Рубрика: Как полюбить себя, Он и Она, Самопознание, Сомнения и Страхи
ВЗРЫВ НА МАКАРОННОЙ ФАБРИКЕ
А вы знаете, что у каждого человека внутри есть небольшой паровой котел, в котором варятся разные эмоции? Когда их набирается слишком много, они начинают бурлить и кипеть, и тут-то нужно не прозевать и вовремя выпустить пар. Если же все-таки прозевали и не выпустили, есть опасность, что или корпус треснет, или крышку сорвет, в общем, рванет – мало не покажется. В этих целях у котла предусмотрены клапаны: когда давление становится слишком высоким, какой-нибудь клапан открывается, и через них со свистом выходят излишки пара. Так вот: жила-была одна девочка. Как ее звали, я не помню, а прозвище у нее было смешное – Макарошка, потому что у нее были длинные тонкие ноги, как две макаронины, на голове прическа «взрыв на макаронной фабрике», и жила она, кстати, на макаронной фабрике. Почему именно там? Ах, вы же сами знаете, девочки порой выбирают себе такие странные места обитания! Как и у любой девочки, у Макарошки имелся свой Паровой Котел, и в нем варились всякие эмоции. Но девочке они проблем и хлопот не доставляли: если честно, она их вовсе не замечала. Макарошка вечно везде носилась, ничем не морочилась, плакала от души, смеялась во весь голос, шалила и скакала, сколько душа пожелает, и давление в ее Паровом Котле всегда было нормальным. Но вот однажды в ее жизни появился Наладчик. Наладчика побаивались все агрегаты и механизмы, потому что он их постоянно регулировал. Только от желания Наладчика зависело, как, когда, в каком темпе и с какой производительностью будут работать те или иные агрегаты. А если ему что-то не нравилось, мог и вообще отключить или списать в утиль. Вот таким важным человеком был этот Наладчик! В принципе, Макарошка Наладчику понравилась. Она была смешная, длинноногая и, главное, очень живая. Так-то Наладчик привык общаться с бездушными машинами, а тут – человеческое существо, к тому же вполне себе симпатичное. Впрочем, присмотревшись, Наладчик решил, что кое-что в Макарошке можно было бы и улучшить. – Скажи, кто научил тебя носиться по жизни с такой страшной скоростью? – первым делом спросил он. — Разве ты не знаешь, что надо соизмерять свою скорость с возможностями окружающих? Макарошка оглянулась и не увидела других «окружающих», кроме самого Наладчика, но углубляться в тему не стала и только кивнула. - Вот тебе конфетка. За хорошее поведение буду давать тебе конфеты, а за плохое – наказывать. Будешь стоять в углу и думать о своем поведении. Ты что выбираешь? Макарошка съела конфету, и ей понравилось. А угол ей не очень понравился – что она там не видела, в углу? Поэтому она выбрала быть хорошей девочкой и наглухо закрыла клапан, который назывался «бегать». Теперь она ходила чинно и важно, соизмеряясь со скоростью Наладчика. - Будем изучать правила хорошего тона! – сообщил Наладчик. – Ты в них ничего не смыслишь. Макарошка удивилась: до сих пор она думала, что хороший тон – это когда внутри тебя все гудит тихо, мирно и синхронно. Но, как оказалось, «хороший тон» — это было никакое не звучание, а «свод разных правил, регламентирующих человеческую жизнь» — так Наладчик сказал. Он сказал, а она поверила. - Теперь давай научимся нормально разговаривать, — предложил Наладчик. – Не орать, не шептать, а говорить в рамках заданных параметров. Про параметры Макарошка не поняла, но, пару раз постояв в углу, уяснила это опытным путем. Теперь она разговаривала четко, внятно и вполголоса, вследствие чего еще на одном клапане появился защитный колпачок. - Ну вот, уже лучше, возьми конфетку, — одобрил Наладчик. – Надо бы еще прическу изменить. А то твой рыжий «взрыв на макаронной фабрике» — это просто плевок в лицо общественному мнению. Макарошка вовсе не считала свою прическу каким-то «плевком», но возмущаться не стала, а просто расчесала волосы и собрала их в хвостик. Наладчик остался доволен, а Макарошка опять получила свою конфетку. - Нечего тебе болтаться без дела, пока я работаю, — как-то решил Наладчик. – Давай-ка учи наизусть Инструкции по технике безопасности. А я потом проверю!
Теперь Макарошка большую часть времени проводила за учебой, а Наладчик гонял ее по разным параграфам, проверяя усвоенный материал. Макарошка училась хорошо, и с конфетками перебоев не было. Чуть позже Наладчик, с присущей ему основательностью и ответственностью, составил воспитательный план и стал педантично воплощать его в жизнь. - Смех без причины – признак дурачины! – внушал он, и еще один клапан захлопнулся, а Макарошка стала смеяться редко, кратко и по делу: действительно, что такого смешного в производственном процессе на макаронной фабрике? - Слезы – это признак слабости, — говорил он, и Макарошка научилась глотать слезы, не допуская подобной невоспитанности. - Танцевать можно только в определенное время и в специально отведенных для этого местах, — объявил Наладчик. – Вот график, повесь на видном месте и не пропускай. Но Макарошка танцевать по графику не могла, так как ее желания вечно не совпадали с расписанием. Конечно, она проделывала какие-то вялые па, раз уж по графику положено, но клапан при этом приоткрывался тоже вяло, совсем чуть-чуть. - Не свисти в помещении! - Нет слуха – не пой! - Не говори ерунды. - Не плюй в колодец! - Не стой под стрелой! - Руками не трогать! - Ногами не бегать! - Правила соблюдать!
В паровом котле у Макарошки уже давно все бурлило и клокотало, сам котел дрожал и подпрыгивал, а давление порою просто зашкаливало. Требовалось очень много усилий, чтобы как-то сдерживать этот процесс и не взорваться, и она старалась изо всех сил. У нее порою буквально макушка дымилась, на что ей строго указывал Наладчик. - Остынь, не парься, — говорил он. – Держи себя в рамках! Легко сказать «не парься», когда тебя распирает! Но возражать Наладчику Макарошка стеснялась – ведь он стал для нее Очень Значимым Человеком. Хотя она с тоской вспоминала то время, когда ничего не знала о правилах хорошего тона и была такой, как есть. Зато теперь она выглядела, по словам Наладчика, «очень хорошей девочкой», только излишне полноватой, потому что много конфет ела. А в угол она теперь сама себя ставила, когда ей казалось, что она поленилась или ошиблась. В ее паровом котле меж тем продолжало кипеть адское варево из невысказанных возражений, подавленных эмоций и невыпущенных обид, но пар стравить было некуда – клапаны-то закрыты! И однажды случилось то, что должно было случиться: давление превысило все мыслимые и немыслимые пределы, котел не выдержал, и ка-а-ак рванул! Все, что накипело, с шипением и свистом выплеснулось фонтаном. Те, кто находился поблизости, бросились врассыпную, как ошпаренные. Да что там, они и были ошпаренными! Тут уж Макарошка не смогла ничего ни удержать, ни смягчить, потому что совершенно потеряла контроль и над эмоциями, и над ситуацией. Мгновенно высвободилось все: и смех, слезы, и горе, и радость, и гнев, и несогласие, и еще много чего. Мимо нее в клубах пара бурные потоки пронесли совершенно растерянного, мокрого, испуганного Наладчика, а потом и вовсе ничего не стало видно, и сознание отключилось. Очнулась она в собственном доме, на диванчике. В комнате пахнет чем-то медицинским – никак, нашатырем. Приоткрыла глаза, а за столом – доктор в белом халате, а рядышком, на стуле, муж ее Макаров, испуганный и растерянный. - Я ей успокоительного вколол, сейчас она поспит пару часиков, а потом проснется, и все пойдет своим чередом, — говорил доктор, попутно что-то записывая. - Что это было? – спросил муж дрожащим голосом. – Прямо взрыв на макаронной фабрике… Ужас! - Истерика, обычная истерика. Не волнуйтесь, ничего страшного, с женщинами это бывает. Она у вас как, эмоциональная особа? - Да в том-то и дело, что нет. Она очень сдержанная, такая прямо железная леди. Все в себе держит, слезы из нее не выдавишь. - Вот-вот, с такими «железными леди» часто инсульты случаются. Вашей жене еще повезло – всего лишь истерика… отличная, я вам скажу, разрядка. - Мрак, — кратко прокомментировал Макаров. - Нет-нет, не скажите. Вот когда внутри, в организме, происходит «взрыв на макаронной фабрике», тогда и правда мрак, ведь последствия могут быть непоправимыми. А так… ну, компьютер расколотила. Ну, табуретку сломала… Ну, ваш журнал «Супермен» в мелкие клочья разорвала. Ну, высказала вам все, что о вас думает. Так это ж мелочи! Просто слишком долго копилось, вот и рвануло. - Ничего себе мелочи… — опасливо поежился Макаров. – А в будущем как – не рванет опять? - А это, молодой человек, во многом и от вас зависит. Не пытайтесь ее менять, любите такой, какая есть. Следите, чтобы ваша женушка вовремя выпускала пар. Создайте ей для этого все условия, и все будет хорошо. - А как создать, и какие условия? - Ох, молодо-зелено… Ладно, слушайте. Вот вы знаете, что у каждого человека внутри есть небольшой паровой котел, в котором варятся разные эмоции? Макарошка не удержалась и хихикнула. Оба мужчины синхронно повернулись к ней. Доктор смотрел заинтересованно, муж – тревожно. - И фиг вам волосы в хвостик! – мстительно сказала она. – Возвращается прическа «взрыв на макаронной фабрике», и я возвращаюсь на танцы. Люби меня такой, какая есть, — и, не удержавшись, добавила: — Наладчик хренов…
Была у меня Большая Любовь. И был у нас с Любовью Любимый, он же Ненаглядный, он же Единственный. Сердце радовалось, душа пела, бабочки порхали в животе. А потом он нас бросил. Вот так вот взял и ушел в дальние дали, куда его поманила Другая Любовь. Сердце болит, душа плачет, бабочки все окуклились и уснули – до лучших времен. Смотрю на его фотографию – а в глазах горе плещется. Плохо мне, тяжко, а что делать – не знаю. Не то повеситься, не то утопиться, не то прическу сменить… Трудно без Любви-то! - Почему без меня? – удивилась Большая Любовь. – Он ушел, а я-то осталась! - Как это ты можешь остаться, если он ушел? – удивилась я. – Ты же была между мной и им? - Ничего подобного! Уважающая себя Любовь между кем-то и кем-то не болтается. Она живет внутри. Я вот – в тебе живу. - Во мне сейчас другое живет. Боль, разочарование, отчаяние и грусть. И еще одиночество. Вот такие у меня поселенцы. - Зачем же тебе такие квартиранты? Хочешь, я их прогоню? – предложила Большая Любовь. - А как? Ты сразишься с Другой Любовью, победишь ее и вернешь мне Любимого, да? - Еще чего! – возмутилась Любовь. – Ни с кем я сражаться не буду, я вообще не воинственная. И возвращать кого-то насильно – это, прости уж, не в моих правилах. - А как тогда ты прогонишь боль, разочарование, отчаяние и грусть? - Я с ними поговорю, и они сами уйдут. Только музыку включить надо. - Ты что, под музыку с ними общаться будешь? - Мы не словами будем разговаривать, а языком тела. Давай потанцуем, ага? Для начала Большая Любовь выбрала грустную мелодию, и мы стали танцевать. Грустить в танце было так возвышенно и прекрасно, что я даже поплакала. - Давай-давай, плачь, — поощряла меня Любовь, — слезы – это жидкие эмоции, пусть они покинут тело, а вместе с ними уйдет и отчаяние. И вот что странно – когда танец закончился, мне уже не было так грустно, и отчаяние куда-то отступило. - А теперь воздадим должное твоей Боли, — сказала Любовь. – Для нее самая подходящая музыка – «Болеро»! И побольше экспрессии, пожалуйста! Под «Болеро» я выдала всю экспрессию, на которую была способна. Я даже немного разозлилась. «Уходи, боль! – сквозь зубы шептала я. – Не смей терзать меня! Я хочу быть счастливой, я хочу быть спокойной, я хочу, чтобы в моей жизни все еще было хорошо!». И Боль, пока отчаянно танцевала со мной, таяла, уменьшалась, становилась какой-то зыбкой и прозрачной… так, не боль, а призрак боли. - А теперь разберемся с разочарованием, — заявила Любовь. – Ведь оно само собой не приходит. Только если ты позовешь! - Я не звала! – поспешила оправдаться я. - Верю-верю. Зато ты звала Очарование. Можно сказать, была добровольно очарована! А когда чары развеялись, все стало казаться тебе серым и даже черным. - Ну, где-то так, — согласилась я. – Ведь на том месте, где он стоял, теперь пустота, черная дыра! - А зачем ты смотришь исключительно на опустевшее место? Отступи на шаг и посмотри шире! Вокруг тебя еще столько всего, что может очаровывать! Я отступила и посмотрела. И правда: за окном было чарующее синее небо с нежными облачками, на балконе напротив росли дивные цветы, а в песочнице играли совершенно очаровательные дети. - Стоит несколько расширить кругозор – и очарование сразу вернется, — пообещала Любовь. — Не стоит сужать свой мир до размеров Любимого. - Я и не заметила, как это получилось, — покаялась я. – Оказывается, мир не куда не делся! И многое в нем выглядит совершенно очаровательно! - А сколько пока не попало в поле твоего зрения! – мечтательно вздохнула Большая Любовь. – На всю жизнь чарующих впечталений хватит! - Надо же… а я так давно по сторонам не смотрела, — изумленно осознала я. – Только на него, на Любимого. - Может, потому он и сбежал? – предположила Большая Любовь. – Трудно так жить-то, под пристальным взглядом и неусыпным оком. - Но я думала, что Большая Любовь – это когда глаз друг с друга не сводишь! Когда наглядеться не можешь! Когда не оторваться друг от друга. - Это, моя милая, не про меня. Это называется «Большая Привязанность». Она всегда идет рука об руку со Страхом Потери. А я дружу со Свободой. Зачем мне кого-то привязывать, я же большая! Во мне места для всех хватит, и еще останется. - Это здорово! – обрадовалась я. – Но что же теперь делать с Единственным и Ненаглядным? Он вернется? Или не вернется? - Он вернется. Или не вернется. А ты будешь счастливой в любом случае! Если сама захочешь, конечно. Я хотела. И тогда я решила, что все, я достаточно погоревала. Я все еще его люблю – это да! – но теперь как брата, а моя Большая Любовь настолько большая, что сможет вместить в себя еще очень многое – целый мир! И тогда я пошла делать все то, что давно хотела, да времени не было, потому что сидела, на Любимого и Ненаглядного смотрела. И вскоре такой расцвет у меня в жизни начался, что захотелось это как-то отметить. Выбрала я объект – заброшенную-заросшую клумбу во дворе – и пошла ее облагораживать. Вскопала, порыхлила и стала рассаду высаживать. А Большая Любовь рядом стоит, поддерживает и одобряет. - И правильно, и молодец! Пусть расцвет и процветание будут и внутри, и снаружи! А все горести-печали закопай, пусть покоятся с миром. А мне смешно: какие горести, какие печали? У меня на душе снова бабочки порхают – проснулись после спячки-то, вон как жизни радуются! И тут слышу над головой голос Любимого: - Здравствуй! Ну как ты тут без меня, соскучилась, наверное? Распрямила я спину, глянула на него. Стоит с чемоданом, весь такой победительный, сияющий, как подарок судьбы, и тени сомнения нет, что я без него всю подушку изгрызла. Но я его все равно люблю. Как брата! - А у меня Другая Любовь закончилась. Вернулся я! Ты рада? - Сочувствую! – отвечаю. – А у меня Большая Любовь. Вот!
Она умела любить безоглядно и безудержно, как в последний раз, но он об этом пока не знал. Впрочем, у него появился сеанс узнать: он ей свидание назначил, в 19.00 возле кинотеатра «Ударник». Она пришла (нет, прилетела на крыльях любви!) — а его нет. «Наверное, я слишком рано», — подумала она и решила подождать. Час прошел, другой — не явился. «Может, его на работе задержали?» — подумала она и решила еще подождать. Стемнело. Закончился последний сеанс, люди потянулись к остановке. «Иди домой, он не придет!» — шутливо посоветовал ей веселый подвыпивший дядька. Она промолчала — мало ли дураков в жизни встречается? И с чего это дядька взял, что он не придет? Может, он просто забыл, как кинотеатр называется? Город большой, кинотеатров много… ездит сейчас на такси, ее ищет… надо еще потерпеть. Утром дворник с недоумением остановился напротив нее, моргая глазками. - Чего стоишь? - Жду. - И долго ждать будешь? - Если надо — всю жизнь. - А если того… не срастется? - Если я сейчас уйду — точно не срастется. Так что я уж подожду. - Добро, — согласился дворник и смел с ее ног тополиный пух. Вечером местная бабушка принесла теплых пирожков с картошкой и пластиковую бутылку с чаем. - Вижу, ждешь. И я своего с войны вот так ждала… надеялась! Но не пришел, нет. Полег на поле боя. Покушай, внученька, подкрепись! Ждать — дело тяжкое. Она воодушевилась и даже приподнялась в собственной самооценке — как будто и она с поля боя своего ждала. А после пирожков и вовсе хорошо ей стало, сил прибавилось. И на следующий день ждала, и после… Сначала трудно было, спина ныла и ноги затекали, а потом ничего — привыкла. Те, кто ждет, всегда рано или поздно теряют излишнюю чувствительность и привыкают к своему выжидательному положению. Возле кинотеатра место было бойкое и ходило много мужчин, и некоторые были не прочь познакомиться поближе, но она всем своим видом транслировала: «Занята. Жду. Не отвлекать!», и они считывали сигнал, проходили мимо. Тем временем лето кончилось, и тополиный пух сменили желтые сентябрьские листья. За лето она укрепилась духом и телом, загорела (можно сказать, забронзовела!), застыла в величии своей любви и правда стала похожа на памятник. Начались пасмурные осенние деньки. Дворник притащил откуда-то плоский камень и помог ей взобраться. Она потопталась, утвердилась, и дворник остался доволен. Теперь и ему вокруг нее подметать сподручнее, и ей в дожди стоять удобно – все-таки не в луже. Сначала ей было неловко, что она возвышается над всеми, а потом нашла в этом высший смысл, и даже сразу несколько: во-первых, сверху виднее — так она точно не пропустит его, во-вторых – все-таки не в толпе, а особняком, в-третьих — ее терпеливое ожидание было преисполнено высоких чувств и заслуживало какого-никакого пьедестала. Люди, идущие в кино, сначала удивлялись, интересовались, а потом привыкли – люди вообще быстро ко всему привыкают. Ну, стоит себе памятник какой-то, да и пусть стоит, кому мешает-то? Экскурсоводы уже останавливали возле нее свои группы и рассказывали: - А это наша местная достопримечательность работы неизвестного автора, так называемая «малая форма». По одним источникам, аллегорическая фигура «Ожидание», по другим – «Памятник Любви». Возле этой фигуры теперь молодежь свидания назначает. Можете сфотографироваться на фоне. «Ну вот, не зря я тут стою, — думала она. – Уже и памятник своей любви соорудила… Ценят… Приятно! Он придет – удивится, обрадуется, оценит. И он все-таки пришел. Она его сразу узнала, хотя он сильно изменился: постарел, поседел, полысел, отрастил брюшко. Он ее тоже сразу узнал – она за временем не следила и потому почти не изменилась, только монументальность приобрела. - О, сколько лет, сколько зим… – вяло удивился он. – А ты чего на камне делаешь? - А я тебя жду! – радостно сообщила она. - Давно ждешь? - Ага! – гордо сказала она. – С того самого дня, когда ты мне свидание назначил! - Ну ничего себе! А зачем? - Как «зачем»??? Потому что все еще люблю тебя! - Аааааа… дык это… зря. - Почему «зря»? Ведь ты все-таки пришел! А я тебя дождалась. Теперь мы никогда не расстанемся и всегда будем вместе! - Да не получится. Напрасно ты все это затеяла. Поздно, у меня вон семья, дети, внуки. Мы – в кино. Вон мое семейство… — махнул рукой он. Она посмотрела, куда он показывал. Сразу поняла: матрона в цветастом платье – это жена, молодая женщина с ребеночком на руках – старшая дочь, а рядом еще сын-юноша и дочка-подросток. - Неужели целая жизнь прошла? – не поверила она. - Ну да, вот как-то так… Ладно, я пошел. А то на сеанс опоздаем. Счастливо оставаться! - Почему ты тогда не пришел? – крикнула ему вслед она. - Забыл уже. Извини! – обернулся он на ходу. – Я – к своим. И семейство в полном составе двинулось в кинотеатр «Ударник», на сеанс в 19.00. А она осталась на своем пьедестале – «ПАМЯТНИК ЛЮБВИ», мимо которого шли люди, а вокруг кипела, суетилась, двигалась повседневная жизнь. И ей стоило сделать всего лишь один шаг, чтобы сойти с пьедестала и перейти из разряда ожидающих в ряды живущих. «Поздно», — сказал Разум. «Страшно», — шепнули Чувства. «Нелепо», — усмехнулась Оценка. «И все-таки попробуй», — попросила Душа.
- Я не убивал ее. Честное слово, я не убивал! Да, она пропала – исчезла, испарилась, ушла, умерла, и в этом, наверное, есть доля моей вины. Я не отказываюсь. Но я не убивал. Послушайте меня…
Но никто не слушал – все пылали праведным гневом, и каждый спешил обличить.
- Убийца! Это ты, это твоих рук дело! – сотрясала пространство теща. – Нет тебе прощения!
- Вражина, тать, супостат! – вторил ей тесть. – Ты такой, ты мог! Убил, да и дело с концом! Раздавить бы тебя, как таракана…
- Да послушайте же! Поймите, я не убивал! Я ведь так долго искал ее! Я мечтал о ней. Когда она пришла, у меня дыхание остановилось – такая она была трепетная, нежная, неземная. Я берег ее! Но не заметил, не усмотрел, когда и как случилась беда. Она ведь не сразу случилась, прошло много времени. Да, наверное, я был невнимательным, перестал уделять ей достаточно внимания, может быть, чем-то ее обижал… Но я не убивал, у меня в мыслях не было ее убивать!
- Ах, он, видите ли, был невнимательным! – вступили в общий гневный хор подруги. – Не уделял, понимаете ли, внимания! А кто должен это делать? Кто ходил, просил, ухаживал, уговаривал, давал обещания? Да ты просто втерся в доверие, а потом обманул! А теперь она умерла, и ты виноват! Ты, ты, ты, только ты… Убийца!
- Ну зачем вы так? Да, я ухаживал и давал обещания, но я их выполнил. Я работал, приносил в дом деньги, обеспечивал благосостояние, развозил всех, куда скажут, помогал по хозяйству, возился с детьми… А что еще должен делать мужчина?
- Да ты бы лучше помолчал! – приказала малознакомая тетка из соседнего подъезда. – Оправдываться вы все мастера… Одно слово – мужики! Говорят тебе, виноват, значит – виноват! Люди зря не скажут…
- Да я не отказываюсь… виноват, конечно… не уследил… но я не убивал!
- Хочешь сказать, что еще кто-то виноват? – сурово спрашивает жена, выступая из тени. – Я вот слушаю, слушаю и ушам своим не верю… Не убивал он, видите ли! Да ты вообще убил во мне веру в человечество! И во все хорошее заодно! Я тебе поверила, а ты…
- Да ты сама-то…
- Ууууыыыы!!!! Он еще и нападает! – взревела толпа. – Рецидивист!
- Падай на колени, ползи, проси прощения, — слезливо запричитала чья-то бабка. – Может, и простят тебе грех, если повинишься. Прости прощения, проси…
- Да за что? За что просить-то? Если в чем ошибался – я уже сказал. А насчет убийства – так говорю же, не делал я этого.
- Он еще и отпирается! – трагически заломила руки жена. – Конечно, признаться в убийстве – это ж мужество надо иметь, а откуда оно у нас… Тряпка!
- Убийца! – обличающе вытянул указательный палец тесть. – Ату его, ребята!
Толпа угрожающе зашевелилась, готовая броситься и разорвать его на мелкие куски, но тут…
- Стойте! – раздался серебряный голос. – Дайте же и мне сказать.
Она была юна и прекрасна, трепетная, нежная, неземная, в легком плаще цвета молодой травы, с сияющими глазами, полными мудрости и терпения. Сама Любовь спустилась с небес, и все пораженно притихли.
- Оставьте его. Никакой он не убийца. Я вовсе не умерла – Любовь невозможно убить. Я ведь бессмертна… Я просто ушла от вас, и это было мое решение.
- Что значит «твое решение»? – подбоченилась жена. – Какое ты имела право уйти вот так, никого не спросив? Тоже мне, Любовь…
- Для меня просто не осталось места в ваших сердцах, — ответила Любовь. – Там сплошные обвинения, обиды и выяснение отношений. Я не могу жить в таких неблагоприятных условиях.
- И как же мы теперь… без Любви?
- Я оставила вам вместо себя Привычку. Она флегматичная, ей любые разборки нипочем. А мне с вами плохо, не могу я так…
- Ах, ей, видите ли, плохо! – возопила теща. – Не может она! А мы, выходит, можем! Да нам, может быть, еще труднее! В наше время о любви и не думали, и ничего – сами выжили, детей вырастили, теперь вот внуков дождались…
- Вон оно что! – врубился тесть. – Значит, ты еще живая… Так давай-ка возвращайся, а то моя дочка страдает. А я за свою кровинушку кому угодно глотку перегрызу, так и знай!
- А вы меня, значит, сразу в убийцы записали! Упыри! – нервно выкрикнул муж. – Вам бы только виноватого назначить!
- А ты, что ли, не виноват??? – взвизгнула жена. – Да я тебе…
- Надо еще разобраться, кто виноватее… Жена-то тоже хороша – он ей слово, она в ответ десять, — зашушукались подруги.
- А родителям и вовсе нечего было вмешиваться, пусть бы сами разбирались, — трубно провозгласила тетка из соседнего подъезда. – Они и виноваты!
- Известное дело: там, где теща имеется, добра не жди! – со знанием дела прокомментировал мужичок в синей куртке. – Нечего было в дела молодых вмешиваться!
- Сразу видать – змеюка еще та! – охотно подтвердила малознакомая тетка.
- А я-то тут при чем? – взвизгнула теща, отступая под суровыми взглядами обывателей.
- Злые вы… Уйду я от вас, — грустно сказала Любовь.
Принцесса родилась и выросла в Ледяном Замке. Замок этот был заколдован, потому что когда-то, очень давно, здесь убили Любовь. После этого в сердцах его обитателей поселилась стужа, но они приспособились с этим жить. Оказалось, с холодным сердцем жить даже проще: если что случается, то не больно…
А Принцесса умела только любить. Она была рождена для Любви, и пришла в этот мир, чтобы растопить ледяные сердца обитателей замка. Иногда это случается! Но она была очень мала, а льда оказалось слишком много для нее. Ей не удалось…
И когда Король ушел от Королевы, та не больно-то убивалась: ее ледяное сердце чуть сжалось — а потом заледенело еще больше. В конце концов, в мире мало Любви, много Королей… А вот Принцессу это поразило в ее маленькое горячее сердечко. Она так любила папу! А он ушел… Значит, она была плохой и не понравилась ему. Разве папы уходят от хороших девочек? И не было рядом никого, кто объяснил бы ей, что она совсем, совсем ни при чем…
Да нет, обитатели Ледяного Замка ее любили. По-своему, по-холодному. Кормили, одевали и даже иногда баловали. Но сторонились. Она была слишком горяча для них, эта маленькая девочка. Им было неуютно рядом с ней. Но они даже и не виноваты: сами посудите, разве будет хорошо снеговику рядом с жарким костром?
Когда Принцесса стала подрастать, она часто слышала нелестные слова в свой адрес. Ведь она была так не похожа на свою семью! Принцесса не понимала, почему ее критикуют, и старалась быть Очень Хорошей Девочкой, но от этого ничего, ничего не менялось. И она мечтала, что когда-нибудь вырастет и выйдет замуж за Прекрасного Принца, и вот тогда она подарит ему всю свою любовь — самую чистую, самую жаркую!
Когда Принцесса подросла, многие Прекрасные Принцы на нее заглядывались и искали ее расположения. Но она почему-то вела себя странно: разговаривала учтиво, улыбалась мило, дарила им свою дружбу и благорасположение, но предпочтения не отдавала никому, словно ждала кого-то…
Она и сама не знала, почему так. А между тем, с маленькими девочками, которых бросили папы, часто так случается! Они, не отдавая себе отчета, принимают решение: добиться любви отца! И потом всю жизнь находят себе мужчин, которые так и не способны стать им опорой, ответить на их чувства, открыть свое сердце. Они так и остаются недоступными, как отец…
Но природа взяла свое, и Принцесса страстно захотела с кем-то связать свою жизнь. «Пусть, пусть в моей жизни появится мужчина, идеально подходящий для меня!», — молилась она в своей опочивальне.
Мольба ее была услышана. И однажды она встретила… Тролля. «Он!» — пронзило Принцессу — словно жалом. В ней все затрепетало, словно она уже видела его, разговаривала с ним не раз, словно знала его сто лет. Да так оно, по сути, и было: Тролль напомнил ей отца. Только у Короля сердце было ледяное, а у Тролля — каменное…
«Принцесса, опомнитесь, вы с ума сошли! — говорили ей придворные. — Разве Тролль — подходящая партия для Принцессы? Принц, король, в крайнем случае — граф или барон, но никак не Тролль!».
«Молчите, глупые, — отвечала Принцесса. — Я чувствую родство душ. Я буду любить Тролля. А каменное сердце… что ж! Я размягчу его своей Любовью!».
Бедная девочка не знала, что Любовь разбивается о каменные сердца. Впрочем, как и о ледяные… Но в глубине души она все еще верила, что надо просто постараться — и ей удастся расколдовать сердце мужчины… раз не удалось растопить застывшее сердце отца. Впрочем, это знала ее душа. А наяву она постаралась забыть Ледяной Замок и все, что ей пришлось там перенести. Теперь рядом с ней не было никого с ледяным сердцем. Теперь у нее был любимый — ее Тролль.
Тролль был как все тролли. Не красавец, но по-своему даже симпатичен. Не злодей, но с каменным сердцем. Тролли вовсе не злые — они просто живут по-другому, не так, как люди. И когда делают кому-то больно, искренне не понимают — а в чем дело?
Любовь Принцессы и Тролля была странной. Наверное, многие люди ее бы просто не поняли. Тролль часто делал такие вещи, что сердечко Принцессы сжималось, а на глазах появлялись слезы. Если поглядеть со стороны, то он просто мучил ее. А она позволяла себя мучить. Нет, разумеется, она сопротивлялась, и говорила ему о своих чувствах, и просила больше не делать этого… Но он все равно делал — не мог он по-другому, ведь он был Тролль.
Спросите, почему же Принцесса не сбегала, а предпочитала мучиться? В том-то и дело… Она ждала. Она все еще надеялась, что наступит тот день, когда ее горячая любовь пробьет каменное сердце Тролля, и тогда он превратится в Прекрасного Принца, и будут они жить долго и счастливо… Бедная Принцесса! Ее душа никак не могла смириться, что она так и не смогла добиться любви своего отца.
Она научилась многому из того, что в образование Принцесс вовсе не входит: она подумала, что если будет много знать и уметь, то станет самой лучшей для Тролля, и он наконец-то оценит ее по достоинству. Но Тролль словно бы и не замечал ее стараний, а вот критиковал часто. Почти как в Ледяном Замке, о котором она так старательно пыталась забыть.
От частых слез ее щеки стали увядать, а глаза — тускнеть. Ей все время по привычке казалось, что это она виновата, что это она делает что-то не так, что стоит еще чуть-чуть постараться — и все волшебно изменится.
И вот однажды она сидела у ручья и грустила: ее любимый Тролль опять ушел в горы и надолго пропал, как делал уже не раз. А ее вновь одолели сомнения: да любит ли он ее вообще? И что же это за любовь такая, если от нее одни терзания? И что она еще должна сделать, чтобы заслужить свое счастье?
В это самое время к ручью, опираясь на сучковатую палку, приковыляла женщина. Была она не то молодая, не то старая — не поймешь сразу. Одета просто, волосы под платок убраны, взгляд открытый, и улыбка хорошая.
- Я присяду рядом, милая девушка? — спросила она.
- Конечно, пожалуйста, — пригласила Принцесса. — Я могу вам чем-то помочь?
- Мне бы перекусить, уж три дня росинки маковой во рту не было, — пожаловалась женщина. — Есть у вас здесь какая-нибудь харчевня?
- Ничего такого здесь нет, — ответила Принцесса. — Здесь глухие места, безлюдные. Если вы мне доверитесь, я покормлю вас, я здесь неподалеку живу!
- Доверюсь! Кому же мне еще доверять, если больше никого нет? — улыбнулась женщина.
- Тогда пойдемте!
Принцесса жила небогато — не то, что в Ледяном Замке. Но душа ее была по-прежнему щедрой, а сердце — полным Любви. Она поставила на стол все, что было в доме, и от души потчевала свою гостью.
- Я вижу, у вас что-то с ногами, вы же хромаете? Может, вы разрешите мне полечить вас?
- Я просто сбила ноги в пути. Но буду благодарна тебе, если сможешь помочь.
И Принцесса сноровисто омыла ноги женщины в теплой воде, приложила подорожник, перевязала чистым полотном.
- У тебя доброе сердце, — похвалила женщина. — Наверное, ты очень счастливая!
- Если честно, не знаю… Иногда я думаю, что нет, — призналась ей Принцесса. — У меня есть крыша над головой, много разных хлопот и любимый, но почему-то это не приносит радости. Я ощущаю в себе очень много Любви, но от этого часто хочется плакать.
- Плакать от любви? — удивилась женщина. — Но почему?
- Потому что мой любимый никак не расколдовывается. Я уже что только не делала! Я стала в 10 раз лучше, нет, даже в 100 раз! А он все такой же и такой же… Он терзает мне душу, и душа покрывается ранами.
- А кто его заколдовал? — поинтересовалась женщина.
- Не знаю… Он — Тролль, и у него каменное сердце. Кто там Троллей заколдовывает?
- Никто их не заколдовывает, — удивленно сказала женщина. — Зачем их заколдовывать? У Троллей от природы каменное сердце. Так им судьбой определено… Но ведь ты — человек? Почему же ты выбрала себе в спутники Тролля?
- Понимаете, когда я увидела его, меня как громом поразило! Он показался мне таким родным! Мне кажется, будто мы созданы друг для друга. Будто мы уже были вместе… Будто я даже помню это…
- Девочка моя, да как же так? Люди и тролли — совсем разные существа! Им трудно понять друг друга. Недаром они стараются селиться подальше…
- Вот и я… От своих ушла. А к троллям не прибилась. Живу посередине — между своими сородичами и его, — вздохнула Принцесса.
- За что же ты себя так наказала? — задумчиво спросила женщина.
- Я не наказала! — горячо воскликнула Принцесса. — У меня ведь есть он! И наша Любовь!
- Твоя любовь, — мягко поправила женщина. — Не обольщайся, дорогая. Тролли не способны любить. У них же каменное сердце… Недаром твое сердечко плачет и жалуется.
- Вовсе нет! — возразила Принцесса, но женщина остановила ее.
- Не лги мне. Я многое вижу там, в глубине. В душе! Твоя душа ранена. Причем не Троллем, он всего лишь твое отражение. Погоди… Дай-ка я повнимательнее взгляну! О! Девочка, да ты из Ледяного Замка! Ведь так?
- Так, — пораженно ответила Принцесса. — А как вы узнали?
- Я вижу твою душу, — просто объяснила женщина. — Я вижу, как в тебе все еще плачет маленькая девочка, пытаясь растопить холодное сердце отца. Он был первым мужчиной, которого ты узнала, еще до рождения. Самым главным! А он отверг тебя, и ты не смогла смириться. Вот ты и хочешь попробовать еще раз! Поэтому Тролль и кажется тебе родным.
- Вы хотите сказать, что мой отец похож на Тролля?
- Каменное сердце, ледяное сердце… Какая разница? Главное, что твоя любовь остается невостребованной. И ты раз за разом натыкаешься на каменную стену. Разве не так?
- Но мне кажется, что я для этого и пришла в этот мир — чтобы подарить им свою любовь! — воскликнула девушка, и в голосе ее зазвенели слезы. — Ведь они так нуждаются в ней!
- Если бы нуждались — ты бы сейчас не плакала от бессилия, — погладила ее по голове женщина. — Та маленькая девочка, которая живет внутри тебя, все еще надеется на чудо. А его не будет!
- Я не верю, — упрямо сказала Принцесса. — Просто мне надо стать еще лучше, еще чище, и тогда…
- Что тогда? — улыбнулась ее гостья. — Разве собака может стать человеком? Или крокодил? Ты можешь их любить, да, и они будут отвечать тебе привязанностью, но они всегда останутся теми, кто они есть.
- И Тролль? — упавшим голосом спросила Принцесса.
- И Тролль. Он ведь рожден Троллем. Он вовсе не нарочно тебя мучает. Просто он такой, какой есть. Не мучь и ты его. Разреши ему остаться тем, кто он есть. Это и есть любовь — не пытаться подогнать любимого под себя.
- Во мне столько любви! — почти простонала Принцесса. — Иногда мне кажется, что я задохнусь от нее, захлебнусь в ней, так ее много.
- Это потому что твоя любовь неразделенная. Для тебя одной ее и впрямь слишком много.
- Это так… Но она есть! И куда же мне ее девать?
- Неси ее в мир! — посоветовала женщина. — Помогай людям, как ты помогла мне. Люби себя! Ты славная, и пора тебе наконец простить себя за то, что ты так и не смогла расколдовать чьи-то сердца. Пожелай им счастья — так, как они его понимают.
- А я? Что же делать мне?
- Пойдем со мной, если хочешь, — предложила женщина. — Я давно странствую по свету. Ты можешь разделить со мной путь, или часть пути. И вполне возможно, что где-нибудь на этом пути ты встретишь Прекрасного Принца. Того, кто с радостью разделит твою любовь.
- А вы кто? — запоздало поинтересовалась Принцесса.
- Мудрость. Меня зовут Мудрость, — сообщила женщина. — Я прихожу к тем, кто созрел. Вот и с тобой встретилась…
…Тролль пришел на третий день после того, как Принцесса захлопнула дверь и двинулась по дорогам жизни рука об руку с Мудростью. Он сразу понял, что она ушла — такое в его жизни уже бывало. Принцесса была не первой женщиной, которая его любила. Но рано или поздно все почему-то уходили. Хотя он так старался…
Он присел на крылечке и какое-то время размышлял о том, какие странные эти люди: мечутся, плачут, хотят чего-то непонятного. И называют это любовью. «Ничего, — подумал Тролль. — Я буду пробовать еще и еще. И рано или поздно все равно пойму, что же это такое — любовь». Тролль не знал, что любовь может испытать только живое, трепетное, горячее человеческое сердце.
- Мое сердце разбито. Он меня обманул. Он втерся в мое доверие, проник в мою жизнь, просочился в мое пространство, и в душу тоже пролез! Он украл мое сердце, а теперь…
Да он мне и не нужен был, у меня и так было все: цветы, поклонники, вполне устроенная и очень интересная жизнь! Ну, не было у меня постоянного спутника, но это потому что я сама не хотела! Зато выбор всегда был – ого-го! А он… Нет, сначала я его даже не разглядела. Ничего выдающегося, мужчина как мужчина, пятачок за пучок. Но он оказался настойчив. Он так за мной красиво ухаживал! Цветы, подарки, комплименты… А мне было не до него – я существо творческое, меня мои проекты больше занимали. Я всегда такая спонтанная – туда лечу, сюда лечу… Меня дома застать – это еще постараться надо, у меня свободного времени – три минуточки в день. И как ему удалось за них зацепиться???
И вот уже, не знаю как, все чаще я лечу – и он рядом. А если не рядом, то звонит. И так он меня к себе приучил, что я его, наконец, разглядела. И оказалось, что он очень даже ничего! В целом, симпатичный, с чувством юмора, к тому же щедрый, с широкой душой, и чувствительный такой… Наверное, были и какие-то недостатки, но я не вникала. Сначала недосуг было, а потом уже не хотелось. Потому что я влюбилась!!! Как девчонка, хотя возраст у меня уже далеко не такой юный… Теперь уже мне хотелось, чтобы он все время рядом был. Привыкла я к нему. Сама не заметила, как стал он мне такой родненький, что слезы наворачиваются. И тут я вообще стала в нем находить все новые замечательные черты. Оказывается, он такой, такой! И этот его восхищенный взгляд, и всегда внимательный… Шубку подаст, дверцу откроет, капризы исполнит, слезки утрет. Мечта, а не мужчина!
А вместе жить – это я предложила. Потому что я к тому времени уже точно знала, что встретила своего Идеального Мужчину. Я была удивлена: ну как это я сразу не заметила, что это мой мужчина, мой, от кончиков ногтей до кончиков волос! Вот тогда я и сказала: «ДА!!!». Да нет, не ему – себе. У меня открылись глаза, и наконец-то я себе позволила любить. Безоглядно, беззаветно, бесстрашно! Так, чтобы рука в руке, душа в душу, глаза в глаза, чтобы никогда не расставаться, чтобы мы проросли друг в друга и стали единым целым!!!
Это было чудесно, восхитительно, великолепно! Мы оба были разведены, нас ничто не держало. Мы поселились вместе, и я стала с упоением обустраивать наше семейное гнездышко. Я умею создавать уют буквально из ничего, я в этом вопросе — ас, тем более если есть для кого стараться. А какие изысканные блюда я ему готовила!!! Я перестала метаться, я обрела смысл жизни! Как мне нравилось о нем заботиться… Варить ему борщи, гладить его по голове, засыпать на его плече… Я буквально молилась на него, на воплощение моего Идеала на сияющем пьедестале.
Но счастье длилось недолго, всего каких-то пару лет. Потому что он меня обманул. Он стал сбегать. Не знаю, куда – в свою жизнь, где меня не было. Сначала изредка, потом все чаще, а потом… Потом я вдруг поняла, что мы проводим вместе не так уж много времени. Он говорил, что любит меня и хочет быть рядом, но… Какая же это любовь, когда сбегают?
Разумеется, я пробовала с ним поговорить. Но он только вздыхал, иногда морщился, как от зубной боли, а потом долго уговаривал меня, что на самом деле все хорошо, что я себя накручиваю и сгущаю краски. Но я же ничего не сгущала, я пыталась выразить свои чувства! Разве я не имела на это права? Нет, он никогда не ругался со мной, и даже, по-моему, не обижался, но… Я-то обижалась. Я стала раздражительной и невеселой, и свет любви стал меркнуть. Сияние тускнело, тускнело, и вот однажды… Я взглянула на него – и озадачилась: что я делаю рядом с ним? Обычный мужчина, пятачок за пучок. Совсем не то, что мне нужно. Вовсе не идеал! Нет-нет, совсем не Идеал!
И тогда я развенчала его, сбросила с пьедестала… Да, мне было больно и жалко, я тогда много плакала, но это надо было сделать, потому что я начала разрушаться. Лучше сейчас будет больно, чем потом – смертельно.
Сейчас я снова одна. Моя жизнь не закончилась: у меня есть любимая работа, родные и близкие, друзья и любящая душа. И только один вопрос мучает меня: «Почему, почему, почему он меня обманул???».
***
- Сейчас я один. Зализываю раны. Нет, ради бога, никаких отношений. Сейчас – точно нет. Может быть, потом. Пока что мне надо подумать и осмыслить предыдущие. И ответить себе на вопрос: «Как это она меня так ловко обманула?».
… Я увидел ее – и обомлел. Какая женщина! Не какая-нибудь юная дурочка или молодящаяся матрона, а настоящая, зрелая, красивая женщина, яркая и в то же время нежная, загадочная и стремительная – просто мечта, а не женщина.
Добиться ее было не просто. Она все время была чем-то увлечена, куда-то стремилась, что-то творила. Такая творческая натура, воздушная, словно бабочка в полете! Во мне стала просыпаться забытая нежность – хотелось оберегать ее, защищать, быть рядом. Но для начала надо было хотя бы обратить на себя ее внимание. Цветы, подарки, комплименты – в ход был пущен весь мужской арсенал. Иногда мне удавалось произвести впечатление, иногда – не очень, но это еще больше меня подстегивало. Во мне проснулась удаль молодецкая – такой женщины стоило добиваться! А больше всего меня привлекало, что ее придется добиваться каждый раз заново – и так всю жизнь, в этом был особенный драйв… В общем, далеко не сразу, но мне как-то удалось зацепиться и упрочить свои позиции.
Все чаще она куда-нибудь летит – и я рядом. Или звоню ей по телефону. И она, вроде бы, уже более благосклонна, не против. Мы стали встречаться, и я сам себе удивлялся: на каждую встречу лечу как мальчишка! Сердце бьется, адреналин хлещет! И ведь не перестает она меня восхищать – каждый раз вижу в ней что-то новенькое, загадку какую-нибудь, и так хочется ее разгадать!
Вместе жить – это она предложила. У меня аж дух захватило. Внутренняя свобода – вот что меня в ней привлекло. Обычно одинокие женщины за свободного мужика цепляются мертвой хваткой, даже если внешне не показывают – по глазам видно, уже все прикинула и просчитала, вплоть до «они жили долго и счастливо и умерли в один день». А она – нет. Я четко осознавал, что ей хорошо со мной, но хорошо и без меня. И потому мне хотелось изобретать все новые штучки, чтобы она остановила свой полет и оценила меня по достоинству. Ну вот, она оценила, и стали мы жить вместе.
Нет, поначалу было все хорошо – просто класс, то, о чем я и мечтать не мог. Такая женщина – и моя! По улице иду – чувствую себя хозяином мира, горы свернуть могу. Для дома что-то добываю – душа поет, это ж для нее, для нас…
Но!!! Вскоре все как-то меняться стало, причем в нехорошую сторону. Не знаю, как бы это объяснить… в общем, ее стало слишком много. Вот сейчас скажете: «Сволочь, то ему надо, то ему много!». Но как бы это поточнее выразить… Понимаете, ее становилось все больше, а меня все меньше. Я это просто физически ощущал. Она заполняла меня изнутри. Страшное ощущение, скажу вам… Разрушительное. Бежать хочется, причем немедленно и подальше.
Нет, мне ей предъявить, по сути, нечего. Дома – уют и чистота, она по-прежнему красавица, постоянно кормит меня какими-то невообразимыми блюдами, и никаких полуфабрикатов, все своими руками… И смотрит на меня так, как будто я и не человек, а статуя работы Микеланджело, или что-то в этом роде. В общем, красиво, но не я.
Каюсь: я стал отодвигаться. Нет, другой женщины у меня не было. Просто старался организовать свою жизнь так, чтобы время от времени вырываться в другое пространство. Туда, где ее не было, где я снова был я. Я любил ее. Я пытался объяснить ей это, но она не слушала. Потом я понял: говорить с ней бесполезно. Эти уж творческие натуры: придумают себе красивое шоу, а потом удивляются, почему неправдоподобно выходит. Она меня, похоже, сильно идеализировала, да. Но я-то не идеал, совсем не идеал!
Я продолжал дарить ей подарки, приносить цветы и заботиться о ней. Мне вовсе не хотелось рвать отношения, хотелось просто развести ее и меня по отдельности, выставить какие-то границы. Она обижалась, пыталась вызвать меня на ссору, но я на провокации не велся. Просто не хотел портить то, что было. Я пытался объяснить, что на самом деле все хорошо, что она себя накручивает и сгущает краски. Что наши отношения могут быть великолепными, если чуть-чуть отступить и отпустить. Как говорил поэт, «лицом к лицу лица не увидать, большое видится на расстоянье». Но какое там «расстояние»??? Тут даже не «вплотную», тут уже «насквозь».
И однажды случилось то, что давно назревало. Мы расстались. «Я развенчала тебя, мой герой, — сказала она. – Я сбросила тебя с пьедестала…». «А зачем меня туда было ставить?», — хотелось мне спросить, но я не стал. «Зачем, зачем»… Видать, надо было. Наверное, она без этого не может. «Ты меня обманул!», — сквозь слезы говорила она. А я смотрел на нее и думал: «Ты меня тоже обманула. Я полюбил ту, летящую, с сияющими глазами, недосягаемую, далекую, которую надо добиваться вновь и вновь. Но где она, та, недоступная? Теперь впору самому уходить на бреющем, иначе мне хана…». Я видел, что ей плохо, что я назначен источником ее несчастий, и я ушел. Пусть будет так…
Сейчас я один, зализываю раны. В принципе, все нормально. И только один вопрос мучает меня: «И как это она меня так ловко обманула???».
Рубрика: Несчастная любовь, Поиск пути, Сомнения и Страхи
ПРЫЖОК
Я дошла до самого края.
Я как-то пропустила момент, когда и без того не слишком благополучная семейная жизнь пересекла какую-то незримую черту, за которой была только пропасть. Вот на краю этой самой пропасти я и балансировала из последних сил, стараясь удержаться, не сорваться и не совершить чего-то непоправимого. Впереди была неизвестность, позади – сплошной мрак и ужас, а на краю обрыва – я, заложница, и мне было страшно.
Как я оказалась в заложницах? Да как и миллионы других женщин: мечтала о крепкой семье и любящем муже, показалось, что нашла именно такого, а после свадьбы поняла, что он совсем не тот, каким казался. Расхожая история – пил и бил, оскорблял и ревновал, и надо было бежать от него еще тогда, но у меня на руках уже был малыш, и он все время болел, и я не работала, и… В общем, тогда мне не до этого было. А потом… Потом я стала заложницей ситуации. И родственники, и друзья, зная обо всем, искренне старались дать мне совет, и все желали мне добра.
- Ребенку нужен отец, — это я слышала так много раз, что выучила наизусть. С этим трудно было спорить – ну да, нужен…
- Ты не можешь опозорить семью разводом, — чеканила мама, и я впадала в чувство вины – как же сможет она, отличник народного образования, осознавать, что ее дочь создала семью «на троечку», значит, она неправильно ее воспитала?
- Мужик-то без тебя совсем погибнет… его ж только семья и держит… подумай, а? — тяжко вздыхала свекровь, и мне становилось стыдно: действительно, я ж его венчанная жена, имею ли я право вот так взять – и скинуть с себя свой тяжкий крест?
- Ну и кому ты будешь нужна с довеском? – вразумляла меня подруга Юлька. – Хороший муж в наше время – большая редкость, ты посмотри, сколько вокруг юных прелестных созданий, и все хотят замуж, а ты разведенка, да еще с ребенком на руках, шансов – почти ноль! А шило на мыло менять – оно тебе надо?
И правда, поднимался страх: а вдруг так и придется одной век вековать, самой сына поднимать, по принципу «я и лошадь, я и бык, я и баба и мужик»? Или попадется еще кто похуже? У моего-то хоть руки золотые, когда не пьет, да и сына любит…
И я тянула с решением, сколько могла, пока не оказалась перед выбором: или прыгнуть и разбиться, или вернуться в свой привычный ад, где я живая, но заложница. И тут со мной заговорила сама Пропасть…
- Почему ты хочешь непременно разбиться? – услышала я.
- Я не хочу. Но выбора нет. Или назад, или вниз.
- Ну, если вниз – наверное, разобьешься. Хотя не факт! Ведь можно за что-нибудь зацепиться – за кусты, за корни, за выступ скалы.
- А вдруг не успею?
- Тогда выбери другую траекторию.
- А что, есть и другие?
- Конечно. Ты можешь прыгнуть вверх и посмотреть, что их этого выйдет. Или вообще перепрыгнуть через меня на другую сторону. Или построить мост.
- Я не умею строить мосты. Да и материала у меня нет. А «вверх» или «через» – боязно. Я никогда этого не делала!
- Ну и что? В аду ты тоже никогда не жила, но вот попробовала же – и ничего, привыкла.
- Не привыкла. Иначе бы я здесь не оказалась. А теперь мне уже все равно. Сына только жалко…
- А в аду его держать не жалко, да?
- Чего ты от меня хочешь?
- Да чтобы ты прыгнула! Ну хотя бы попробовала!
- Боюсь, у меня не хватит сил…
- Хватит, если ты по-настоящему захочешь что-то в своей жизни изменить. Помнишь стихи: «Есть упоение в бою и мрачной бездны на краю»? Ну так хватит упиваться своими страданиями, почувствуй упоение собственной смелостью!
Я подошла и опасливо заглянула в бездну – там клубился туман, ничего не было видно, я даже не смогла бы определить глубину. Может, три метра, а может, триста… Тогда я оглянулась назад. Там были все, и они смотрели на меня – кто осуждающе, кто с испугом…
- Ты безвозвратно разрушишь даже то, что имела! – зловеще пообещала мама.
- Ой, ошибку ты совершаешь, ой, ошибку! – запричитала свекровь.
- Разобьешься, сумасшедшая, костей не соберешь, — заплакала подруга.
- Давай, давай, еще прибежишь, на коленях приползешь, — пьяно ухмыльнулся муж, откупоривая очередной баллон «Охотничьего крепкого».
Это был край… И я вдруг поняла – если я не прыгну, я умру. Что бы там не оказалось, в пугающей меня неизвестности, это все равно будет лучше, чем там, за спиной. Сначала я аккуратно сняла с себя чувство вины, рядышком сложила стыд, неуверенность, сомнения, а сверху положила страх. Зачем они мне в свободном полете? Сразу стало легче, я даже засмеялась. А затем я покрепче прижала к себе сына, разбежалась – и прыгнула. Прыгнула не вниз, а вверх, потому что меня настигло то самое упоение, и я подумала, что хотя бы на несколько мгновений смогу испытать радость Свободного Полета.
И вдруг… Я поняла, что лечу! Да, да, да! Вместо того, чтобы камнем рухнуть вниз, я парила, и за спиной моей развернулись во всю ширину крылья. Я попробовала – они слушались, и теперь я могла лететь и на другую сторону, и налево, и направо, и вообще – куда захочу. Господи, откуда же они взялись?
- Крылья есть у всех, только многие даже не подозревают об этом, — шепнула Пропасть. – И к бездне жизнь и загоняет как раз для того, чтобы люди взлетели. А уж вверх или вниз – каждый выбирает сам…
В ее душе сияло солнце, плескалось море, порхали разноцветные бабочки и буйно цвели дивные цветы. Глядя на нее, людям хотелось смеяться, танцевать и любить жизнь. От нее шло такое тепло, что каждый мечтал подойти поближе и хотя бы прикоснуться к краешку ее одежды – на счастье.
В его душе шел дождь, клубились хмурые тучи, время от времени сверкали молнии и рокотал гром. Он тоже притягивал людские взгляды, как грозное и прекрасное явление природы, но приближаться к нему не хотелось – хотелось держать дистанцию.
Она была Феей Цветов из Страны Вечного Лета, а он был Принц Дождя.
Однажды он увидел ее – и уже не смог оторвать глаз. Он увидел в ней то, чего не было в его холодном мире – солнце, тепло и цветение. И его неудержимо потянуло туда, на ее солнечные поляны, где летают стрекозы, журчат ручьи и пахнет медом и лесными ягодами.
Разумеется, они встретились и познакомились – Принц Дождя, закаленный суровыми условиями своей страны, умел быть настойчивым и добиваться поставленных целей.
Фея еще никогда не видела человека, настолько промокшего и продрогшего внутри (а она, как истинная Фея, умела видеть гораздо глубже, чем можно разглядеть беглым поверхностным взглядом). «Бедный, как же он живет там, в своей Дождливой стране – без тепла и солнышка, и главное – без цветов? – подумала она. – Его душа совершенно замерзла… Ах, мне так хотелось бы ему чем-нибудь помочь, дать ему хоть немного отогреться!».
И она распахнула ему навстречу свою душу и пригласила Принца Дождя в свой чудесный мир. Разумеется, он принял приглашение – он был очень решительным, этот Принц Дождя. И они полюбили друг друга.
Это было восхитительное время! Принц Дождя впервые попал в Страну Вечного Лета и стремился исследовать каждый ее уголок, насладиться всеми ее чудесами. Ему впервые было тепло, он смог даже скинуть свой непромокаемый плащ: теперь не надо было защищаться от непогоды с помощью зонтика – ведь в Стране Вечного Лета всегда солнечно. Впервые за свою жизнь Принц Дождя смог расслабиться.
Они бегали по зеленым лугам, купались в горных водопадах, строили замки из золотого песка, кормили с руки единорогов и засыпали, утомленные, прямо на берегу, под крупными звездами.
Так продолжалось долго, и они были по-настоящему счастливы. Но однажды Принц засобирался домой.
- Разве тебе плохо в Стране Вечного Лета? – удивилась Фея.
- Очень хорошо. Но ты забыла, что я – Принц Страны Дождя, и государственные дела требуют моего присутствия, хотя бы иногда.
- Я понимаю, — кивнула Фея. – Тогда возвращайся поскорее, хорошо?
- Я вернусь, — пообещал Принц. – Как только смогу себе позволить…
…Теперь они встречались только время от времени. Он приезжал из своих холодных краев, весь окоченевший и промокший, и Фея с новыми силами отогревала его, отпаивала чаем с малиной и смородиновым листом, выслушивала его рассказы о дальних странствиях, обнимала и прижималась к его плечу, и это было счастье.
- Я так хотела бы, чтобы ты забрал меня с собой, — однажды вырвалось у нее.
- Не получится, — с сожалением вздохнул Принц. – В моей стране всегда идут дожди, бушуют грозы и ураганы, и там нет никаких цветов. Разве ты могла бы жить в таком месте?
- Без цветов? – испугалась Фея. – Нет, конечно! Но ты мог бы поселиться тут, у меня. Здесь очень просторно, хватит места для нового государства.
- Мне бы со старым разобраться, — вздохнул Принц. – Пусть в моей стране холодно и сыро, но это моя страна, и я – ее правитель. И я ее люблю, понимаешь?
- Да, — печально кивнула Фея. – Я понимаю…
- Но тебя я тоже люблю… И знаешь что? Давай попробуем. Будем жить вместе… Только не тут и не там, а где-нибудь посередине.
Разумеется, Фея была очень рада. Конечно, это было не предложение руки и сердца, но уже то, что они смогут быть вместе, грело ей душу.
Они поселились в большом красивом городе, и Фея сразу принялась наполнять их новый мир тем, что любила – цветами, солнцем и красотой. Уж таков был ее волшебный дар – украшать мир уже одним своим присутствием. А Принц… Наверное, никто бы не обрадовался, если бы он принес в город грозы, ураганы и проливные дожди, так что он и не пытался. Он просто был рядом с Феей, и она была счастлива. От ее счастья вырастали чудесные цветы, а в садике рядом с их домом с утра до вечера пели птицы, и даже старые пеньки в восторге давали свежие побеги.
Фее было некогда скучать. У нее было множество дел – ведь ее волшебство было очень востребовано, все мечтали, чтобы она прилетела, озарила все своим чудесным светом, украсила пространство цветами и наполнила своей любовью. И она с удовольствием делала это – ведь для этого и существую Феи, чтобы творить волшебство!
Может быть, поэтому она не сразу заметила, что Принц как-то заскучал. Нет, он по-прежнему был с ней, терпеливо дожидался ее из полетов, по-прежнему обнимал ее и любил, но…
- Я должен уехать, — однажды сказал он.
- Хорошо, я буду ждать, возвращайся поскорее!
- Нет, ты не поняла. Я уезжаю насовсем. В свою страну. Теперь я буду жить там.
– Что случилось? – встревожилась Фея. – Война? Наводнение? Бунт?
- Нет, нет, ничего такого. Все в порядке. Просто… Просто мне нужно домой, вот и все.
- А как же я?
- Я тебя люблю. Я обязательно буду приезжать. Время от времени.
- Но как же наш дом, наш сад, наши цветы? Как же этот замечательный город, к которому я уже успела привыкнуть? Мы же вместе захотели тут жить, а теперь я остаюсь одна…
- Возвращайся и ты домой, в свою Страну Вечного Лета, — сказал Принц. – Я буду часто тебя навещать. Ничего не изменилось, просто…
Он многое мог бы сказать. Например, что ему стало скучно, потому что он привык жить среди непогоды, бороться и преодолевать, побеждать и радоваться очередной победе, а в ее безмятежном солнечном пространстве для битв не было ни места, ни повода. Он мог бы сказать, что ему не хватает молний, громовых разрядов – тех бешеных страстей, которые сопровождают грозу. Он мог бы сказать, что соскучился по ливням – ведь он с детства привык к воде, струящейся с разверстых небес, и теперь стал засыхать. Он мог бы сказать, что ему, оказывается, не нужно столько солнца… Но он знал, что ей будет больно это слышать, и поэтому сказал совсем другое.
- Проводи меня, — попросил он. – Для меня это важно – знать, что ты не сердишься.
- Я не сержусь, — тихо сказала Фея. – Конечно, милый, я провожу…
Он не стал дожидаться утра и решил ехать с вечерним экипажем. Уже стемнело, зажглись фонари, а небо было затянуто облаками – ни звезд, ни луны… Мир словно померк – именно так и было сейчас на душе у Феи…
Принц сел в экипаж, дверца захлопнулась, дрогнула занавеска… Шестерка коней перебирала ногами, готовясь увезти ее Принца надолго, может быть, навсегда.
– Все будет хорошо, моя прекрасная Фея! – нежно сказал он ей на прощание. – Я обязательно приеду. Ты жди!
Он еще не уехал, а она уже ждала. Ей хотелось закричать, остановить его, обнять и никуда не пустить. Ей хотелось сказать, что он ей очень нужен, что ей хочется дарить ему тепло, согревать его тело, сделать так, чтобы высох вечный дождь в его душе и там засияло солнышко. Но она знала, что если мужчина принял решение, то останавливать его бессмысленно, поэтому она ничего не сказала. Она почувствовала на щеке что-то теплое и нежное. Это капнула слезинка, потом еще одна и еще… И тогда пошел дождь – ведь всем известно, что когда феи плачут, начинается дождик.
Фея вовсе не хотела огорчать его своими слезами. Она просто повернулась и пошла прочь, обратно в свой мир, к своим цветам и водопадам, ждать возвращения своего Принца Дождя.
- Мама, мама, тетя плачет? – спросил какой-то малыш, глядя ей вслед.
- Что ты, дорогой, конечно, нет! – ответила ему мама. – Тетя – Фея, разве ты не видишь? Она рассыпает цветочные лепестки, чтобы мир был красивым!
…Фея роняла слезы, и они действительно тут же превращались в лепестки, за ней тянулась серебристая дорожка, и казалось, что она идет не по мокрому тротуару, а по Млечному Пути.
- Мама, а долго еще будет дождик? – не унимался малыш.
- Нет, конечно! Дождик скоро кончится, и утром снова будет солнышко, — уверила его мама. – Пока в мире есть феи, все будет хорошо!
Фея помахала малышу рукой и улыбнулась сквозь слезы, и ее улыбка отразилась на небе мелькнувшей меж облаками серебряной луной.
Житейское море похоже на все моря на свете. Одни денечки в нем солнечные и теплые, другие – с нахмурившимися тучами и промозглым ветром. Бывают в нем и штиль, и волнение, и бури, и разрушительные ураганы… Встречаются подводные течения, рифы, мели, водовороты. Ждут корабли тихие гавани, шумные порты и чудесные острова. В общем, море как море. И иногда в нем происходят кораблекрушения. Обломки кораблей течением сносит в одно место, которое на карте Житейского моря так и обозначено: «Кладбище Разбитых Кораблей»…
Они выбрались из воды почти одновременно – две женщины. Одна совсем молодая, другая постарше. Заползли повыше, цепляясь за обломки мачт и куски железа, которые в изобилии присутствуют на Кладбище Разбитых Кораблей, и упали без сил, безнадежно наблюдая, как волны прибивают к берегу новые обломки. Обломки их кораблей.
- Все. Конец, — мрачно проговорила одна, глядя на мокрую тряпку, которую полоскали волны. Совсем недавно она была ее флагом.
- Вот ведь черт! Опять вляпалась, — ругнулась другая.
- Эй, подруги! С прибытием, что ли? – окликнул их кто-то.
Они обернулись – с горы спрессованного хлама на них насмешливо глядела женщина, похожая на призрак. Бесцветная, почти бесплотная, ветер трепал ее тусклые волосы и блеклое платье.
- Да ладно, не сомневайтесь, я и есть фактически призрак. Призрак Несбывшихся Надежд. В прошлой жизни так и звали – Надежда, — проинформировала она. – Сейчас тут кем-то вроде кладбищенского смотрителя. Новичков в курс ввожу.
- Кладбищенского? Мы что, погибли? – хрипло спросила старшая.
- Да нет пока, — хохотнула Надежда. – Но можете. Это как себя поведете.
- А как надо? – спросила молодая.
- А я откуда знаю? – удивилась Надежда. – Тут каждый сам за себя решает. Если сумели раздолбать свой корабль, так и что дальше делать – вам решать.
- А где мы? – вновь спросила старшая.
- На Кладбище Разбитых Кораблей. Сюда прибивает тех, чьим посудинкам все, хана. Жить здесь можно, хотя и недолго. Воды, еды мало. Слезы пьем, горем заедаем. Развлечений вообще никаких. И жизни никакой. Только обломки надежд и обрывки воспоминаний. Хотите – стройте себе лодку, и в путь. Глядишь, повезет – доплывете до материка или острова. Или по дороге большой корабль подберет. Не хотите – тут обустраивайтесь, стройматериала завались. И так жить можно.
- А кто тут за главного? – жалобно спросила молодая. – Ну, если к кому обратиться потребуется.
- Нет тут главных, — вздохнула Надежда. – Тут одни неудачники. Каждый сам за себя, каждый сам себе главный. Если что спросить – так кликните меня, я объясню. Ну, отдыхайте пока. До новых встреч!
Она исчезла, словно испарилась – как и не было.
- Ну, давай знакомиться, — предложила старшая. – Меня Вера зовут. А тебя?
- Ася.
- Сказала бы «очень приятно», да место неподходящее. Ну что, Ася, пойдем обустраиваться?
К вечеру они соорудили себе из подручных средств что-то вроде шалаша, нашли приличный кусок брезента и какую-то ветошь, соорудили себе постели. Когда солнце закатилось за горизонт, начались разговоры.
- У меня это в четвертый раз, — рассказывала Вера. – Сначала страстная любовь, потом замуж, потом он как-то незаметно садится мне на шею, потом шея начинает трещать, а он – наглеть, а потом он находит другую, все рушится, и хана моему семейному кораблику. И с каждым разом кораблекрушение все круче и круче, едва успевала на берег выскочить. На этот раз так закрутило, завертело, думала – все, хана мне, не выплыву, захлебнусь! Но, как видишь, ничего, повезло. Хоть на Кладбище, но живая. А ты?
- А что я? – отвечала Ася. – Мне дело к 30 идет, а все как-то так…неопределенно. Закончила институт с отличием, но, как оказалось, ошибочка вышла. Работу ненавижу, одни нервы с ней. Карьеры никакой. Денег тоже – кот наплакал. Перспектив – ноль. Сплошная муть.
- А муж есть? Семья?
- Семья – одно название. Мы и не расписаны даже. Жилья своего нет. Живем то у его родителей, то у моих. Его тихо ненавидят меня, мои – его.
- А чего ж не снимете?
- На какие шиши??? Он не работает нигде, уж много лет. Все себя ищет. Шляется по дому – из депрессии в агрессию и обратно.
- А зачем он тебе тогда?
- Так люблю. У меня, кроме него, вообще никакой зацепки в жизни нет.
- Понятно. Тяжелый случай. Давай спать, а утро вчера всегда мудренее.
Солнце уже встало, когда заспанная и недовольная Ася вылезла из шалаша. Надежда неподалеку деловито раскладывала что-то на кучки.
- Проснулась? А я тут рейд по окрестностям совершила. Знаешь, на сокровищах ведь сидим! Тут чего только нет, если покопаться. Я вот ящик с плотницким инструментом нашла. Тяжелый, еле дотащила.
- Зачем? – меланхолично спросила Ася.
- Как «зачем»? Пригодится! – бодро отвечала Вера. – Мы ж тут не на один день зависли? Ну так надо о будущем подумать.
- Какое у нас тут будущее.. – вяло махнула рукой Ася. – Пожрать бы чего…
- Только водоросли! Я уже пробовала жевать – гадость, конечно, но типа как в японском ресторане.
- Водоросли… Ладно, давай водоросли.
- Что значит «давай»? – удивленно обернулась Вера. – Пойди да возьми. Вон их сколько у кромки.
Ася, поджав губы, полезла вниз, к воде.
- Тьфу, мерзость какая! От них йодом несет.
- А то что, думала, их тут майонезом «Провансаль» тебе польют? Не любо – не кушай, а жрать не мешай!
К обеду небо затянуло, с моря рвануло холодным ветром, заморосил дождь. Женщины забрались в шалаш, накрылись брезентом, прижавшись друг у другу, но все равно зуб на зуб не попадал.
- Надо будет походить, поискать какую-то одежонку. Или ткань хоть, — вслух подумала Вера.
- Да тут на этих завалах ноги переломаешь! – капризно прохныкала Ася. – И сыро!
- Ничего. Не сахарные, не растаем, — решительно сказала Вера. – Только непогоду переждать, а там…
Погода установилась только назавтра. Всю ночь женщины провели в полудреме, потому что холод пробирал до костей, и уснуть по-настоящему не удавалось. И только под утро, когда дождь кончился, случилось пару часов поспать.
- Аська! Я такой сон видела! Корабль! Под белыми парусами! – едва проснувшись, объявила Вера. – Хороший знак!
- Какой к черту знак? – тоскливо пробормотала Ася, натягивая на себя брезент. – Ты что, до сих пор в сказки веришь? Ненавижу самообман. Мало тебя жизнь долбала?
- Видать, мало, — усмехнулась Вера. – Раз повторять приходится. Но я не в обиде. Жива – и ладно. Значит, есть надежда.
- Эй, новенькие! Вы тут как? – раздалось сверху.
- О! Надежда пришла, — обрадовалась Вера. – Слышь, Надь! Я чего спросить хотела! А бывает так, что отсюда уплывают?
- Всяко бывает, — неопределенно ответила призрачная Надежда.
- А на чем? Сюда, что ли, корабли приплывают?
- Нет, конечно. Только в виде запчастей.
- А как тогда?
- Ну, как… Лодки строят. Только имейте в виду, здесь такой закон: каждый в одиночку прибывает, каждый в одиночку и спасается.
- Это как?
- Одна лодка – один человек. Если двое и больше – сразу рассыпается.
- Ну ж, блин! Несправедливо как-то.
- Справедливо-справедливо. Потом сама поймешь. Надо так. Еще вопросы есть?
- У меня есть! – высунула нос Ася. – А тут снабжение хоть какое-нибудь налажено? Ну там, теплыми вещами…обувью… товарами первой необходимости.
- Какое еще снабжение? – весело изумилась Надежда. – Девочка моя! Ты на Кладбище Разбитых Кораблей! Все уже, приплыли! Теперь или ты сама себя спасать научишься, или уж не обижайся…
- А собрания тут бывают? – вмешалась Вера. – Или клуб какой-нибудь? Ну, типа для обмена опытом! Мы же не одни здесь, я полагаю?
- Обмен опытом??? Никогда не слышала, — покачала головой Надежда. – Но тут у нас свобода полная. Если хочешь, организуй!
Вскоре Вера разыскала поодаль какой-то мятый бидон и уже вовсю колотила по нему железякой.
- Ты чего шумишь? – недовольно крикнула ей Ася. – Ненавижу шум!
- Я внимание привлекаю! – бодро ответила Вера. – Пусть сползаются! Хоть познакомимся!
- Ненавижу тупые сборища, — раздраженно бросила Ася. – На фига все это???
Как ни странно, на шум и впрямь стали сползаться фигуры. Что-то около десятка. Ася видела, как они подходили к Вере, но принципиально не пошла – легла спать.
- Слушай, Аська! Ты дурочка, — позже внушала ей Вера. – Знаешь, сколько интересного было?
- Что там может быть интересного? – с тоской отвечала Ася. – Одни неудачницы другим неудачницам истину вещают? Ненавижу эту бодягу!
- Сама ты бодяга! Во-первых, поделились своими историями. Я много полезного для себя узнала! Кое-какие выводы сделала. Во-вторых, обсудили, как лодки строить. Мы ж судостроительных не заканчивали, корабелы еще те! А в-третьих, все-таки живое общение, как-то прямо жить захотелось!
- Какая тут жизнь??? Так, жалкое существование. Нет уж, делитесь опытом без меня.
Вскоре Вера начала собирать материал для лодки.
- Аська! Что ты сиднем сидишь да на волны пялишься? Ты что, до пенсии здесь загорать собираешься? – укоряла ее Вера, таща за собой очередную доску.
- А куда торопиться? И зачем, главное? – равнодушно пожимала плечами Ася.
- Ну как зачем! Надежда же сказала, что один человек – одна лодка. Не знаю, как ты – а я собираюсь выплывать из этой мертвой зоны!
- И я собираюсь, — вяло отмахивалась Ася и все же тащилась за какой-нибудь корягой.
По вечерам, на закате, местные обитатели собирались на свой клуб обмена опытом. Из рассказов Веры Ася уже знала, что в это сообщество захотели войти далеко не все – были и такие же, как она: опустившие руки, отчаявшиеся, полусонные, предпочитающие сидеть на берегу, задумчиво изучая горизонт.
Но, глядя на энергичную Веру, Ася тоже понемногу делала свою лодку. Ей было непонятно, откуда у Веры берутся силы. Вроде ест те же водоросли, пьет ту же дождевую воду, по возрасту – старше Аси, но чувствует себя куда как бодрее. Вера по утрам стала делать зарядку, и ее одноклубницы присоединялись. К чему? На кой ляд?
- Пока до земли доберешься, придется все делать: и на веслах сидеть, и парусом управлять. Если силы не будет, кто поможет-то? – объясняла Вера. – Только на себя и можно рассчитывать!
- А то у нас до крушения по-другому было? – язвительно интересовалась Ася. – Можно подумать, за нас кто-то что-то делал?
- Права, подруга. И «до того» — тоже сами. Только вышло-то хреновенько, да? Ну так я не хочу повторять прежних ошибок!
И Вера с удвоенной силой начинала поднимать-опускать пару золотых брусков, приспособленных ею вместо гантелей. Днем она обегала всех своих новых приятельниц, консультировала их в процессе строительства, помогала даже кое-кому, вечером собирала их на клуб. Скучать ей было некогда. Она и помолодела вроде: глянцевый загар появился, здоровый румянец, точеный силуэт и гибкость в теле. Ася удивлялась и даже слегка завидовала.
Иногда появлялась Надежда.
- А может, и ты с нами на большую землю? – предлагала ей Вера. – Не век же тебе в смотрителях кладбища ходить?
Первой лодку построила, как ни странно, вовсе не Вера. Другая женщина.
- Ась, пойдешь провожать? Мы все собираемся! – оживленно говорила ей Вера. – Здорово-то как! Представляешь, завтра она уже будет далеко отсюда!
- А ты-то чего радуешься? – скептически кривила губы Ася. – Она-то будет, а ты вот пробегала, и еще не достроила свою. Все другим помогала! Неужели не обидно?
- С чего бы я обижалась? – удивлялась Вера. – Меня ж никто не заставлял, я сама так решила. Ничего, придет и мой час спуска на воду! Да и ты давай, форсируй процесс! А то одна тут останешься!
Ася решила, что и правда надо шевелиться. Но было лень – тем более что строить лодки она не умела, да и вообще что-то делать для себя ей и до крушения приходилось через силу, а тут – вообще…. Лодка выходила какая-то кривенькая, косенькая, ненадежная. А потом Ася и вовсе решила, что пусть будет лучше плот – на нем тоже плыть можно. Вера только головой покачала, но спорить не стала.
Потом отплыла с Кладбища еще одна лодка, и еще одна.
- Надь, а можно как-нибудь узнать, доплыли они до материка или нет? – как-то спросила Вера у Надежды, все чаще появлявшейся у их шалаша.
- Отсюда – никак. Вот когда сама выберешься, тогда и узнаешь, — ответила Надежда. – Моряк моряка по походке узнает, как говорится!
Вера и Ася закончили строительство одновременно. У Веры лодка получилась что надо: крепкая, крутобокая, с ровной мачтой и приличным парусом. У Аси – плот. Тоже так ничего себе…если в целом смотреть.
В день отплытия их провожали те, кто еще не достроил свои лодки. Надежда тоже была.
- Эх, Вера! Нам тебя будет не хватать, — искренне сказала она. – С тобой тут как-то живенько стало. Даже я порой стала забывать, что я – Призрак Несбывшихся Надежд.
- Каких же несбывшихся? – широко улыбнулась Вера. – Вот они, лодочки-то! Сбылись надежды! Появился шанс!
- Ну, шанс, он у всех есть. Не все используют, — заметила Надежда. – Ну, с богом, что ли? Попутный ветер в паруса!
- До встречи! – твердо сказала Вера. – Верю, еще свидимся с тобой на большой земле!
- И я надеюсь, — кивнула Надежда.
- Аська, прыгай на плот! Становись в кильватер! Вперед, гардемарины!!!
Верина лодка сразу устойчиво встала на воду. Два удара веслами – и она уже далеко от берега. Развернулся парус – и лодка мгновенно понеслась вдаль, как будто мотор заработал. Асин плот все еще неуверенно качался у берега, словно прикидывал: доплывет-не доплывет?
Первый канат лопнул, когда она была метрах в трех от кромки Кладбища. За ним второй. А потом и плот стал рассыпаться по бревнышкам. Ася оказалась в воде, поплыла, ухватилась за какую-то загогулину.
- Давай руку, — сказала Надежда и помогла ей выбраться из воды.
- Почему у меня всегда так? – мрачно спросила Ася, глядя на остатки своего спасательного плотика.
- Потому что ты даже для себя все делаешь тяп-ляп. Любви в тебе нет, девочка, вот что, — заметила Надежда. – Не любишь ты себя, а от этого – и никого не любишь.
- Любви? А за что мне себя любить? – устало спросила Ася. – Я по жизни – неудачница.
- Все мы «по жизни неудачницы» тут собрались, — тихо сказала Надежда. – Только если кто нас и топит, то это мы сами. И спасти себя тоже можем только сами. Или навеки остаться на Кладбище Разбитых Кораблей. Сами выбираем. Сами делаем. Все – сами!
- Ну почему у кого-то получается, а у меня – как всегда? – с отчаянием спросила Ася. – Вера же вот смогла? Чем она меня лучше?
- В ней зависти нет. И ненависти. Она не озлобилась. И главное – ведь все у нее от души шло, бескорыстно, не в расчете на то, что как-то окупится… Сама видела, как всем помогала. Как жить хотела! Вот и выбралась.
- Теперь я совсем одна осталась…
- Ну отчего же? У тебя всегда есть я – Призрак Несбывшихся Надежд.
Ася просидела в опустевшем шалаше почти сутки. Думала. Перебирала по листочку всю свою жизнь. Честно, без балды. Получалось, что она все время жила как бы «на черновик». Все ждала, что вот случится что-то такое, необычайное, и начнется настоящая жизнь. Но ничего не случалось, и жизнь не начиналась. Она копила обиды и ненависть, но ничего не сделала, чтобы убрать их причины. Она хотела жить с любимым мужем, в красивом доме, в достатке, с ребятней, и на работу бежать, как на праздник! Но упорно тащилась каждое утро на нелюбимую работу (ненависть копить!!!) и выбрала в спутники жизни человека, который брать ответственность за семью не мог и не хотел. Да что там за семью – он и сам-то по жизни плыл, как ее хлипкий ненадежный плотик! Впрочем, как и она сама. Стоило ли удивляться, что мечты оставались мечтами, а реальность относилась к ней с таким же омерзением, как и она – к реальности???
Вот такие думы варились в ее голове. И из них следовало сделать выводы. Она и сделала. Что там говорили Вера с Надеждой? Что есть еще те, кто по норам сидит, жизни боится?
На следующий день, к вечеру, перед закатом, она вылезла на белый свет, отыскала Верин помятый бидон, какую-то железяку, и Кладбище Разбитых Кораблей огласил беспорядочный трезвон.
- Люди! Собирайтесь! Вылезайте из своих нор! Заседание клуба имени Веры и Надежды вот-вот начнется! Будем меняться опытом! Я расскажу вам, как не надо делать! А потом вместе подумаем, как надо!
Над Кладбищем Разбитых Кораблей заходило солнце. Житейское море было сегодня на редкость мирным и тихим. А со всех сторон на звон потихоньку подтягивались люди…
Многие завидуют тем, кого природа одарила красотой. Напрасно! Красота может быть божьим благословением, а может стать и проклятием. Смотря как сложатся обстоятельства! У девушки по имени Роза они поначалу сложились не очень благоприятно.
Роза была хороша. Хотя ее красота предназначалась явно не для этих мест. Дело в том, что Роза выросла высокой, тонкой и изящной, с шелковистой белоснежной кожей и маленькими слабыми руками. Такой бы красавице блистать на балах, ездить в каретах, благосклонно подавать кавалерам ручку для поцелуя, шуршать шелковым платьем по наборному паркету… Но Роза родилась в суровом краю, в деревне, где люди тяжело и много работали, ценили силу и выносливость, а самым изысканным комплиментом женщине считали увесистый шлепок по попке.
Здесь в моде была другая красота, успехом пользовались крепкие приземистые женщины с мощными плечами и сильными руками, крепко стоящие на мощных мускулистых ногах. Такая в хозяйстве с любой заморочкой мигом справится, а если надо будет мужскую работу выполнить – и глазом не моргнет, сдюжит и вытянет. А Роза… Роза под этот местный эталон не подходила. Поэтому с детства она привыкла терпеть насмешки и подковырки в свой адрес. Ведь люди так не любят не похожих на себя! Нет, Роза, по мнению односельчан, шансов удачно выйти замуж практически не имела.
И все же, все же… Ее тонка, волнующая, изысканная красота будоражила воображение деревенских мужчин и вызывала смутную, глубоко запрятанную зависть у женщин. Ведь даже самый неотесанный мужлан, самый грубый лесоруб, самый прагматичный лавочник в душе мечтает если не об Ангеле, то хотя бы о Герцогине. А наша Роза, что и говорить, уж очень напоминала какую-нибудь Герцогиню. Но сама она словно стеснялась своей красоты и старалась держаться как можно скромнее, хоть это и мало помогало.
— Гордячка! – неодобрительно фыркали деревенские кумушки, глядя на ее прямую спину.
— Каланча! – кричали ей вслед сопливые мальчишки, завидуя ее высокому росту.
— Худосочная ты, тощая, - поджимала губы коренастая соседка, потому что стройному стану Розы мог позавидовать даже прибрежный тростник.
— Эй, не извивайся, смотри, пополам переломишься! – зубоскалили мужики по поводу ее грациозных и плавных движений.
Роза вся сжималась, низко наклоняла голову, прятала вспыхнувшее лицо, сутулила спину, старалась поскорее прошмыгнуть мимо и сходила с ума от неловкости и стеснения.
Когда Роза подросла, все тало только хуже: мужчины стали уделять ей слишком много внимания. Каждый считал своим долгом подкатиться к Розе и отпустить какую-нибудь непристойную шуточку. А некоторые – так просто предлагали ей такое, от чего хотелось сквозь землю провалиться, и когда Роза отвечала отказом, сплевывали и отвечали грубостью.
Наверное, от бессильной злобы кто-то и распустил первый слух, а потом слухи стали множиться, как тля в огороде. Если верить этим слухам, Роза отвечала взаимностью всем мужчинам от мала до велика, и каждый хвастался, что сумел добиться ее любви. Разумеется, это вызвало приступ ненависти у женщин деревни – кому понравится соперница, даже если ты говоришь, что она гроша ломаного не стоит???
Розе совсем не стало житья. Вслед ей летели плевки и камни, каждый считал своим долгом бросить ей в спину бранное слово. Она старалась не плакать, но терпение ее было на исходе. И однажды, когда кто-то ночью измазал ее ворота дегтем, Роза не выдержала. С громким плачем побежала она к пруду, что был в лесной чаще, и мысль у нее была одна – утопиться, чтобы раз и навсегда покончить с насмешками, сплетнями и ее незадавшейся жизнью.
Но и тут ее подстерегала неудача. У заросшего тиной пруда, где редко можно было встретить человека, сидела на камешке старушка и завтракала хлебом и огурцами. Роза остановилась, тяжело дыша, и хотела было повернуть назад, чтобы спрятаться и переждать, но старушка заметила ее и попросила:
— Деточка, ты не поможешь мне набрать водицы? – и она протянула Розе деревянную флягу.
Роза была доброй девушкой и не смогла отказаться.
— Бабушка, но тут, в пруду, вода грязная, она не для питья. Здесь неподалеку есть родник, я сейчас принесу.
И Роза, взяв флягу, действительно сбегала к роднику и принесла старушке чистой воды.
— Ах, как вкусно! – похвалила старушка, отпив глоточек. – Выпей и ты, милая!
Роза послушно отпила из фляги, и вдруг на нее снизошло невероятное спокойствие. На миг ей вдруг показалось, что по горлу пробежала не вода, а лучик света. Роза даже немного растерялась – вот только что ей казалось, что еще минутка – и она рассыплется от обуревающих ее чувств, а теперь в ней такой покой, как вот в этом пруду.
— Ты очень славная девушка! Такая дивная красота и при этом доброе сердце – редкое сочетание, — сказала старушка.
— Красота? Да вы смеетесь надо мной, — покачала головой Роза. – Или просто утешаете… Я уродина!
— Кто тебе такое сказал? – теперь пришла очередь удивляться старушке.
— Все! Все говорят, что я дылда, что я гордячка, что я изнеженное и неприспособленное к жизни существо, и еще много всяких гадостей. И в то же время хотят моей любви, добиваются моего внимания. Я уже и сама перестала хоть что-нибудь понимать! Какая я? Какая я на самом деле?
— Ты прекрасна, — сказала старушка, любуясь ею. – На самом деле Бог создает только прекрасное. А уродливым это считают люди. Разве вон то узловатое кривое дерево уродливо? Нет, оно прекрасно в своей неправильности! Да, оно не такое, как все – но другие деревья не отвергают его по этой причине. На земле есть место для всех, деточка. И для тебя тоже!
— Нет для меня места, — сказала Роза. – В моей деревне никто меня не любит, я всем мозолю глаза, и я ни от кого не слышала доброго слова. Наверное, они правы! Ведь если бы во мне было хоть что-то хорошее, люди бы это заметили, правда?
— Может быть, возле тебя просто были не те люди? У каждого свое представление о красоте. Ты – как цветок. Только этот цветок никогда не видывали в этих местах. Но тем не менее он прекрасен!
— Цветок? А какой я цветок? – заинтересовалась Роза. – Ромашка? Или, может быть, лютик?
— Нет, не ромашка и не лютик. Ты совсем другая, — таинственно сказала старушка. – Примерно вот такая…
И она достала из складок плаща цветок. У него был длинный гибкий стебель с аккуратными резными листьями и изящный, совершенный по форме бутон, собранный из плотно прижатых друг к другу красных лепестков. Цветок источал тонкий, едва уловимый аромат, и он был прекрасен.
— Ты когда-нибудь видела такое, милая?
— Нет, никогда, — как зачарованная, смотрела на цветок Роза. – В наших краях не растут такие цветы… Но как он хорош!
— Так же, как и ты, дорогая. Этот цветок и ты, похоже, из одного Пространства Мироздания. Ты – это он. А он – это ты. И когда он расцветет, расцветешь и ты.
— А когда, когда раскроется этот дивный бутон? – с надеждой спросила Роза.
— Когда ты посадишь его в своем саду, — пообещала старушка.
— Но я… Я не могу вернуться в деревню! – опечалилась Роза. – Я не хочу опять слушать насмешки, страдать от несправедливых обвинений, плакать и прятать лицо. Я не хочу, чтобы меня снова обзывали гордячкой! Я не такая!
— А пора бы тебе все-таки заиметь немного гордости, — назидательно ответила старушка. – Гордость – это не такое уж плохое качество, если его у человека в меру. Она позволяет ходить с высоко поднятой головой и открытым лицом, не горбиться и не сгибаться от ударов судьбы, и с достоинством отвечать на несправедливые обвинения. По-моему, это как раз то, чего тебе не хватает.
— Да, вы правы, — с горечью признала Роза. – Я всегда старалась сжаться и стать как можно незаметнее. Мне казалось, так легче жить. Но легче не стало!
— Ну конечно. Скрывать свою сущность – это самая большая ошибка! Теперь тебе предстоит проделать обратный путь. Не скрывать, а раскрыть свою сущность!
— А как она раскрывается, сущность? – робко спросила Роза.
- Как вот этот бутон, — бережно погладила цветок старушка. – С течением времени! Он не будет ни ромашкой, ни лютиком, ни маргариткой. Он таков, каков есть. Как и ты! Он знает, что должен раскрыться – и стремится к этому. Вот и ты стремись! Держи!
- Ой! Я укололась! – вскрикнула Роза, приняв в руки цветок. – Тут, оказывается, очень острые шипы. Больно-то как… Но ничего, теперь буду осторожнее.
- Конечно, милая! Вот за тем некоторым цветам и нужны шипы. Тогда другие поостерегутся грубо вторгаться в твое личное пространство. Встречаются такие хрупкие и нежные растения, что шипы для них просто необходимы! Ты как раз из таких. Не позволяй себя обижать. Иногда следует и зубки показывать, обозначая свои границы. Тогда тебе не придется плакать.
- Спасибо за вашу мудрость, бабушка! – искренне сказала Роза. И, повинуясь внезапному порыву души, добавила: – Вы знаете, я ведь бежала сюда, чтобы броситься в пруд. Но сейчас мне уже не хочется этого делать. Наоборот, мне хочется распрямить спину, скинуть с плеч груз обид и обвинений и вернуться с высоко поднятой головой.
- И замечательно, деточка! – обрадовалась старушка. – А когда вернешься, воткни этот цветочек в песок. Он пустит корни, и скоре расцветет. И ты расцветешь тоже, моя дорогая. Потом отломи от него веточку с почкой, посади – и у тебя будет уже два цветочка, а потом и целый сад! Вот увидишь, и тебя, и твои цветы ждет блестящее будущее. Такое, о котором ты и не мечтала. А я, пожалуй, пойду. До свидания, детка!
И старушка бодро посеменила, махнув на прощание рукой.
- Бабушка, а как зовут этот цветок! – спохватившись, крикнула ей вслед Роза.
- Так же, как и тебя, девочка! Его имя – Роза!
И Волшебница быстро скрылась с глаз за деревьями. Вы, конечно, уже догадались, что это была именно Волшебница! Они встречаются хорошим людям на пути тогда, когда им больше всего требуется помощь.
А Роза вернулась домой, бережно неся перед собой диковинный цветок. Она не обращала внимание на деревенских, которые по привычке отпускали какие-то неприятные реплики ей в спину. Дома она посадила цветок и стала старательно ухаживать за ним, и вскоре он распустился. Это был такой красивый, такой роскошный цветок, что у соседей просто дар речи потерялся. И хотелось бы какую-нибудь гадость сказать, да язык не поворачивался.
Теперь Роза уже не думала о том, как она выглядит в глазах окружающих и что они скажут. Она ходила по деревне с гордо поднятой головой и выпрямившись во весь рост. Роза стала позволять себе твердо говорить «нет» и давать жесткий отпор обидчикам. А когда кто-то под покровом ночи решил сорвать ее розу, то завопил от боли, исцарапав руки о шипы и убрался ни с чем, когда Роза выскочила на крыльцо и окатила его целым ведром холодной воды.
В скором времени в палисаднике у Розы уже благоухало целое море невиданных цветов. Постепенно в деревне ее зауважали. Односельчане все чаще стали говорить про нее: «Самостоятельная девушка!». Но Розе было уже совершенно все равно, что о ней говорят. Она была увлечена новым делом, и теперь у нее были розы разных цветов – алые, бордовые, розовые, белые… Она и сама себя зауважала – ведь уход за розами вовсе не такое простое дело, как кажется. Но она очень любила свои цветы, а они от такой любви все пышнее расцветали.
Разумеется, слухи о чудесных цветах распространились со скоростью звука. К Розе стали приезжать из других деревень, а потом и из города, ведь всем хотелось увидеть это чудо и купить или попросить семена или черенки. Роза никому не отказывала. Она помнила, каким необычным способом ей самой достался первый цветок, и ей было приятно просто так подарить розу какой-нибудь конопатой дурнушке, которая смотрела на нее, как на Герцогиню.
Кстати, о Герцогинях… Однажды на деревенской улице появилась карета. Все сбежались посмотреть – в их отдаленную деревню такие роскошные экипажи до сих пор не заезжали. Из кареты выбралась грузная пожилая женщина в изысканном наряде и кружевных перчатках. Она прошла в сад, долго рассматривала цветы и о чем-то разговаривала с Розой. Она купила у Розы несколько букетов и удалилась, на прощание обняв девушку. Пересуды и толки вспыхнули с новой силой. Но им не суждено было длиться долго, потому что вскоре Роза продала дом и уехала все в той же карете, которую прислали за ней из города. На прощание она обошла всех соседей и каждому подарила по розовому черенку, объяснив, как за ним ухаживать. На расспросы, куда и почему она уезжает, Роза только загадочно улыбалась и отмалчивалась. С тем и отбыла, на прощание помахав родной деревне из окна кареты.
Версии выстраивались самые невероятные. Поговаривали, что грузная женщина в карете с вензелями предложила Розе стать хозяйкой цветочного салона и положила ей такое хорошее жалованье, что Роза не смогла отказаться. По другим рассказам, это была сама герцогиня, которая позвала Розу к себе в замок на должность садовницы. Самые смелые предположения заключались в том, что старая герцогиня опознала в Розе свою потерянную дочь. Поговаривали также, что женщина была вовсе не герцогиней, а известной свахой, и привезла Розе предложение выйти замуж за герцога, так что Роза теперь, возможно, уже и сама герцогиня.
Что ж, может быть, и так. По крайней мере, в деревне ее поминали добрым словом – ведь благодаря ей теперь в каждом дворе цвели и распространяли чарующий аромат дивные розы. А многие жители стали возить букеты в город на продажу, и это приносило им хороший доход. Как же не сказать спасибо той, с кого это все началось? Никто уже и не вспоминал, что когда-то Розу считали гордячкой и дурнушкой и отпускали в ее адрес непристойные шуточки. Нет, теперь жители с гордостью говорили: «Эти цветы называются розами, по имени девушки, которая первая принесла их в деревню!».
И теперь редкая женщина на земле не мечтает, чтобы ей время от времени дарили букеты роз. Ведь роза – самый женский цветок: с прямым гибким стеблем, изысканными резными листиками и роскошным благоухающим цветком, а если понадобится – и шипы в ход пустит! Роза напоминает женщине, что она всегда должна оставаться собой, невзирая ни на что. Такая вот она, эта гордая и прекрасная Роза.
Иногда кажется, что весь мир против тебя, и даже твое тело. Груша думала именно так.
Груша жила в Саду-Огороде – кругом обитали всякие разные фрукты-овощи, у которых была своя, полная событий и приключений жизнь. Фрукты-овощи встречались и расставались, создавали семейства и виды, наливались соками и увядали, время от времени создавали коалиции через какой-нибудь супчик, часто варились в одном котле, погружались в сладкую жизнь в виде варенья и даже порою перекрестно опылялись.
Но Груша во всем этом природном круговороте не участвовала. Груша все больше пряталась в тени и укрывалась в густой листве. Дело в том, что она страшно не любила свое тело – неуклюжее и несуразное, узкое сверху и массивное в основании, какое-то чересчур водянистое, кажется, пальцем ткни – сок так и брызнет… или ямочка останется… в общем, все плохо.
Если ей доводилось увидеть свое отражение, она старалась поскорее отвернуться, до того ей не нравилось то, что она могла наблюдать. «Ну и фрукт!», — часто неодобрительно думала она о себе (она вообще собой довольна бывала крайне редко!). А на улице настроение портилось у нее еще больше: на глаза попадались девочки-персики, ядреные краснощекие яблочки, цветущие миндалевидные красавицы, и все они были однозначно лучше Груши. Кстати, многие из них прогуливались под ручку с мальчиками-лимончиками, мужичками-кабачками, молодцами-огурцами, а кое-кто с важными перцами или с изысканными заморскими патиссонами. Это было обидно, потому что Груша ни с кем под ручку не ходила – грузный низ мешал. Ну, она так думала, что мешает. Она очень, очень хотела в корне измениться, стать другой – тонкой, изящной, легкой – как бабочка! Или хотя бы длинной и стройной, как морковка…
Однажды она обратилась к тетушке Тыкве – та потихоньку занималась знахарством, целительством и гаданием на свекольной ботве и имела в Саду-Огороде очень весомый авторитет.
- Я… я как-то плоховато выгляжу, — робко сказала она. – Не нравлюсь я себе…
- Девочка моя, диета, правильный водный режим и солнечные ванны – вот что тебе поможет! – лениво проронила тетушка Тыква. – Каждая уважающая себя Груша должна заботиться о внешности. Начинай и ты!
Груша села на диету, стала пить много воды и старательно подставлять солнышку бока (ну, разумеется, когда никто не видел – так-то она стеснялась выставлять свое уродливое тело напоказ). Но ничего не произошло, даже еще хуже стало – ее и без того увесистый низ, казалось, еще больше округлился и увеличился.
- Тетушка Тыква! – в панике воззвала Груша. – Смотрите, какой ужас!
- Какой такой «ужас»? – удивилась тетушка Тыква. – Очень симпатичная Груша… Вижу, занималась собой… Хвалю!
- Да какое там «симпатичная»? – возразила Груша. – Еще хуже стало! Не фигура, а… а… просто чудовищная груша! У меня внизу – полный отстой! То есть застой…
- Детка, да ты в самом соку, просто красавица! Такая, какой тебя природа создала.
- Неправильно она меня создала, — трагично вздохнула Груша. – Ошиблась на мне природа…
- Природу поправлять – это не ко мне, это к мичуринцам и прочим биогенетикам, — лениво перекатилась на другой бок тетушка Тыква. – По-моему, у тебя не внизу, а в голове полный отстой… То есть застой.
- Грубиянка! Шарлатанка! – чуть не плача, шептала Груша себе под нос после этой аудиенции у этой, так сказать, целительницы. – Надо настоящего специалиста поискать!
За этим дело не стало: во Саду-Огороде объявился залетный врач Грач. Вот к нему и направилась Груша на консультацию.
- Кра… кра… красавица моя! С чем пожаловали? – приветствовал ее врач Грач.
- Да вот… Фигура у меня того… порченая.
- Да ну? Это серьезно! Дайте-ка я вас осмотрю, — и Грач принялся производить над Грушей всяческие манипуляции.
- Откуда же она порченая? – наконец, высказался он. – Ни гнильцы, ни червоточинки! Вполне здоровое грушеобразное тело.
- Вот именно! – воскликнула Груша. – Именно грушеобразное! Но почему???
- Кра…кра…крайне странный вопрос! Это же очевидно! Потому что так исторически сложилось, — удивился врач Грач.
- Нет! Я чувствую, просто знаю, что на самом деле я должна быть другой, — заявила Груша. – Это не мое тело! Оно мне чужое!
- Ну-ка, ну-ка, — заинтересовался врач Грач. – С этого места поподробнее! А чье же это тело, если не ваше?
- Я не знаю, — мрачно сказала Груша. – Когда я была маленькая, то я себе нравилась. А потом выросла и перестала нравиться.
- А как же вы к себе относитесь?
- Я себя ненавижу, — призналась Груша. – Давно уже. С тех пор, как стала такой… грушеобразной, а ведь это я еще совсем зеленая была. Я из-за этого стесняюсь и прячусь. Меня даже воробьи дразнят: «Висит груша – нельзя скушать». Я такая несчаааастнаяаааа!!!! – совершенно расстроилась Груша.
- Ах, так вот в чем дело! – разинул клюв врач Грач. – Ну, тогда я, пожалуй, знаю, в чем причина, и даже диагноз готов поставить.
- Какой? Какой? – встрепенулась Груша. – Чем же я больна?
- Нелюбовью к себе! – объявил Грач.
- А разве такая болезнь бывает?
- Еще как бывает! С нее и все другие болезни начинаются, — со знанием дела доложил Грач.
- Это как же? Я не поняла, — огорчилась Груша.
- Вам известно, что каждое живое существо в природе проходит не один жизненный цикл, а великое множество?
- Я слышала об этом.
- Ну так вот: похоже, вы уже много жизненных циклов к себе плохо относились. Не любили свой облик, критиковали, а со временем и возненавидели. И этот печальный факт стал для вас настолько привычным, что укоренился на генетическом уровне. Теперь это устойчивый признак, который с каждым перерождением только усиливается. Вот поэтому у вас такие обширные, я извиняюсь, бедра. Хотя, на мой взгляд, очень даже аппетитно.
- Но-но! Вы меня, пожалуйста, не склюйте ненароком, — обеспокоилась Груша. – Аппетитно… Скажете тоже… Вы лучше скажите, как мне все поправить!
- Могу посоветовать одно: начать думать о себе хорошо! Не критиковать, а хвалить. Не мучить, а поощрять. Почаще говорить себе комплименты. Такая вот селекционная работа. И не стесняться себя! Вы – такая, какая есть, и имеете полное право на процветание в своем Саду-Огороде.
- И что… Я от этого стану стройной? – недоверчиво спросила Груша.
- Это возможно. Но даже если и нет – по крайней мере, будете гораздо счастливее! А то разве это дело, когда даже воробьи дразнят?
- Ну, не знаю, не знаю, — с сомнением проговорила Груша. – Мне бы хотелось как-нибудь радикально…
- Ну не куски же с вас срезать? – изумился врач Грач. – Если кусками – то это уже в компот, а вы, как я понимаю, до компота еще не дозрели.
- Это уж точно, — согласилась Груша. – Ладно, большое спасибо, пойду производить научные опыты и селекционную работу.
Скоро сказка сказывается, но не скоро дело делается. Много времени понадобилось Груше на ее опыты. Да вот сами посудите: если кто-то привык себя ненавидеть, разве можно вот так, махом, начать себя любить? Но Груша твердо решила пробовать, и с течением времени у нее пошли успехи. Сначала комплименты себе звучали как форменные (а вернее, бесформенные!) издевательства, а потом ничего, привыкла, даже верить стала в то, что она и правда в чем-то красавица. Скажем по секрету, она консультировалась у Бабочек, а те уж точно знают толк в любви к себе, и Грушу обучали искусству самокомплиментов с большой охотой. Груша даже стала высовываться из листвы и принимать участие в жизни Сада-Огорода. Она, правда, все еще стеснялась и румянилась от смущения, но это ей даже шло.
- Ты, смотрю, похорошела, — заметила тетушка Тыква. – Такая славная грушка, мммм… Наверное, за ум взялась? Что, кончился застой-отстой?
- Ну, можно и так сказать, — не стала вдаваться в подробности Груша. – Процветаю вот потихоньку.
- А повышенная грушевидность уже не волнует?
- Не очень. В конце концов, это присуще моему виду, — сдержанно отвечала Груша.
Ночью, когда весь Сад-Огород засыпал, Груше приснился сон. Ей явился Садовник, который ласково погладил ей бочок и сказал: «Вот, молодец какая, и сочная, и гладкая! Прямо медовая! Хорошо, что голову свою от заморочек освободила, это тебе на пользу пошло. Расти-наливайся, а уж я тебя всегда и полью, и удобрю, и вообще горжусь тобой!». «А когда же я стану стройной, как морковка?», — хотела спросить Груша, но не спросила, почему-то расхотелось.
А знаете, почему? Дело в том, что в последнее время Груша подружилась с Жаном Баклажаном, который ей очень нравился, так как очертаниями чем-то был похож на саму Грушу. И эта дружба постепенно обещала перерасти во что-то гораздо большее… Может, даже в устойчивый альянс! И если уж Жан Баклажан полюбил ее в виде груши, то еще неизвестно, понравится ли ему тощая морковка…
«Надо же, надо было сразу полюбить себя, и жизнь бы давно наладилась!», — думала Груша. «Ах, Грушенька, какая же ты хорошенькая!», — шелестели крыльями знакомые Бабочки, и это было приятно. «Висит Груша для нового мужа», — дразнились нахальные воробьи, и она была вовсе не против.
Вот такая история произошла во Саду ли, в Огороде, а теперь и вы ее услышали. Кстати, вы сегодня сколько комплиментов себе выдали? Как, еще и не начинали??? Так что же вы сидите, сладкие мои? Вперед, и помним – все у нас получается, когда мы пребываем в гармонии с миром и собой!
Крамниця виконання бажань 
ПУТІВНИК
