил свесить через мягкий подлокотник. - Ну-с, и откуда ты взялся? Надеюсь, ты не плод моего воображения? – задала я вопрос, который меня очень занимал на текущий момент. - Нет, я не плод, — заулыбался дракон. – Я – твой личный дракон. Зовут Сет. Лет мне… э… слушай, я плохо могу пересчитывать на земное летоисчисление… В общем, много! - На земное?… – ухватила мысль я. – Так ты не с Земли? - Конечно! – удивился дракон. – Где это на Земле водятся такие же? - Может, на острове Комодо? – поддразнила его я. – Или в непроходимых джунглях Амазонки? - Да нет, что ты, это совсем другой вид! Хотя, в принципе, определенное сходство есть, — сознался дракон. – Но там, откуда мы с тобой прибыли, подобных мне много.
- Мы с тобой? – удивилась я. – А, собственно, откуда мы прибыли? - С Изумрудной Звезды, разумеется, — проинформировал меня дракончик. – Разве ты не помнишь? - Не то чтобы не помню, — медленно проговорила я. – Просто я думала… - Что это твои фантазии? – догадался дракон. - Ну да, — призналась я. – Я много чего помню такого, чего нет в этом мире. Мне мама всегда говорит, что у меня чересчур развита фантазия. - Что такое «чересчур»? – не понял дракончик. – В отношении фантазии не бывает «чересчур»! Вот «недочур» — сплошь и рядом! - Ну, здорово! – обрадовалась я. – Стало быть, мы с тобой – с другой планеты? Я так и знала! А где же ты тогда был раньше? Почему не проявлялся? - Я проявлялся, — сказал Сет. – Сколько у тебя в компе картинок с драконами? Кто в первом классе на Новый год костюм дракона себе смастерил? В конце концов, какой брелок у тебя на ключах? - Маленький зелененький дракончик! – сообразила я. - Ну вот, а говоришь, не проявлялся… Просто ждал, когда ты созреешь, чтобы вот так, в открытую, — прийти, посидеть, поговорить. - Слушай, правда, а почему я так люблю драконов? – с энтузиазмом спросила я. Во мне уже проснулось мое знаменитое и так пугающее маму «больное воображение». - Каждой Принцессе положен личный Дракон, и в глубине души ты об этом всегда знала. Вот почему. Я – твой личный Дракон. - Ну ничего себе! – восхитилась я. – А… - Подожди! – остановил меня дракончик. – Дай послушать музыку! Ты слышишь, какую удивительную мелодию напевает дождь? - Ты умеешь слушать Музыку Дождя? – изумилась я. Впрочем, чему тут было изумляться? Раз уж мы с одной планеты… - Разумеется, — подтвердил дракон. – Все, что умеешь слышать ты, умею и я. - Какое счастье, — с чувством сказала я. – Знаешь, я давно поняла, чего мне так не хватает: человека, с которым можно слушать Музыку Дождя, и наблюдать Танец Листвы, и разговаривать со звездами… Здесь, на Земле, это практически никто не умеет. - А вот и нет! – радостно сообщил дракон. – Ошибаешься! Разумеется, наших на Земле не так уж много, но они есть – я тебя уверяю! И мы их обязательно найдем. - А как мы узнаем, что они с Изумрудной планеты? – сразу озаботилась я. - Очень просто! – развеселился дракон. – Ты знаешь, какого цвета ты со стороны? - Нет, конечно! Я же себя со стороны не видела. А зеркала цвета почему-то не отражают. Странно, правда? Так какого же я цвета? - Такого же, как и я! И все наши – такие же! – сообщил дракончик. – Это потому, что внутри мы никогда не теряем связь с нашей Изумрудной планетой. И поэтому нас так тянут звезды. - Я тоже люблю смотреть на звезды, — призналась я. – Особенно хорошо, когда залезешь на крышу – так ближе. - Так, может, на крышу? – предложил дракончик. - Ночь на дворе, а чердак замыкается, и потом, небо затянуто тучами, — загрустила я. Вообще-то идея мне понравилась. - Да ты что, какие проблемы, Принцесса? – весело спросил дракон. – Теперь же у тебя есть я! Твой личный дракон! Открывай окно и садись мне на спину. Я распахнула окно. Дождь выдавал тихое стаккато, в котором чувствовались скрытый восторг и радостное предвкушение. Мой Изумрудный Дракон Сет забрался на подоконник, а я пристроилась на мягкий гребень (кстати, удобно, как в седле!) и уцепилась сзади за его шею. Дракон прыгнул – и с тихим треском расправились огромные, перламутрово-зеленые, полупрозрачные, невесомые крылья. Он сразу взмыл вверх, и перед нами открылась панорама ночного города, а выше – облака, которые мы пробили, как истребитель, а еще выше – звезды. Они казались таким близкими, что рукой подать, и одна из них была моей. Нет, нашей! - Ты расскажешь мне про нашу родную планету? – прокричала я своему Изумрудному Дракону. Он не ответил, только покивал головой, и выдал какую-то сложную и замысловатую фигуру пилотажа, от которой захватило дух. Теперь внизу не было облаков, и я увидела землю, и огни городов, и ниточки дорог, а главное – я увидела разбросанные в разных местах Земли точки перламутрово-зеленого цвета. «Наши! Теперь мы обязательно с ними встретимся!» — с восторгом подумала я. Они мерцали и пульсировали, словно подавали нам сигнал, и теперь звезды были и сверху, и снизу, а в бесконечном воздушном пространстве парили еще две изумрудные звездочки – я, Принцесса, и мой личный Изумрудный Дракон Сет.
Был летний теплый вечер, конец рабочего дня. На игровой площадке все протекало, как обычно: возились в песочнице малыши, перекидывали мячик ребятишки постарше, девчонки играли в классики. А к скамеечкам под грибочком постепенно подтягивались взрослые – все из этого двора, все приятели, все соседи. Собираться часто не удавалось – у всех свои дела-заботы, но вот вечер пятницы – это святое, это традиция. Старались не пропускать. … Когда Александр подошел, уже почти вся компания была в сборе. Не хватало только Зухры и Рустама – что-то запаздывали сегодня. - Здорово, люди! – поприветствовал собравшихся Александр. - О, привет! И ты будь здоров! Как дела, Санек? – обрадовались соседи. - Спасибо, нормально. Устал немного, впахивал весь день не по-детски, — вздохнул Александр. - Это бывает, — философски заметил Михайлов. – Ничего, сейчас потрещим, расслабимся, и все пройдет. - Ну ты чего, Саш, доклад-то писать закончил? – поинтересовалась Свелана. - Да, закончил, теперь тезисы еще сделать – и можно смело докладывать, — доложил Александр. – Ну, это еще через неделю только. Время есть. - Ну, удачи тебе. Чтоб все прошло на «отлично», — пожелала Светлана. – А у вас что нового, люди? - Книгу интересную скачал в Интернете, — сообщил Вениамин. – Про детей Индиго. - Да? Ну и как? Стоит почитать? – оживилась компания. - Однозначно стоит, — сказал Вениамин. – Это, я вам скажу, вещь! Там все расписано, как по нотам. Весь конфликт современных отцов и детей выложен, и анализ причин, и рекомендации. В плане детско-родительских отношений – просто классный материал. - Тогда кинешь ссылку? – попросила Светлана. - Конечно, сегодня же и кину, — пообещал Вениамин. – Смотрите, наши идут! И правда, Рустам и Зухра наконец-то появились. Были они какие-то встрепанные и озабоченные. - Привет, вы чего опаздываете? – полюбопытствовал Михайлов. - Да опять семейные проблемы, — с досадой сказал Рустам. – Наши опять переругались, чуть не разодрались. Вроде не маленькие уже, а все не научатся мирно жить. Прямо страшно их одних оставлять, - Если б только они, — вздохнул Михайлов. – На всей планете люди никак не научатся мирно жить. Вон, взять хоть Израиль с Палестиной… - Наши тоже как Израиль с Палестиной, — вступила в разговор расстроенная Зухра. – Воюют и воюют. Мы уже и просили, и уговаривали, и примеры приводили – не понимают. - Есть версия, что мужчины и женщины вообще существа с разных планет, — предположил Вениамин. – Им договориться трудно, потому что менталитет разный. Скажите, что не так? - Не так, — возразил Рустам и обнял за плечи Зухру. – Мы же вот не ругаемся? И обо всем договориться можем. Так, Зухрушка? - Разумеется, — пожала плечами Зухра. – Нужно просто слушать друг друга, тогда даже слов не надо. И так все понятно. Я вот чувствую настроение Рустика, и он мое тоже. - Ну да. Нам вместе живется легко. А они – словно кошка с собакой, словно из другой семьи, — удрученно сказал Рустам. – Он слово, она два. Вот как с этим быть? - Терпение, только терпение! – посоветовал Михайлов. – Вы не можете их изменить, но вы можете опытным путем найти подходящие методы воздействия. - Тем более, что проблемы у всех есть, только разные, — добавила Светлана. – Вот моя тоже… Ведь умница, симпатичная, эрудированная – а до сих пор одна. Я ей говорю: «Ты что дома сидишь? Сходи куда-нибудь, развейся, может, друзей себе найдешь, новые интересы». А она — ни в какую. И вечера, и выходные – все время дома, или читает, или вяжет, или по хозяйству что-нибудь делает. Ну как она свою судьбу устроит при таком образе жизни? - Так может, ее освободить от хозяйственных обязанностей? – предложила Аня Романюк. - Да я сама все почти делаю! – с жаром сообщила Светлана. – Но ей на это наплевать, она себе все равно заделье найдет, только бы главную проблему не решать. А годы-то идут, не девчонка уже! Слышу же, как она по ночам в подушку ревет… - Значит, не созрела! – подвел итог Вениамин. – Что ж теперь поделаешь, какая ни есть – а твоя. - Да я ее всякую люблю, — отмахнулась Светочка. – Но ведь хочется, чтобы она была счастлива. Правда, люди? Люди согласно закивали головами. Им тоже хотелось, чтобы их близкие были счастливы. - Вообще, в современном мире у многих потерян интерес к жизни, — задумчиво сказал Вениамин. – Вот взять хотя бы нашего: у него всех интересов – компьютер. Но не в плане саморазвития, для забавы! Все свободное время в стрелялки режется. И кто бы его попробовал отогнать – сразу такая агрессия прет! Ему мамуля кофе и сосиски прямо к компу носит. Чтоб хоть как-то питался. А я апельсины подкладываю, для витаминизации. Разве это здоровый образ жизни? Он уж и зрение посадил…
- А о чем вы с ним разговариваете? – полюбопытствовала Зухра. - Да ни о чем, о фигне всякой, — признался Вениамин. – Ну там, дневник, оценки. И то редко, чаще мамулечка этим занимается. Нет у нас общих интересов, понимаете, братцы? - Ну как нет? – возразил Михайлов. – Ты же сам в компах рубишь, любого хакера за пояс заткнешь, Сеть лучше чем наш двор знаешь. - Да я-то в комп лезу по делу, — не согласился Вениамин. – Мне в игрушки некогда играть. Хорошо еще, что у нас дома и комп, и букер. А то бы не знаю, как технику делили. - Да ты увлеки его чем-нибудь полезным, — посоветовала Светлана. – В Интернете столько возможностей! - Пока не получается, — огорченно сказал Вениамин. – Пока у него один интерес – игры. - Не вырос еще, застрял в детском возрасте, — поставил диагноз Михайлов. - Твой-то хоть дома стреляет, — сказала Аня Романюк. — А наш-то вот дома бывает нечасто. Все время куда-нибудь сбегает. Явится за полночь – и сразу на боковую. Он все еще чисто пацан: железяки всякие в дом тащит, все кругом захламил. В гараже у Сидоровых пропадает, помогает Петровичу с машиной возиться. - Значит, ему дома некомфортно, — авторитетно заявил Михайлов. – Иначе бы он домой сам стремился. А так ему приходится в других местах самореализовываться. Тем более – технарь он у вас, золотые руки. - Это да, это не отнять, — с легкой гордостью подтвердила Аня. – Только почаще бы дома бывал. Мы-то скучаем, да и беспокоимся. - А ты не беспокойся, чтобы беду не накликать, — подал голос Стас Соловьев, который до этого тихо сидел с краешку и только других слушал. – Мы вот тоже беспокоились-беспокоились, пилили-пилили, так он у нас того… попивать начал. Допилились! - Ну, пилить – это уж последнее дело, — сказала Зухра. – Этим только оттолкнуть можно. Кому охота идти туда, куда пилят? Нужно искать разумные подходы, разговаривать, как взрослый со взрослым. Как партнеры, в общем. - Да понимаю я все, — уныло сказал Стасик. – Только если б все от меня зависело… Я ж в семье не один! - Ну и что, — не согласился Рустам. – Кто-то же должен взять на себя ответственность? Вот ты и возьми. Тут надо бить тревогу! Подумай, прикинь, что лично ты можешь сделать. - Я могу ссылку кинуть, про построение отношений с алкоголезависимыми, — пообещал Вениамин. - Так у нас и компа нет, — еще больше опечалился Стас. - Не парься, приходи ко мне, вместе почитаем, — предложил Александр. – Заодно и обсудим, как нам их воспитывать. - Завидую я Федору из первого подъезда, — проговорил Михайлов. – Они дружные, всей семьей то на рыбалку, то по грибы, то в кино, то в зоопарк своих вытянет. Взаимопонимание полное! Федор потому и с нами нечасто встречается, некогда ему – семейные дела! - Да, у Федора – полный порядок, вот это – идеальные отношения в семье, — согласились все. - Странные они у нас какие-то, — с недоумением сказала Анечка. – Вроде уже и не маленькие, а ведут себя как дети неразумные. Но ведь не во всех семьях так? Может, мы что-то не так делаем? - Знаешь, Ань, родственников не выбирают, — рассудительно сказал Михайлов. – Уж какие есть, такие есть. Но вот воспитательный процесс – штука обоюдная. Мы – их, они – нас. Так? - Выходит, так! – неохотно согласилась Аня. – А так иногда хочется отвлечься от проблем, в беззаботное детство вернуться! - Да и то правда, — подхватил Стасик. – Хватит трендеть, айда расслабимся! Кто в «выжигалы»? - Подожди с «выжигалами», — остановил Михайлов. – Если есть проблема, надо ее решать, не откладывая ее в долгий ящик. А проблемы мы обозначили. Есть у кого-то предложения? - Кхм… У меня есть, — солидно откашлялся Александр. - Я тут как раз доклад писал на тему «Энергетические потоки». Так вот: если группа состоит из единомышленников, находящихся на одних вибрациях, ее энергетика возрастает многократно. И Сила Мысли у этой группы будет колоссальная. Мы можем этот факт использовать. - То есть, ты хочешь сказать, что мы можем помочь решению проблемы силой мысли? – сразу ухватил суть дела умный Михайлов. - Да, это вполне научно и логично, — подтвердил Вениамин. – Нужно только встать в замкнутый контур. - Как это? – не поняла Светочка. - Ну, в круг, например. Так, давайте, поднимайтесь. Встаем в круг… Беремся за руки… А какую мысль мы будем им посылать? - Отвращение к алкоголю! – быстро заказал Стас Соловьев. - Чтобы не боялась строить новые отношения, — пожелала Светочка. - Чтоб ему игрушки наскучили раз и навсегда, — определился Вениамин. - Чтоб наши не ругались! – хором высказались Зухра и Рустам. - Чтобы в семью тянуло, — добавила Аня Романюк. - Чтобы как у Федора – везде всей семьей, дружно, с пользой, с удовольствием! – поправил очки Михайлов, которого вообще воспитывала старенькая бабушка – родители уезжали часто и надолго, на заработки. - Так дело не пойдет, — строго сказал Александр. – Чтобы энергия пошла, мысль должна быть коллективная, четкая, высказанная в позитивном ключе, без всяких «не» и «без». Так что давайте определимся: что мы все хотим пожелать? Думаем! Все задумались. Первой подняла руку Анечка. - Вы знаете, я вот тут подумала: ну чего не хватает людям, чтобы быть счастливыми и спокойными? И поняла: любви! Им родители, наверное, мало любви дали. А без любви жизнь такая…беспросветная становится. - Молодец, Анька! – одобрил Михайлов. – Правильно! Нам нужно послать им много Любви и Света. Просто наполняем наш круг тем, что посылает каждый – ну, как котел, а потом из него берем и мысленно направляем луч кому надо. - Это замечательно, это пойдет, — согласился Александр. – Ну, давайте, что ли? Начинаем! И все взялись за руки, закрыли глаза и сосредоточились. Каждый из них распахнул свое сердце, отдавая в общую копилку всю свою Любовь, которую каждый человек носит в себе от рождения. И в какой-то момент, когда концентрация Любви и Света стала запредельной, в центре круга возник незримый шар, и от него невидимые лучи понеслись вверх, вниз, во все стороны, посылая целому миру Свет и Любовь. … Отец Ани Романюк выронил гаечный ключ, склонил голову набок, прислушался и сказал: - Петрович, извиняй, на сегодня все, пойду я. Дома ведь совсем не бываю. А у меня дочура, ей отцовское внимание тоже нужно. … Светина мама внезапно отложила вязание, подошла к зеркалу и увидела там миловидную худенькую женщину, только грустную очень. «Права Светочка. Нельзя себя хоронить. Развод – не конец света! А только его начало. Немедленно надо записаться на какие-нибудь курсы! Или хоть в кружок фламенко!», — подумала она и решительно взялась за телефон. … — Блин, тошнит меня уже от этих игрушек, — оторвался от компа отец Вениамина. – Слышь, мамулечка, где там наш вундеркинд? Пусть покажет мне, где тут в компе про работу. Ну, сократили, ну, я уже пережил, а теперь все – пора новую жизнь строить. … — Не, мужики, что-то не пьется мне, — решительно отставил в сторону стакан отец Стасика. – Вчера голова туманная, сегодня туманная, и завтра туманная… Так вся жизнь в тумане и пройдет. К черту! Сын у меня, понимаете? Какой я ему пример показываю? Все. Хватит. Завязываю. … В аэропорту Сыктывкара родители Михайлова ожидали своего рейса. - Знаешь, ты как хочешь, а я больше из дома никуда, — твердо сказала Михайлова. – Всех денег не заработаешь, а ребенок вырастет без нас – и все, время не догонишь. Он и так уже в 7 классе. И не уговаривай меня! Глава семейства Михайловых уговаривать не стал, только с уважением посмотрел на жену и подумал: «Во умная баба! Прямо мысли читает. Сын-то – в нее пошел!». … На балконе, обнявшись, стояли супруги Хамитовы, смотрели вниз, на своих. - Дружные они у нас, — похвалил отец. – Молодцы! И компания у них хорошая. Ты это… прости меня за сегодняшнее. Погорячился, вспылил. - Да и я хороша была… Не сердись! – покрепче прижалась к нему мать. — Чего нам делить? Считай, полжизни прожили, вон каких хороших детишек вырастили! - Правду говоришь, мать! Только их еще растить да растить. Шестой класс, малышня еще. Смотри вон, в «выжигалы» играют. А они действительно играли в «выжигалы». Хоть это и были вполне современные дети – Индиго, Кристаллы или просто продвинутые ребятки, хоть они и понимали в современных теориях воспитания гораздо больше родителей, но они все-таки были детьми. Близнецы Рустик и Зухрушка, победитель всевозможных олимпиад Санек, компьютерный гений Вениамин, юный философ Михайлов, тихий задумчивый Стасик, женственная Светочка, серьезная Аня Романюк – все они очень любили своих родителей, и тревожились о них, и мечтали об одном: чтобы был мир во всем Мире. А весь Мир, как известно, начинается с семьи – по крайней мере, для детей.
Ведь как в жизни бывает? Вроде все есть, а чего-то не хватает. Вот и у нас так же: все есть, а денег нету. То есть не то чтобы совсем нету, они сначала откуда-то берутся, а потом сразу куда-то деваются. Папа говорит, что их даже почувствовать не успеваешь. А мама говорит, что нас деньги не любят, поэтому у нас и не задерживаются. Еще и бабушка иногда встревает, кротко так: «Не жили богато, неча начинать». А дед добавляет с гордостью: «Мы, Петровы, всегда жили бедно, но честно!». А я так себе думаю: деньги, конечно, не главное – но в наше время без них никуда. Одеваться надо? Надо. Есть тоже что-то надо. За сестру и в детсад, и в музыкалку платить каждый месяц надо. Мне на одни учебники сколько уходит! А ведь еще и в кино охота, и в парке аттракционы зыконские, и тоже везде плати. В общем, без денег плохо. А потом мы с сестрой вырастем, нам образование получать придется, сеструху опять же замуж выдавать. Одни расходы. В общем, задумался я над этой семейной проблемой. Ведь я скоро уже сам работать смогу, а если деньги нашу семью не любят, то значит, и меня тоже? Надо что-то предпринять! Мама говорит, что я в семье самый предприимчивый, а мама зря не скажет. В общем, докопался до бабули: есть ли какие способы добиться, чтобы деньги нас полюбили. Бабуля у меня старенькая, знает много чего. И сказки, и легенды всякие. Да только про деньги как-то призадумалась, долго вспоминала. - Нет, внучек, ничего на ум не идет. Помнится только, слышала я когда-то легенду про Денежный Дождь. Вроде кто под него попадет, навсегда богатым станет, получит какой-то Дар особенный, и детям своим по наследству передаст. Только в чем там суть – убей, не помню. - Бабуля, ну поднапрягись, ну пожалуйста, — заныл я. – Очень нужно! - Ой, ну не могу, чую, придется тебе Денежный Дождь самому искать. Людей спрашивать, вокруг посматривать. Он не часто бывает, главное – его не пропустить. Все, внучек, не терзай ты меня! Память у меня уже не та… - Ладно, бабуль, спасибо, — не расстроился я. – Уже что-то. Буду посматривать! - Давай, милок! – обрадовалась бабуля. – Уж мы богато не жили, так может, хоть ты…Да вот, еще вспомнила! Кто под Денежный Дождь попадет – навсегда счастливым делается. Так что смотри – где счастливого человека увидишь, там и задержись. Может, откроет тебе тайну… - Ну вот видишь, бабуль! А говоришь, памяти не стало! Да ты у меня – высший класс! – похвалил я, чмокнул бабушку в сморщенную щечку и пошел составлять план действий. План действий я придумал такой: где чаще всего встречаются богатые люди? Правильно, в центре! Что им у нас в Емелиной Слободке делать? Значит, надо ехать в центр и смотреть, кто там счастливым выглядит. А потом – поговорить с ним. Уж разговорить-то человека я умею, я очень коммуникабельный. А класснуха наша мне как-то сказала, что я обаятельный. Но про это – не знаю, пока не решил. Может, это у нее просто педагогический прием такой, для поддержки духа. Она всем что-нибудь хорошее говорит. Она у нас не просто классная, а и по жизни – классная! Не люблю я дела в долгий ящик откладывать. Мне этот самый «долгий ящик» представляется как гроб, положи туда дело на минуточку – и все, хана ему, считай, что похоронил. Поэтому ближе к вечеру рванул я в центр – побродить, присмотреться. Конечно, детям вечером в центре делать нечего, но я, если хочу, становлюсь как бы невидимым. Я и так для своего возраста мелкий, а если захотеть – вообще взгляд сквозь меня проходит. Поэтому я никого не боюсь, и родители за меня как-то не тревожатся. Это у нас в Емелиной Слободке по вечерам тихо, а в центре жизнь кипит, музыка гремит, двери хлопают, машины носятся. В общем, люди деньги тратят. Как бабуля говорит, «на ловца и зверь» — скоро я увидел подходящую кандидатуру. Рядом с навороченной тачкой стоял такой крутой мэн, весь задумчивый, ждал, видать, кого-то. Я к нему подкатился и сразу взял быка за рога: - Дяденька, а вы попадали когда-нибудь под Денежный Дождь? Он удивился, но не очень. Усмехнулся так невесело. - Да я, пацан, сам этим дождем каждый день управляю. - Ух ты! – восхитился я. – Ну и как вам? - Да нормально. Жить можно. - Ну вот вы управляете, а сами-то под ним стояли? Ну хоть разочек? - Да чего под ним стоять! – скривился он. – Думаешь, много бабок – это тебе так просто? Крутишься целый день как заведенный. Ночами хреново спишь. В отпуске оторвешься по полной, а вернулся – как и не отдыхал вовсе. Просители все время ходят: «Дай денег, денег дай!». Заколебали, понимаешь! Мне не то, чтобы жалко, а только дармовые деньги легко пришли, легко ушли! Счастья-то они не приносят. Тут у него зазвонил телефон, и он мигом забыл про меня – собрался, напрягся, стал отрывисто бросать «да» и «нет». Я дальше пошел. Не выглядел он счастливым – значит, не мой случай. Мимо скверика проходил – ноги сами повернули. Я своим ногам доверяю, папа говорит, что интуиция у меня, как у собаки-ищейки. И точно: смотрю, на скамейке такая женщина сидит! Ну прямо как киноактриса. Такая уже немолодая, холеная вся, в прическе, одета скромно, но сразу видно – дорого, как из журнала мод вышла. Мама это называет «одеваться со вкусом». Ясное дело, я к ней пошел. - Тетенька, вы такая красивая! – искренне сказал ей я. – Вы, наверное, в кино снимаетесь, только я не помню, в каком вас видел. Она на меня глянула и улыбнулась. - Ой, какой тут ценитель прекрасного появился! Садись, поболтаем.
- Вот вы такая необыкновенная, наверное, в вашей жизни чудеса случались? – закинул удочку я. - Ох, чего только в моей жизни не случалось, — засмеялась она. – И чудеса, конечно, тоже… - А вот был у вас такое чудо – Денежный Дождь? – подошел я к главному вопросу. - Денежный дождь…Почему ты именно про него спрашиваешь? – вдруг посерьезнела она. - Изучаю вопрос! — бодро объяснил я. – Я ведь еще маленький, у меня вопросов тьма. Учусь у старших. - Да? – задумчиво спросила она. – Ну ладно. Хочешь учиться – учись. Расскажу тебе. Я тоже мечтала о Денежном Дожде. Поэтому и замуж вышла за очень богатого человека, намного старше себя. Думала, поймала свое счастье – уж с ним-то ни в чем нуждаться не буду. - Обманул? – посочувствовал я. - Нет, что ты. Вовсе нет. Я и сейчас ни в чем не нуждаюсь. Только вот… - Вам плохо? – испугался я, потому что вдруг лицо ее изменилось, вся холеность куда-то девалась, и стала она на миг старой, несчастной и некрасивой. Но тут же взяла себя в руки – все-таки молодец она была! - Да нет, не плохо. Просто воспоминания нахлынули. Понимаешь, малыш, я ведь не любила его… Да так и не смогла полюбить. Выходит, за деньги замуж вышла. Чужой это оказался денежный дождь… - Он не принес вам счастья? – догадался я. - Не принес. Удовольствия, радости – это было. А счастье – нет. Впрочем, это все ерунда, — вдруг решительно сказала она. – Что-то я распустилась. Так нельзя! Забудь, малыш, что я тебе тут наговорила. Только помни: Денежный Дождь не купишь. Он вольным должен быть, природным. Вот так! Я сполз со скамейки и решил попрощаться с женщиной как следует. Она мне правда понравилась. - До свиданья, тетенька, — сказал ей я. – Я вам желаю счастья. Оно ведь неожиданно приходит. Вы не ждете, а оно раз – и пришло. Она слегка запрокинула голову и сказала, глядя куда-то в небо: - Спасибо, малыш. Ты иди. А то я сейчас заплачу. Я не стал ее напрягать, пошел. Вот ведь как, оказывается, все сложно с этим Денежным Дождем. Ну ничего, я разберусь. Недаром дед говорит, что настырнее меня только вражеские танки. Вот так вот настырно, как вражеский танк, я докатил до Развлекательного Центра «Глобус». Там у нас и кинотеатр, ресторан, и казино, и еще много чего. По дороге все думал: вот ведь как обманчива бывает внешность! На вид женщина выглядела вполне счастливой, а чуть копни – и вот, в слезы. Ну ладно, пусть поплачет. Я знаю, что у женщин все эмоции в жидком виде – так Кузьмич говорит из дома напротив. А Кузьмич знает, у него пять дочек, жена и теща, полный дом эмоций. Тут из дверей вываливает парочка – Он и Она, все такие упакованные, и что главное – прямо светятся от счастья. Я тут стойку сделал – и к ним. - Разрешите вас поздравить! С новым счастьем! – наугад сказал я, и попал в яблочко! - Ой, как здорово! Нас дети поздравляют! Это к добру! – умиленно заверещала Она. Я на всякий случай оглянулся, нет ли еще других детей. Но никого не было. Наверное, у них от счастья в глазах двоилось. Или даже троилось. - Ну, парень, проси что хочешь! – благодушно забасил Он. – Я сегодня в выигрыше, я сегодня добрый! - А скажите, дяденька, вас, наверное, деньги любят? – приступил к выяснению обстоятельств я. - Сегодня – так даже очень, — захохотал дяденька. – А вообще – я их больше люблю, чем они меня. - А вы когда-нибудь видели Денежный Дождь? - Денежный Дождь? Что еще за фигня? Нынче дожди все больше кислотные, — еще больше развеселился он. - Ну, легенда такая есть. Если человек попадет под Денежный Дождь, его деньги полюбят навсегда. И он будет счастливым, — объяснил я. - Ага, вот так вот, значит? Ну, держись, шкет! Ща я тебе устрою Денежный Дождь! Побуду твоим Дедом Морозом! А ну, стой смирно… Он полез в карман и достал толстую пачку купюр, сорвал с нее обертку, распотрошил и стал посыпать меня сверху. Я остолбенел, и мысли сразу все перепутались. Стоял, как дурак, весь обсыпанный, и не мог сообразить, что же делать. Зато тетенька его сообразила. Она завизжала так, что уши свернулись. - Идиот! Ты что, с катушек съехал??? Мы что, блин, богаче всех? - Заткнись, коза, я сегодня гуляю! – отмахнулся Он. - Сегодня гуляешь, а завтра лапу сосать будешь? Это ты сегодня выиграл, а сколько раз перед этим проиграл? Ой, господи, да за что же это мне??? Мужчина, не глядя, захватил ее голову под мышку, и визг стал глуше. Тем временем и пачка кончилась. - Ну что, шкет, как тебе Денежный Дождь? – самодовольно спросил Он. Я уже пришел в себя и даже разобрался в своих чувствах. - Не очень, — честно признался я. – Так себе. Это какой-то не настоящий Денежный Дождь. Во всяком случае, счастья я не ощутил. - Счастья он не ощутил! – вновь завизжала из-под мышки Она. – Ах ты маленький мерзавец! Вали отсюда быстро! Дима, смотри, чтоб он деньги не прихватил. Я сейчас все быстренько соберу. Да пусти же, а то вдруг ветер поднимется!!! Я вышел из этой «денежной лужи» и свалил, даже с облегчением. Как-то это все мне не понравилось. Стоишь, как оплеванный, и обтекаешь. Ну его к черту, такой дождь. - А ты, парень, молоток! – одобрительно сказал молодой человек, который наблюдал всю картину, стоя поодаль – я его еще в самом начале заметил. – Правильный пацан. С достоинством. Вопрос можно? Что ты там про Денежный Дождь говорил? - А вам-то зачем? – невежливо сказал я. Все еще не отошел от своего приключения. - Да погоди ты, не кипятись. Мне по работе надо, — примирительно сказал он. - А вы кем работаете? – сразу заинтересовался я. - Я рекламой занимаюсь. Ну, придумываю всякие штуки, чтобы люди что-то покупали, — охотно объяснил он. – Меня твой денежный дождь прямо вставил, у меня нюх на креатив. - Ну, это легенда такая, — неохотно начал я, но потом сам увлекся и даже от себя прибавил, свои догадки. Он слушал внимательно, серьезно, переспрашивал даже. - Слушай, парень, а я в тебе не ошибся, — сказал он, когда я завершил свое повествование. – У тебя котелок варит. У меня тоже. Вот пока ты рассказывал, уже целый видеоряд сложился на тему твоего дождя. Такая кампания будет – отпад. Все рухнут. Короче, так. Вот тебе моя визитка. Звони, не теряйся. Я тебе тоже позванивать буду, насчет свежих идеек. А вырастешь – возьму тебя на работу. Нам креативщики во как нужны! - Спасибо, — взял я визитку. Визитка выглядела солидно, на хорошем картоне. Значит, и фирма нехилая. - А вот тебе твой заработок. Бери, пацан, каждый труд должен быть достойно оплачен. А твой Денежный Дождь – вообще супер. Потрудился! Ну, бывай. Жди звонка! Он пошел, а я еще какое-то время смотрел ему вслед, а потом перевел взгляд на купюру. 100 баксов. Ну ни фа себе! Я сначала было хотел его догнать, но потом не стал. Прислушался к ощущениям, а там, между прочим, плескалась радость. Значит, все правильно! Только вот про Денежный Дождь я его спросить не успел, а теперь вроде как поздно догонять было. Ну, не беда – визитка есть, потом позвоню, если что. Короче, решил я двигать домой. Поздно уже было, на автобус надо успеть. Домой пришел – рухнул, как подкошенный, даже ужинать не стал. Мне, когда впечатлений много, главное – выспаться. У меня во сне все как-то само собой перерабатывается, на автомате. А утром меня разбудила сестренка. Она теребила меня за плечо и говорила: - Вставай! Пойдем на улицу, там слепой дождь идет! И две радуги в небе! Я вскочил, люблю такие явления, одеваться особо не стал, только шорты натянул, и босиком выскочил на улицу. А там и правда светило солнышко, синело небо, а из одинокой тучки брызгал теплый дождик. От него волосы хорошо растут и грибы. И все ребятишки уже высыпали на улицу, прыгали под дождем. Мы с сестренкой тоже присоединились и бесились вместе со всеми. Капли падали такие крупные, тяжелые, звенели и рассыпались, словно серебряные монетки. А в небе действительно сияли целых две радуги – одна побольше, а другая поменьше. И все мы были счастливы. Когда дождик кончился, мы рванули домой. На крылечко приковыляла бабуля, улыбалась и кивала головой. - Вспомнила, внучек, вспомнила! Вот это и был Денежный Дождь! - Да ты что, бабуля? – удивился я, стряхивая с волос капли. – Какой же он денежный? Обычный слепой дождик! - А вот и Денежный! Ты, внучек, знай, что Господь все просто придумал. Это уж потом люди что забыли, что переврали, а остальное сложным сделали. А так-то – все просто! Тут мама позвала всех завтракать. Но прежде, чем идти, я задал бабуле главный вопрос: - Так что, выходит, нас теперь деньги полюбят? - Ты вот сейчас радовался? – спросила бабуля. – Прыгал, веселился? Чудо ощущал? - Ну да, — подтвердил я. – Здорово было. Капли такие… будто массажные. Счастье прямо как из ведра! - Вот и играй с деньгами также легко и радостно, как с дождиком. И радуйся им так же. И не стремись накопить впрок – деньги ведь как капельки, им круговорот нужен. Про круговорот воды в природе я понимал, мы это в школе проходили. А вот бабуля откуда знает, с ее-то тремя классами? Наверное, это мудрость. Все-таки повезло мне с семьей! И я пошел в дом, на ходу прикидывая, какие подарки я куплю всем своим на чудесным образом полученные (заработанные!) 100 баксов — первую каплю своего будущего Денежного Дождя.
В уголке тихонько играли дети – Паша и Маша. А за обеденным столом пили чай и вели обстоятельные разговоры бабушки – Анна Федоровна и Валентина Степановна.
- …Мои придурки живут при мне, как у Христа за пазухой, а еще недовольны, — рассказывала Валентина Степановна.
- А кто такие придурки? – спросила Маша у Паши.
- Я думаю, «придурки» — это которые при дуре живут. Ну, то есть, при бабушке, — подумав, ответил Паша. – Это она нас всех так называет, ласково!
- А-а-а… А что такое «у Христа за пазухой»?
- Ну, это вот если ты куклу под кофту запихаешь, и она там жить будет.
Маша тут же запихала пупса под кофточку и прислушалась к ощущениям.
- Павлик, куколке скучно, оттуда ничего не видно же! И мне она мешает, колется.
- Ты, Машка, еще маленькая. А взрослые очень любят что-нибудь за пазухой носить. Я сам слышал, как бабуля говорила про соседку: «У нее всегда камень за пазухой».
- А-а-а…
- …Я за них так душой болею, так болею! – тем временем продолжала Валентина Степановна. – Дети же все-таки! Несмышленыши!
- Она это про нас? – спросила Маша.
- Нет, это она про родителей, — сокрушенно ответил Паша.
- Какие же они дети, если это мы дети? – удивилась Маша. – Разве у детей дети бывают?
- Бабушка считает, что бывают, — вздохнул Паша. – Она старенькая, ей виднее.
- Ну ничего себе! А зачем она о них душой болеет?
- Ну, так положено. Сначала человек немножко душой болеет, иногда только, а потом привыкает и всегда уже болеть начинает, и он становится «душевнобольной». А потом его в специальный домик отвозят, за город, где душевнобольные живут. Там за ними такие большие дяденьки в белых халатах ухаживают. Наверное, душу лечат. Я по телевизору видел.
- А-а-а! А чем душу лечат?
- Не знаю. Думаю, рентгеном просвечивают. «Душа – дело темное», так бабушка говорит.
- А моя тоже говорит: «Чужая душа – потемки». Ага, наверное, рентгеном.
- Вот смотрю я на них – ну беспомощные же, пропадут без меня! Просто сердце щемит! – говорила Валентина Степановна, прижимая к сердцу недоеденную плюшку.
- А как это «сердце щемит»? – заинтересовалась Маша.
- Ну, не знаю… Наверное, как мама белье вешает. Прищепкой – раз! И прищемило…
- Ой! Больно, наверное?
- Наверное. Я себе палец прищемлял – больно было. И кожа посинела. А сердце вообще без кожи.
- Вы совершенно правы, голубушка, — говорила уже Анна Федоровна. – Я вот своих растила, думала, будет мне утешение в старости, но мои дети – сплошное божье наказание.
- А что это – «божье наказание»? – снова открыла рот Маша.
- Ну, это когда человек нагрешит много, ему Бог наказание посылает, — пояснил Паша. – Наверное, натворила чего-то.
- Бабушка? Натворила? А бабушки разве шалят? – снова разинула рот Маша.
- Просто так никто не наказывает, — назидательно сообщил Паша. – Значит, за дело!
- Ну да, наверное, разбила чего-нибудь. Или без спросу взяла.
- Ага. Машка, а у тебя родители беспомощные?
- Ты что, дурак? Очень даже помощные! Они мне всегда помогают, если я не умею. И учат быть са-мо-сто-ятельной. Вот!
- И меня мои учат. Странно, откуда тогда беспомощные взрослые берутся? Их родители ничему не научили, что ли? Надо обдумать…
И Паша ушел в раздумья. Тем временем за столом беседа продолжалась в том же ключе. Солировала Анна Федоровна.
- Я их растила, ночей не досыпала, кусок не доедала, все им, все им! И сейчас на них пластаюсь, как папа Карло.
- Паш, а Паш! А как папа Карло пластается?
- Как, как… Топором! Или рубанком. Про Буратино фильм видела? Ну и вот!
- Да…наверное, рубанком. У папы есть, он им доски стругает. Я сама слышала, как мама по телефону жаловалась, что бабушка с них каждый день стружку снимает. А топором дрова рубят. Это, наверное, уже когда совсем плохо будет – тогда за топор возьмется.
- Глупая ты, Машка. Нельзя топором, убить же можно. Пословица такая есть: «Не руби сплеча!».
- Паш, а почему она ночей не досыпала и кусок не доедала?
- А я знаю? Торопилась, наверное, куда-нибудь. На дискотеку, например. Или на свидание. И еще на диете сидела. У меня мама сидела, так всю еду на 4 части делила и только один кусочек в рот, а остальное – недоедала.
- Никакой жизни! – патетически завершила Анна Федоровна и залпом допила свой чай. – Только о них день и ночь думаю, беспокоюсь, их проблемами морочусь!
- Ей что, больше подумать не о чем? – загрузилась Маша. – Я вот про столько сразу думаю! И про куклу, и про гулять, и про то, как в школу пойду, и про вкусные пироженки, и про собачку, которую мне на Новый год обещали. И еще много про что.
- Ну ты же не беспокоишься, — логично возразил Паша. – Ты просто думаешь, для удовольствия.
- А она не для удовольствия, что ли?
- Наверное, у нее других удовольствий нет. Только проблемами морочиться.
- А почему она себе не заведет? Ну, удовольствия?
- Наверное, не хочет. Ей, может, так больше нравится.
- А-а-а…
- Ах, голубушка, я вас так понимаю! – восклицала за столом Валентина Степановна. – Вот так изо дня в день приходится руководить процессом, совершенно не остается времени на себя!
- А когда же она тогда живет? Если времени нет? – заинтересовалась Маша.
- Да ты, Машка, не понимаешь! Она живет, только чужой жизнью, — объяснил Паша. – Вот мы когда в отпуск на море уезжали, так бабушка каждый день по телефону руководила, что нам есть, куда ходить и как меня воспитывать.
- Да-а-а-а??? А вы что?
- А мы не слушались! Говорили: «да, да», а сами то в цирк, то в аквапарк! У меня родители продвинутые!
- А бабушки, что ли, непродвинутые?
- Ты чего, Машка? Они же еще в прошлом веке жили! Тогда даже Интернета еще не было! Где бы они научились? Вот у них своей жизни и не получилось, только чужая.
- Ну да… Бедненькие!
- В общем, нельзя расслабляться! Видно, судьба наша такая – нести свой тяжкий крест! – завершила Алла Федоровна и громко поставила чашку на стол.
- Папа говорит, что если механизм слишком напрягается, то быстро ломается, — авторитетно сообщил Паша. – А папа самый лучший механик, он-то уж знает.
- А крест нести – это как? – спросила Маша.
- Это тяжело, — предположил Паша. – Представляешь, все время на себе крест какой-то волочить? Да еще за чужую жизнь?
- Не-а, я так не хочу, — замотала головой Маша. – Зачем это мне надо – за чужую жизнь? У меня что, своей нет, что ли?
- Нам, Машка, это не грозит, — успокоил Паша. – Мы – современные дети, и Интернет у нас есть. Не пропадем!
- Главное, чтобы свои удовольствия в жизни были, — добавила Маша. – Тогда некогда будет всякой ерундой морочиться.
- Все на нас, все на нас! За все в ответе! – трубно провозгласила Валентина Степановна и торжествующе поставила на стол привычный десерт — таблетки валидола.
Крамниця виконання бажань 
ПУТІВНИК
