Крамниця виконання бажань

- Что?

- Он стал мастером производственного обучения! По той самой специальности! Он добился того, чего хотел. И ученики его любили и уважали.

- Когда человек упорно идет к своей Мечте, несмотря на трудности и препятствия, это достойно уважения, — подтвердил Ангел.

- Тогда почему ему не дали жить? – спросила Алька. – Почему хорошие люди всегда уходят так рано?

- Не бывает «рано» или «поздно», — возразил Ангел. – Бывает только «вовремя». Если человек ушел – значит, все его планы выполнены и земное существование завершено.

- Не верю, — упрямо замотала головой Алька. – Он мог бы сделать еще очень много хорошего для мира! У него ведь было большое сердце, хотя и больное…

- Может быть, пришла ему пора отдохнуть? – предположил Ангел. – А тем, кто его знал, кому он подарил кусочек своего большого сердца, принять Эстафету Добра и продолжать нести свет. Это будет лучшая память о нем!

- Да… Вася бы порадовался, — согласилась Алька.

- Конечно. Уж куда больше, чем рекам слез и потокам жалоб и сетований на несправедливость судьбы, — подсказал Ангел.

- Когда мы с ним прощались, все плакали. Все! – вспомнила Алька. – Было столько народа и столько цветов, что даже удивительно. Как будто знатного человека провожали.

- Значит, за свои двадцать три года он действительно успел стать знатным человеком, — сказал Ангел. – Ведь дело не в том, СКОЛЬКО ты прожил, а КАК.

- Если бы не порок сердца… Почему, ну почему это случилось именно с ним??? Скажи мне, Ангел, ты же наверняка знаешь!

- Откуда же мне знать, я не доктор и не Создатель. Хотя… знаешь, среди ангелов говорят, что врожденные болезни – это последствия прошлых воплощений. Порок сердца означает, что когда-то, еще в предыдущей жизни, человек ожесточился, очерствел и отказался от любви. Наверное, эту ошибку совершила и та душа, которая жила в теле Васи. Но на этот раз он прошел все испытания с честью и достоинством. Он восстановил потоки любви.

- И что это значит?

- Что в следующем рождении воздастся ему по делам его. Ведь тело, по сути, это отражение души. А душа у него, судя по всему, была полна любви и света.

- Значит, когда он снова решит родиться, у него будет крепкое, здоровое, красивое тело… и горячее живое сердце – без каких-либо пороков, — решила Алька. – Тогда другое дело. Тогда я больше не буду его оплакивать. Я лучше буду за него радоваться! И обещаю принять от него Эстафету Добра. Думаю, он был бы этому рад.

- Конечно, он обрадуется. Вот это я знаю точно, — сказал Ангел.

… Альке снился сон, в котором присутствовали ангелы, кометы и странные разговоры. А еще там был Вася – огромный, полупрозрачный, сам похожий на ангела. Он улыбался и махал Альке рукой. А в груди его светилось огромное золотое сияющее сердце. И от всего этого было тепло и хорошо, и сами собой в душе возникали простые и легкие слова прощания: «светлая память… светлая память…».

- Мама! – взвизгнула я.
- Я здесь, доченька! – тут же отозвалась мама, возникая на мосту метрах в 5 от меня.
- Мама, ты как здесь? – глупо спросила я, цепляясь за перила.
- Ты позвала – и я пришла, — объяснила мама. – Не бойся, я с тобой, я спасу тебя. Я никому не дам тебя обидеть. Мою девочку. Мою малышку. Мою симпампулечку.
- Мам, я уже давно не малышка, — тут же привычно ощетинилась я. Начинался наш вечный диспут.
- Малышка, малышка, — успокаивающе заворковала мама. – Девочка мою ненаглядная. Никому тебя не отдам. Никого у меня нет, кроме тебя. Мамочка всегда с тобой, мамочка всегда бдит…
Голос ее убаюкивал, глаза стали слипаться, и я почувствовала, что руки мои разжимаются, мне хочется лечь… уснуть… и пусть мама колыбельную споет…
- Не спи! – вякнул кто-то под самым ухом. – Разобьешься, дурында!
Я очнулась. Надо мной вился какой-то странный персонаж: больше всего он напоминал глазастую мочалку с крылышками.
- Ты кто? – опасливо спросила я, косясь на маму, все еще маячившую впереди.
- Я твой Инстинкт, — обиженно ответил он. – Вот здорово, почти до 30 лет дожила, а своих Инстинктов не знаешь.
- Какой еще Инстинкт??? – обалдела я.
- Какой, какой… Половой! – сердито ответил он. – Я тебя влеку к мужчинам, а мужчин – к тебе. Что непонятного?
- Как-то ты слабо влечешь, — тут же парировала я. – Чего ж я тогда до сих пор не замужем?
- Так я ж подавленный, — объяснил Инстинкт. – Думаешь, я на самом деле такой? Да я на самом деле ого-го! А ты меня задавила правилами, предписаниями и приличиями. Так что я теперь на мочалку похож. Еще скажи спасибо, что хоть ненадолго меня хватает. Для временных отношений.
- Не слушай его, детка! – всполошилась мама. – Он тебя ничему хорошему не научит! Потеряешь голову – и все тогда!
- Что тогда? – тупо спросила я.
- Уведет тебя какой-нибудь мерзавец и проходимец! Поматросит и бросит! В подоле принесешь! Будешь всю жизнь на него спину гнуть!
Я с ужасом смотрела, как с каждым словом изо рта мамы выпадают огромные муравьи (термиты, кажется?), которые тут же начинают грызть мост. Мой Мост Любви!
- Не стой! Прогони их! – немедленно завопил Инстинкт. – А то рухнешь вместе с мостом!
- А как? – запаниковала я. – Как я их прогоню?
- Скажи маме, что ты ей бла8годарна за заботу, но не принимаешь ее страхов! Что ты сама пройдешь этот мост! Ну говори же, быстрее!
- Мама, — начала я. – Ты это… иди. Спасибо, конечно. Только почему же сразу мерзавец? Может, еще хороший человек. И в подоле – ну так мне скоро 30, можно и в подоле… Я ж не сижу у тебя на шее, сама работаю, сама воспитаю.
- А ну замолчи! – взвизгнула мама. – У меня опыт! Я жизнь прожила! Я! Тебя! Никому! В обиду! Не дам! Понятно???
Тут я почувствовала, что начинаю злиться. Да сколько же можно за меня все решать?
- Мама, никто меня не обижает, — твердо сказала я. – Я могу за себя постоять. И я сумею отличить мерзавца от нормального мужчины. Вот, Инстинкт подскажет. Ты же подскажешь?
- Это моя работа, — подтвердил Инстинкт.
- Вот. И твой опыт – это твой опыт, а у меня свой есть. И будет! И не надо за меня решать, я хочу свою жизнь прожить!
- Ты еще несмышленыш, ты можешь ошибиться, — заплакала мама.
- Ну и ошибусь! – непреклонно сказала я. – Имею право! Только винить в этом никого не буду. Ты свой Мост Любви прошла – дай теперь мне свой пройти.
Пока я говорила, термиты переставали лопать мой Мост Любви и возвращались прежним путем туда, откуда появились.
- Мам, я люблю тебя. Только не мешай мне жить свою жизнь, а? – попросила я. – Пожалуйста!
- Ты выбрала, теперь пеняй на себя, — сказала мама и стала медленно таять в воздухе.
- Ладно, буду пенять, — пообещала я. – Эй, Инстинкт! Подскажи, что делать?
- Двигаться, — охотно посоветовал Инстинкт. – Мост Любви не терпит суеты, но и не любит остановок. Любовь – это процесс, движение. Вперед! Только осторожно. Если что – я тут, рядом.
И мы осторожно двинулись вперед. Я быстро приноровилась к колебаниям моста и приспособилась использовать перила. Дело пошло веселее. Я приободрилась – и тут надо мной промелькнула какая-то мрачная тень, потом еще, еще… Стало так темно, что я вынуждена была остановиться.
- Попалась, — раздался зловещий голос. – Это хорошо…
- Инстинкт! Ты чего молчишь? – нервно спросила я.
- А чего говорить? – отозвался Инстинкт.
- Это кто вообще?
- Тебе лучше знать, — фыркнул Инстинкт. – Это из твоего прошлого. Не в моей компетенции. Спроси, может, представятся?
- Вы кто? – отважно спросила я, при этом чувствуя, что ноги ощутимо трясутся, передавая вибрацию мосту.
- Тени прошлого! – замогильным голосом отозвалась ближайшая Тень.
- А вам чего? – спросила я, тоскливо думая, на фига я ввязалась в авантюру с этим дешевым аттракционом.
- Отпусти нас, — неожиданно попросила Тень. – Надоело за тобой таскаться. На волю бы!
- Да я вас не держу! – озадачилась я. – Я даже не знаю, откуда вы взялись.
- Как же не держишь? – обиделась Тень. – Если мы сидим в твоей памяти, стало быть, держишь.
- Ну, уходите, — предложила я.
- Нет, ты нас по-настоящему отпусти, — не унималась вредная Тень.
- Так. Давайте вот что сделаем, — взяла себя в руки я. – Вы мне скажите, как вас там отпускают, а я уж в лучшем виде все выполню. Договорились?
- Помнишь маньяка в рощице? Ты его никогда не видела, но по рассказам заочно боялась. Я – его Тень. Ты теперь от мужчин шарахаешься, в каждом маньяка видишь, — сообщила Тень.
- Господи! Да вы что! Это ж мне лет 8 было? – ужаснулась я. – Я и не помню ничего такого! Я маньяков только в кино видела! Да к 30 годам одинокая женщина уже сама страшнее маньяка! Солнышко мое, лети себе, куда хочешь!
- Спасибо! Это от души, — прошелестела тень и растаяла. Стало чуть светлее.
- Тень Предательства, — представилась следующая Тень. – Помнишь, как твою Первую Любовь омрачила Тень Предательства? Так вот, это я была.
- Восьмой класс. Витька из параллельного. Он тогда к Светке переметнулся, да? – вспомнила я.
- И теперь Тень Предательства маячит над каждым твоим мужчиной, — вздохнула Тень. – Ты не забыла…
- Слушай, да мы с Витькой не виделись уж больше 10 лет! Я о нем и думать не думаю, и знать не знаю. Да он мне и не нравился по-настоящему, мы ж детьми были! Ой, блин, как все запущенно, — подивилась я. – Тень! Освобождаю тебя от службы. Вольно!
- Благодарю, — облегченно вздохнула Тень и последовала за первой.
- Тень Лжи, — подлетела следующая. – Первый курс, Виталий Сергеевич. Помнишь?
- Помню, — сказала я. – Вот это серьезно. Это правда непонятно: зачем врать? Неужели нельзя прямо в глаза сказать? А то «разведусь», «люблю», «женюсь»… И все вранье! Сказал бы – я бы поняла.
- И что бы ты сделала? – спросила Тень.
- Не стала бы вступать в такие отношения, — объяснила я.
- Вот именно! Потому он и врал. Чтобы ты вступила. Он ведь тебя правда любил. Но и жену любил. И ему хотелось сохранить и одни, и другие отношения, понимаешь?
- Но так нечестно! – возопила я.
- Ну так из-за одного нечестного мужчины ты теперь всю жизнь будешь меня на всех примерять? – спросила Тень. – А ведь так и делаешь. Примеряешь!
- Знаешь что! – обозлилась я. – А не пойти бы тебе вместе с твоим Виталием Сергеевичем???
- Ухожу, уже ухожу! – обрадовалась Тень. – Ой, какой хороший пендель ты мне сейчас дала! Высокоэнергетический!

- Привидение! – охнула я.
- Я Призрак Несбывшейся Любви, — грустно сообщило привидение. – Ну, здравствуй, повелительница!
- Приплыли. Я – Повелительница Призраков, — хохотнула я. – И что мне теперь с тобой делать?
- Повелевай, госпожа! – взвыл Призрак, падая на колени. – Гони меня, гноби меня, поноси меня – я никуда не уйду! Я буду припадать к твоим стопам, лобзать край твоей одежды…
- Вот только не надо лобзать мои джинсы, — отпрянула я. Мост угрожающе закачался. – Ты это… встань! Ты чего? Стыдно даже. Какой-то ты униженный. Мазохист, что ли?
- Ругай меня последними словами, презирай меня, топчи меня… — снова завел свою бодягу Призрак.
- А ну помолчи! Ты мне сосредоточиться мешаешь, — приказала я. Призрак послушно замер на полуслове. Ага! Кажется, я нащупала его слабое место.
- А ну рассказывай, для чего ты здесь объявился?
- Для отражения, — с готовностью доложил Призрак Несбывшейся Любви.
- Кого отражать будем? – бодро спросила я. – Гуннов, варваров, псов-рыцарей, Золотую Орду? Ну?
- Тебя, госпожа, — смиренно отвечал Призрак, склонив голову.
- В смысле? – оторопела я.
- Я – всего лишь твое отражение, — пояснил Призрак. – Жертва, которую ты готова принести ради того, чтобы тебя любили.
- Что-о-о??? – я так отпрыгнула, что чуть не свалилась с моста. – Да ты что себе позволяешь? Да я тебя!
- О-о-о, накажи меня, отвернись от меня, порази меня! – в экстазе завопил Призрак. – И тогда я смогу упиваться жалостью к себе, и обвинять себя, и дергать себя за самые тонкие струнки души, и лелеять воспоминания о Несбывшейся Любви до скончания веков!
- Да я тебя! Да ты мне! – задохнулась от праведного гнева я. Это было уже слишком!
- А ведь не зря тебя так зацепило, есть у вас что-то общее, — флегматично заметил Инстинкт.
- И ты туда же? – грозно спросила я. – Я не такая!
- Такая-такая, — мстительно сказал Инстинкт. – Рыдания, страдания, ненависть к себе. Было?
- Было. Но редко, — решительно скала я. – А отныне – никогда. Не хочу. Противно.
- Возлюби меня, и я исчезну, — заискивающе предложил Призрак.
- Еще чего! – удивилась я. – С чего бы мне тебя любить?
- Но ведь я – это ты, — объяснил Призрак. – Твоя жертвенная часть. Твое слабое место! Но ведь твое же…
- Слушай, я вообще-то не хочу тебе ничего плохого. То есть себе, — начала говорить я. – На самом деле я просто хочу, чтобы ты как-то видоизменился. То есть я. Я хочу, чтобы мы стали сильными. И уравновешенными. И перестали себя жалеть. Это ведь можно устроить, да?
- Ну так устрой! – взмолился Призрак.
- Я тебе обещаю. Только пойму, в чем сила – и сразу устрою. Ты же подождешь?
- Я подожду, — согласился Призрак. – Я готов ждать до скончания времен, распластавшись у твоих ног…
- Стоп! Не начинай, — приказала я, и Призрак послушно замер. – Мне нужно время. И я его себе даю. Понятно? Все, свободен.
- А сила, между прочим, в Любви, запомни это, — кинул мне напоследок Призрак, возносясь вверх.
- Уж это точно, — подтвердил Инстинкт. – Ну, двинулись?
- Ох, и длинный этот Мост Любви, — пожаловалась я, возобновляя движение.
- Длиною в жизнь, — порадовал меня Инстинкт.
И тут я увидела впереди свет. Даже не свет – сияние. Оно все усиливалось и усиливалось, даже жарко становилось.
- Инстинкт, что это? – спросила я, почувствовав какую-то смутную тревогу. Наверное, Интуиция проснулась.
- Это Опаляющая Любовь! – крикнул Инстинкт. — Бежим скорее!
- Куда? Оно же там?
- Навстречу Страху! И сквозь него!
Я не стала задавать лишних вопросов – я уже научилась доверять Инстинкту. Я просто рванула вперед, насколько это было можно на этом зыбком и ненадежном мосту. Впереди был уже просто огонь, и мне очень хотелось повернуть назад, но Инстинкт закричал:
- Не поворачивайся! Погибнем! Только вперед!
Я с размаху влетела в огонь. Опаляющая Любовь ревела, как пламя в топке мартеновской печи. Или доменной. В пламени мелькали какие-то смутные видения кинжалов, утопленниц, удавленниц, рыдающих дев, разрушенных башен, чудовищ, монахинь и прочих «опаленных любовью». Смотреть было некогда – я слышала, как трещит дерево и что-то лопается – наверное, канаты. Мост болтало из стороны в сторону, а я рвалась вперед, сквозь огонь, и думала об одном: если я спасусь, я буду любить! Несмотря ни на что! Безбашенно и неразумно, следуя Инстинкту и Интуиции! Забыв все прошлые неудачи, простив всех, кто принес мне боль! Отпустив все тени и призраки прошлого! Потому что если и есть на свете что-то стоящее – это Любовь! И в ней – моя сила!
Кажется, я закричала – и с криком вылетела сквозь ткань шатра на белый свет. Туда, на другой конец Моста Любви. Где уже подпрыгивала в нетерпении моя верная Симка и стоял клоун в рыжем парике, помахивая связкой воздушных шариков. Я по инерции рухнула прямо к нему в объятия.
- Ну как? Ну что? – спрашивала Симка.
- Круто! – выдохнула я, принимая вертикальное положение. – Высший класс!
- А приз? Где же приз? – заволновалась Симка.
- Вы прошли Мост Любви, — торжественно сказал клоун. – Получите свой приз.
И он протянул мне те самые шарики, с которыми встречал меня на выходе. Это было как-то неожиданно и, по-моему, не соответствовало энергозатратам.
- И все? – разочарованно спросила Симка, хлопая глазами.
- Это то, что надо, — шепнул кто-то внутри меня. Наверное, Интуиция.
- Умница! Живи чувствами, — встрял Инстинкт – его я не видела, но голос сразу распознала.
- Спасибо! – улыбнулась я клоуну и взяла шарики. – Замечательный аттракцион. Сами придумали?
- Жизнь подсказала, — грустно улыбнулся клоун. – Скажите, а там… как?
- А вы что, не знаете? – удивилась я.
- Так у всех по-разному, — сказал клоун. – И не все проходят. Я вот, например, ни разу не дошел.
- Как? – опешила я. – Почему?
- Боюсь, — просто ответил клоун. – Доводилось в жизни сильно обжигаться.
- Там есть страшные штуки, — сказала я. – Но не страшнее, чем жить. Правда. Вы обязательно пройдете. Преодолеете страхи. И тоже получите свой приз.
- Может быть, когда-нибудь, если наберусь храбрости, — вздохнул клоун, и мне показалось, что нарисованная слеза на мгновение стала живой.
- А знаете что? – вдруг решила я. – А давайте сейчас, а? Чего ждать-то? Так ведь и жизнь пройдет!
Он растерялся и стал очень смешной. Даже парик у него, казалось, встал дыбом.
- Но я же не могу бросить аттракцион… — попытался отвертеться он.
- Ага. Я об этом подумала. Симка за вас постоит на входе. А я… я вас здесь подожду. С шариками. Это будет ваш приз. Ну как идея?
- А! Была не была! – махнул рукой он. – Сейчас или никогда! Я пошел! А вы правда меня дождетесь?
- Честное благородное слово, — пообещала я, подталкивая его к шатру. Он растерянно оглядывался, разводил руками и натыкался на идущую впереди Симку. Я улыбалась.
- Хороший выбор, — одобрил Инстинкт.
- Он сильный, добрый и будет любить тебя всю жизнь, — шепнула Интуиция.
- Спасибо, что не спите, — засмеялась я.
По ту сторону шатра моя заводная Симка уже голосила: «Аттракцион века! Мост Любви! Незабываемые приключения! Занимайте очередь!».
А по эту сторону Моста Любви я, вроде воздушного шарика наполняясь только что обретенной Силой, ждала своего Грустного Клоуна.

- Не угадала, Боль. Тебе больше нет места в моей душе.
- Но раньше же ты носил меня в сердце?
- Раньше – да. А теперь я наполнил сердце Любовью. Любовь и Боль несовместимы, уж кому об этом знать, как не тебе?
- Ты вспомни, вспомни… Сколько зла они тебе причинили? Сколько ран на твоей душе? Наносили удар в спину… Разбивали сердце… Клевали в печень… Били под дых… Плевали в душу… На тебе же живого места нет, Путник!
- Я залечил свои раны Любовью. Любовь исцеляет. И тогда Боль проходит. Так что проходи мимо, Боль. Я буду спать сладко и крепко, ты же знаешь.
Боль испарилась так же тихо, как и подошла. А Путник лег поудобнее и сразу уснул – он уже давно научился засыпать вот так, едва закрыв глаза. И дерево всю ночь тихонько баюкало его шелестом листвы и делилось с ним энергией земли.
Утром Путник проснулся бодрым и отдохнувшим. Он отыскал родник, умылся и напился, сорвал с куста пару горстей лесных орехов – это был его завтрак. А может, и обед. Но запасаться впрок Путник не стал – он давно научился полагаться на Провидение, и до сих пор оно его ни разу не подводило. Самое трудное было поверить, что Мир в любую секунду готов выполнить его просьбу – если она разумна и необходима для достижения Цели.
И Путник снова зашагал по дороге. Над ним закружились какие-то лесные птицы, что-то оживленно обсуждая на своем странном языке. Но Путник давно научился слушать не ушами – сердцем, а сердце не знает языковых барьеров.
- Спрашиваете, как я нахожу верную дорогу? Так же, как и вы. Вы ведь тоже безошибочно находите дорогу домой. Мой компас – сердце. Оно подскажет.
Птицы в восторге заметались вокруг Путника, выписывая сложные вензеля.
- Вы правы. Нет ничего более радостного, чем возвращение домой. Особенно после того, как наскитался вдоволь, по самое не хочу.
Птицы вновь защебетали.
- Да, я тоже побывал в разных странах, за морями, за лесами. И теперь точно знаю, что есть только одно место, где твое гнездо. А все остальное – это просто остановки между перелетами. Я понял – и теперь возвращаюсь. А вы летите вперед и предупредите, что я иду. Я вовсе не хочу захватывать их врасплох.
Птицы взмыли в небо и помчались вперед – сообщать радостную весть. А Путник продолжал вышагивать по дороге, посматривая по сторонам. Места казались ему знакомыми, и сердце наполнилось радостным волнением. Путник понял, что конец его путешествия близок.
И вскоре за очередным перелеском он увидел то, к чему так стремился и ради чего он проделал столь долгий путь – Город Детства. Путник остановился, опираясь на свой верный посох.
- Здравствуй, Город! Я шлю тебе свою Любовь, — медленно сказал Путник. – Когда-то я ушел от тебя искать лучшей жизни. Мне довелось пожить разной жизнью – иногда лучше, иногда хуже, но никогда так, как в Городе Детства. И вот я возвращаюсь. Примешь ли ты меня?
Путник еще постоял, ловя ощущения. Город молчал – может, было еще далеко, а может – раздумывал, хочет ли он принять своего блудного сына. Но Путник не для того проделал свой долгий путь, чтобы в последний момент предаться опасным сомнениям. Он подтянул котомку и двинулся к Городу.
Еще издалека он увидел, что на дороге растерянно суетится какая-то нелепая фигурка. Подойдя ближе, он увидел, что это девчонка – длинная, тощая как карандаш, нескладная, некрасивая, да к тому же отчаянно конопатая. На обочине валялся мешок, а вся дорога была усеяна рассыпавшимися яблоками.
- Помощь нужна? – спросил Путник. Он уже знал, что в мире существует и исправно действует Закон Отражений – все твои деяния возвращаются к тебе рано или поздно. И помощь – тоже.
- У меня порвался мешок! – ликующе сообщила девчонка и захохотала. – Вот умора! Все яблоки раскатились!
- Это так смешно? – тоже улыбнулся Путник.
- А мне все смешно! – сказала девчонка. – Выбор-то небогатый: или смеяться, или плакать. Мне смеяться больше нравится.
- Молодец! – одобрил Путник. – И я того же мнения… Сейчас поможем твоему горю.
Он раскрыл котомку, порылся в ней и достал большую иглу и суровые нитки. Не раз они спасали положение в дороге, латая его одежду, и теперь вот сгодились. Путник взял в руки мешок, оценил размеры повреждения и стал стягивать края дыры суровой ниткой. Он работал умело и сноровисто – в чужих краях ему пришлось научиться многому, в том числе и надеяться только на себя. Это дома и стены помогают, а на чужбине ты поневоле вынужден стать самодостаточным. Никто тебя там не ждал, сам явился, и обижаться не на кого.
Пока Путник чинил мешок, девчонка танцевала среди яблок, сама напевая себе песенку. Путник не знал этой песенки – видать, ее сложили за время его отсутствия. Долго же его не было в Городе Детства… Он посматривал на девчонку и радовался: от нее веяло свежестью юности, и непривязанностью, и беспечностью, и почему-то весной.
- Готово, — сказал Путник, закончив работу и оторвав нитку. – Складывай яблоки, я подержу мешок.
- Спасибо, вы меня очень выручили, если бы не вы, я бы так и торчала тут со своими яблоками, очень хорошо, что я вас встретила, а я всегда встречаю нужных людей в нужное время, это счастье у меня такое, я вообще удачливая, это у меня с детства, я вам очень благодарна… — без умолку трещала девчонка, сноровисто собирая яблоки и закидывая их в мешок.
За счет стянутой дыры мешок стал чуть меньше, и часть яблок в него не вошла. Девчонка собрала их в подол.
- Открывайте вашу котомку, я вам яблок положу! – предложила девчонка.

- Света и Любви!
- Света и Любви…
Вскоре Путник вошел в город. Город Детства изменился. Он был совсем другой, и только отдельные фрагменты оживляли какие-то смутные воспоминания. И люди были другие. Они спешили по своим делам, не обращая внимания на Путника. Он предполагал, что может случиться так, и все равно его мягко обняла за плечи печаль. Слишком долго он отсутствовал, Город забыл его.
- Я вернулся, Город, — шептал он на ходу. – Ты нужен мне больше, чем я тебе. Мы будем заново узнавать друг друга, и ты обязательно вспомнишь меня. Просто нам обоим нужно время…
Путник свернул на знакомую улочку – туда, где когда-то был его дом. И сразу увидел знакомые лица. Здесь жили его соседи и родные, и вот кто-то уже узнал его, а кто-то помахал ему из-за забора. Новость понеслась по улице, впереди захлопали двери, заколыхались занавески на окнах.
Он подошел к своему дому и замер у калитки. Дом вовсе не ждал его, как он себе не раз представлял в своих мечтаниях. Все было переделано, покрашено в незнакомый цвет, во дворе росли чужие цветы и стояла машина, на крылечке играли дети… Он понял: дом не дождался его, в нем жили другие люди.
Он не сразу заметил, как вокруг него стали собираться местные жители. Среди них были и знакомые, и совсем незнаковые лица. Они подходили, останавливались поодаль и смотрели на него по-разному – кто улыбаясь, кто настороженно, кто напряженно, словно силясь что-то вспомнить. Были и откровенно враждебные взгляды. Что ж, они имели на это право. Он поглубже вздохнул, распрямил плечи и обратился к людям:
- Я мечтал об этом дне. О дне, когда я вернусь. Мне пришлось проделать долгий путь, и вот я здесь. Здравствуйте, люди!
Ему никто не спешил отвечать. Затем мужчина, который, по всему, был здесь сейчас за главного, выступил вперед.
- Ты не помнишь меня, наверное. Я вырос, пока ты скитался по свету. Но сейчас я говорю от имени этих людей. Мы живем здесь вместе, а ты теперь чужак. Твой дом занят, и мало кто скучал о тебе. У нас своя жизнь. Что ты хочешь?
- Немного. Всего лишь обрести покой, — ответил Путник.
- Все мы об этом мечтаем. Но сейчас ты нарушаешь покой многих из нас, — возразил мужчина.
- Не беспокойтесь. Я уже не тот, что был. Я многое понял. Я был бунтарем, а теперь больше всего ценю равновесие. Я не претендую ни на что свое – здесь больше нет моего, потому что и я – другой. Может быть, только воспоминания…
- Где ты собираешься жить? – настойчиво спросил мужчина.
- Я построю себе дом – там, где есть место. Или куплю свободный. Если не получится – сниму угол, на первое время, пока не устроюсь основательно.
- Не держишь ли ты камня за пазухой? – выкрикнула из толпы немолодая женщина. Путник вспомнил ее, когда-то они с ней были в очень непростых отношениях.
- Не держу, — улыбнулся Путник, снимая с плеча котомку и распахивая плащ. – Я открыт перед вами, люди! Почувствуйте меня! Во мне нет ни обид, ни претензий, ни желания кому-то что-то доказать. Я уже все себе доказал. Только Свет и Любовь – то, чем я по дороге наполнял свою душу. И это все, чем я могу поделиться с вами.
- А подалки ты не плинес, фтоли? – спросил его какой-то мелкий голопузый пацан с замурзанной мордахой.
Действительно… как же он не подумал о подарках? Но тут же вспомнил смеющееся лицо в конопушках («придумай себе жизнь!») и обрадовался:
- Ну как же не принес? Целую котомку!
Он развязал котомку и раскрыл ее пошире.
- Это Яблоки Радости! Тут много, хватит всем! Угощайтесь, берите, пробуйте! И пусть радость войдет в ваш дом!
И вслед за пацаном, который первым вгрызся в сочную мякоть, люди стали один за другим подходить и брать яблоки.
- Приветствуем…
- В добрый час!
- Благодарствуйте…
- И впрямь, чудные яблочки…
- С возвращением…
- С прибытием, стало быть, домой!
Лица расцветали улыбками. Кто-то уже пожимал ему руку, кто-то хлопал по плечу. А он смотрел поверх голов, в небо, и впервые за весь свой долгий путь плакал.
Он был дома. Он завершил круг. Он вернулся к себе и наконец-то обрел покой.

- Погодите, доктор! Вы что же, советуете на людях срываться?
- Вовсе нет, милочка. Ничего я такого вам не советовал. Но чувства подавлять – это преступление по отношению к себе.
- А как тогда, как с ними поступать?
- Признавать, что они существуют. Называть их по именам. И разрешать им быть. Иногда этого достаточно, чтобы гнев тут же улегся, а обида испарилась.
- Не может быть!
- Это мой рецепт. Хотите применяйте, хотите – дальше обиды глотайте. Каждый пациент сам решает. Давайте-ка я вам живот пощупаю. Так больно? А вот так?
- Ой, не то чтобы больно. Но неприятно как-то. Аж в позвоночник отдает.
- Следовательно, у вас тут неприятности складированы.
- Ой, а вот тут, под ложечкой, вообще тяжело! Будто камень какой-то.
- Ну, это вы, как говорится, камень за пазухой носите. Небось затаили злобу на кого-то?
- Ох, я и не знаю. Но тянет-то как!
- Совершенно с вами согласен, тяжелый груз. Рекомендую с ним расстаться. С годами он только тяжелее становится – на него ведь всякий негатив налипает, свойство у него такое.
- Ладно, спасибо. Я потом с камнем разберусь. Но сейчас я ведь не за этим. Я не умею говорить «люблю».
- А что вам мешает?
- Ох, не знаю. Что-то мешает. Я как-то… стесняюсь.
- Стесняетесь! Значит, тесно вам. И не мудрено: у вас же все чувства зажаты! Любовь – она чувство свободное, вольное, как птица. А где же ему в вас развернуться?
- Но почему? Почему у меня чувства зажаты, в чем дело?
- Так мы и пытаемся определить, милочка! Дайте-ка я вас простучу.
— Ай! Ой! Не надо! Пожалуйста, не стучите! Мне страшно!
- Так, значит, и до страхов ваших достучались. Слава тебе, господи! Но ведь вам не больно? Чего боитесь?
- Боли боюсь! Не хочу, чтобы больно!
- Воооот… А от чего бывает больно?
- Когда ушибешься. Когда обожжешься. Когда упадешь. Когда неосторожно себя ведешь. Когда задеваешь что-нибудь! От острых углов – очень больно.
- Милочка вы моя! Так вы боитесь любить!
- Я? Боюсь??? А при чем тут…
- Да любовь же и есть – пламенный полет!!! Разве нет? Она состоит из взлетов и падений, из крутых виражей, из столкновений. И острых углов не избежать – надо просто научиться их сглаживать или обходить. Любовь не может быть осторожной! И если вы огня боитесь – ну как вы в себе любовь разожжете? «Огонь любви» — слышали такое?
- Доктор… Я знаю. Было это все у меня. Случалось. И полет был, и огонь любви. И синяки, и шишки, и даже кровавые раны. Сначала такой взлет – что просто дух захватывало! Потом такое приземление, что еле в кучу себя собрала! В общем, обожгла меня любовь.
- И теперь вы боитесь…
- Да. Я боюсь. Боюсь, что не поймут. Отвергнут. Обманут. Обидят. Ранят. Я больше не вынесу. Это так больно! Сердце в клочья!
- Вот вы и зажали свои чувства. Защитили себя со всех сторон от возможной боли. И поэтому вам трудно сказать «люблю»… Вы просто боитесь! Боитесь боли. И что сердце разорвется в клочья.
- Да, да, да. Так оно и есть. Я хочу любить! Я очень хочу! Но очень боюсь! Помогите мне, доктор!
- Не волнуйтесь, милочка. Ваша болезнь не смертельна, а очень даже излечима. И рецепт простой. Научитесь любить себя.
- И?
- И все. Если вы будете любить себя – вы никому не позволите себя ранить. И сами себе вреда не причините неосторожными действиями. Вы будете выбирать только самое лучшее, самое полезное для вас. Вы будете безошибочно находить то, что сделает вас еще счастливее. И никто, никто не сможет вас обидеть или задеть! Потому что вы будете выше этого.
- Но… выходит, сейчас я себя не люблю? Так, что ли?
- Уже начинаете! Иначе бы вы ко мне не пришли. Вы уже стали о себе заботиться – а это хороший признак.
- А… как это – любить себя?
- Для начала начните к себе прислушиваться. К своим желаниям, ощущениям. А то вас что ни спросишь – «не знаю», «не чувствую». Если вы сами так невнимательно к себе относитесь, почему же другие будут вас щадить?
- Но я думала…
- А вы думали, если вы такая ранимая-уязвимая, так вас щадить будут, жалеть, по головке гладить? Нет, милочка, ошибаетесь. И ранить будут, и уязвлять. Подобное притягивает подобное, медициной это давно установлено.
- И что же мне делать? Как научиться себя любить?
- А вы сами себя щадите, хвалите, поощряйте. Себя надо время от времени поощрять – знаете об этом? Не перегружайте! Не делайте то, что не хочется! Не позволяйте себя обижать! И не позволяйте себе обижаться.
- Но как это можно сделать, если тебе обидные вещи говорят?
- А очень просто! Вам говорят – а вы в ответ: «Я этого не услышала!». Не можете вслух – про себя скажите. Конечно, если вы не имеете намерения опять все это внутрь складывать, обиды глотать и камни за пазухой носить.
- Нет уж, я теперь знаю, я теперь ничем таким грузиться не буду. Я буду себя любить, щадить и гадостей не слушать.
- Ну вот и славно. Пользуйтесь этим рецептом – и скоро вы почувствуете, что внутри освободилось место для любви. Думаю, на этом мы можем попрощаться. Медицина свое слово сказала, дело за вами.
- Погодите, доктор! Но как же оно освободится, если там столько всего?
- Да-да… Камни всякие… зародыши… обиды проглоченные… Накопили вы, накопили!
- Да, что с этим делать?
- А тут, милочка, рецепт один: прощать, прощать и еще раз прощать! Трижды в день, после еды! Будьте здоровы! Следующий!

- Слушай, я молилась. Я столько молилась, что на небольшой монастырь хватит! Я медитировала. Я прощала! Я честно прощала! Я в голове давно уже простила! Но почему, почему ты снова и снова приходишь?

- Значит, не о том молилась. И не за то прощала. И поэтому я все еще к тебе привязан.

- Ну как не о том? Что ты такое говоришь? Мы же оба знаем, что между нами случилось. Я же все это 100 раз проанализировала, разложила по полочкам, бирки навесила.

- Не тем занималась, Душа моя. Ты как патологоанатом… Да, проделала большую работу. А я – вовсе не полочках, и без бирок. Вот он я, как живой укор.

- В чем ты меня укоряешь?

- Ты разложила по полочкам само событие. Но оставила себе на память Боль и Обиду.

- На память?

- Ну да. Если ты об этом все еще помнишь… Скажи, а зачем тебе надо мучиться? Ты ведь мучаешься?

- Мучаюсь. Еще как. Ненавижу тебя. Если честно.

- Воооот. Уже лучше. Перестаешь врать! Процесс пошел.

- Я ненавижу тебя за то, что ты все еще занимаешь место в моей памяти. В моем сердце. Ты мешаешь, ты тревожишь, ты напоминаешь о себе. Иногда мне кажется, что тебя уже больше нет, что уже все – но ты откуда-то вылезаешь, и все снова…

- Как ты думаешь, зачем я тебе?

- Нужен… Зачем-то нужен.

- Зачем? Скажи, зачем?

- Я вижу картинку. Я хожу по кругу, и руки мои за спиной. Как у заключенного. А ты – нависаешь сверху, большой, как солнце. И улыбаешься так насмешливо, вроде как снисходительно. И я от этого злюсь! Потому что ты ставишь себя выше меня! А я словно бы на коленях! Как маленькая…

- Стоп! Смотри: ты говоришь «как маленькая». Но ты же взрослая! В чем дело?

- Не знаю я, в чем дело. Но чувствую себя как несправедливо обиженная девочка, озлобленная, но несогласная. Несломленная! Да, они поставили меня на колени, но я не сдамся. Потому что я права, и это несправедливо!

- Тебя когда-то очень обидели взрослые?

- Да… Я постаралась это забыть. Потому что очень унизительно было. Но я их до сих пор ненавижу! За боль, за унижение, за ложь.

- А меня?

- Да причем тут ты?! Ох, подожди… Действительно, а при чем тут ты? Ведь я же сначала про тебя начинала, а теперь тебя в картинке вроде как и нет.

- Душенька моя, дорогая! Ну вот за этим я и случился в твоей жизни. Напомнить то, что ты забыла. Понимаешь теперь, почему ты не можешь меня простить?

- Нет… Объясни!

- Да не меня тебе прощать надо. А тех, кто поселил в тебе эту боль, эту обиду. Это несогласие! Я ведь просто вызвал у тебя схожие эмоции. Но я тебе кто? Так, прохожий. А они? Они для тебя были важны и значимы. Как боги! И ты не чувствуешь себя вправе злиться на них, и от этого злишься еще больше. Поэтому назначила виноватым меня.

- О Господи! И что же делать?

- Вернуться туда. Где они – большие, как солнце. И ты – маленькая, но несломленная. И другая ты – взрослая и умная. Подними ребенка с колен! Теперь ты взрослая, теперь ты можешь. Просто обними ее. И скажи ей: «Я выросла и стала мудрее. Я люблю тебя, солнышко. Я больше никому, никогда тебя не дам в обиду. Я сумею тебя защитить». Пусть она поплачет. Если хочет. И уведи ее из этого замкнутого круга. Это Прошлое. Все давно кончилось! Освободи ее. То есть освободи себя…

- Я сейчас плачу, слезы откуда-то… Ну скажи, за что?

- Не «за что». А «для чего». Для того, чтобы ты сделала это. Но для этого прошла свой Путь Познания. И, наконец, поняла: взрослые не всегда правы. Они тоже совершают ошибки – как, собственно, и ты. Но эти ошибки всегда можно поправить.

- Откуда ты все это знаешь?

- Приходилось. Я – Старая Душа, много чего знаю.

- Ты останешься? Мне так много у тебя надо спросить!

- Ты же вроде хотела, чтобы я исчез из твоей памяти навеки?

- Теперь почему-то не хочу… Что-то изменилось.

- Изменилась ты. Теперь ты видишь во мне не врага, а друга.

- Да… Друга. И ты мне нужен.

- Все мы друг другу нужны. Поверь мне!

- Я люблю тебя, Душа.

- И я сделал это все для тебя – тоже из Любви.

- Чем я могу тебя отблагодарить?

- Ну, это просто. Когда увидишь, что кому-то тяжело на душе – пошли ему Любовь. И если попросит – помоги. Вот и будем квиты.

- Не улетай, а?

- Не могу. Ты же меня освободила! Я теперь, как воздушный шарик – все выше, выше… Я больше к тебе не привязан. И ты свободна!

- Ну вот… А говорил – навсегда. Говорил – привязан ко мне…

- Не привязывайся никогда, ни к кому. Тогда вы будете просто рядом. Закон Взаимного Притяжения, знаешь? А если привязаться, да потом порвать ниточку – другой Закон. Закон Воздушного Шарика.

- Спасибо тебе, Старая Душа! Я никогда тебя не забуду!

- Не надо. Лучше помни о тех, кто рядом. А я – так… Просто прохожий…

И вдруг однажды пригласили меня друзья на годовщину свадьбы в ночной клуб. Мы, конечно, парой пошли, с любимым. А что, пусть все видят, что я не одна, что и я счастья достойна! И что вы думаете, кого я вижу там, среди гостей? Она, эта вездесущая змея подколодная! И опять лыбится, кокетничает напропалую, вино хлещет бокал за бокалом и танцует разнузданно, как падшая жещина. А мой-то кавалер с нее глаз не сводит, про меня совсем забыл – ее приглашает, с ней танцует, на ушко ей что-то шепчет… А потом я их и вовсе застукала в зимнем саду, где курилка, он ее там нежно лапал и целовал взасос, а она вовсе и не была против. Меня эти голубки даже и не заметили, я пальто в охапку, в такси – и домой. Погуляла, называется! И тут она мне дорогу перебежала!!! Да что же это такое???

Вот тут я поняла, что пора принимать решительные меры. Или она, или я! Двинулась я к колдунье, нашла такую через Интернет. Описала всю ситуацию, все-все припомнила, обрисовала змею подколодную во всех подробностях. А потом вдохнула поглубже, зажмурилась и попросила:

- Сделайте так, чтобы она исчезла из моей жизни навсегда.

- Вон как… — колдунья говорит, а сама на меня смотрит так пристально исподлобья. – Ну, предположим, уберу я ее из твоей жизни, это не трудно. А ты-то без нее сможешь?

- Я? Да я, можно сказать, только тогда и жить начну! – внушительно говорю я. – Ведь она мне с детства вредит, дорогу перебегает, жизни радоваться не дает!

- Почему это «она не дает»? Ты сама не радуешься! А она… Да она, если хочешь знать, при всей ее змеистости для тебя как подарок судьбы!

- Что??? – я подумала, что ослышалась. – Как так – подарок судьбы???

- А так. Вот смотрю я на тебя – сама-то ты квелая, слишком правильная, хвастливая еще да и завистливая к тому же. И страдать ты готова по любому поводу, а коли его нет, так сама придумаешь. Она тебя, между прочим, всю жизнь и уравновешивала, и продвигала!

- Как это уравновешивала? Куда продвигала? Вы о чем? Ничего не пойму!

- А вот смотри! Говоришь, в детсаду на тебя вину перевешивала – а ты зачем ее на себя брала? Это же она тебя учила границы свои отстаивать! В школе ты ей списывать давала – а зачем? Чтобы хорошей казаться? На вечеринки тебя и не звал бы никто, если бы ты ее подругой не была, потому что девка ты, если честно, скучная и занудная. Благодаря ей ты и пироги печь научилась, и на сцену впервые вышла, да еще с таким успехом!

- Да??? А как она на мое законное место вперед меня устроилась?

- Так она тебе дала возможность устроиться на еще более завидное место! Ты вон по командировкам уже полмира объездила, а она как сидела на том месте, так и сидит.

- Ну, предположим. Но любимого она у меня увела – этому ни прощения, ни объяснения нет!

- А тут и вовсе не прощать, а поблагодарить надо. Зачем нужен такой любимый, который еще до свадьбы при тебе такое поведение позволяет? Она тебя, можно сказать, от роковой ошибки оградила!

Сижу, молчу. Вдруг увидела я всю нашу историю в другом свете. И правда – мне всегда хотелось хорошей быть, я все время была должна идеалам соответствовать и в плане радостей себе мало что позволяла, а она меня на эти самые радости подбивала время от времени. Я вот в школе робкая была, зажатая какая-то, а она – популярная, так она меня повсюду с собой таскала, так и говорила – «я без нее не пойду, или вместе, или никак», так и я в тусовке оказалась. И пироги мои все хвалят, а ведь если бы не она… С работой тоже мне, если вдуматься, больше нее повезло, хорошая у меня работа, грех жаловаться… Ну, а любимый… Тут колдунья точно права: если он до свадьбы себя в таком свете показал, то что же потом будет? Тут еще трижды подумать надо!!!

- Она тебе вроде как Ангел-Хранитель, — колдунья говорит. – Многих бы ты радостей в жизни лишилась, если бы не она… Так что иди, подумай, точно ли ты хочешь, чтоб она из твоей жизни исчезла? А как надумаешь, так и приходи, посидим, обсудим.

Вышла я от колдуньи, иду по тротуару, вся в растерянности и растрепанных чувствах… Иду и думаю: а ведь правда, всю жизнь я ей втайне завидую! За то, что такая яркая, смелая, всегда знает, чего хочет и брать это не боится. И ошибаться не боится, и запреты нарушать… А я вот вечно стараюсь как лучше, а получается, как всегда. Но не себя же мне виноватить, я ж права на ошибку не имею, еще в раннем детстве решила, что всю жизнь проживу правильно, на «пять с плюсом»! Вот и назначила я виновницей во всем ее, Зойку, Гения моего Злого…

И вот спрашивается: кто из нас после этого Змея Подколодная? Вопрос…

Дверь за ним захлопнулась, а я перед зеркалом в прихожей стою и вижу, как улыбка с лица сползает, а под ней такой оскал, что оторопь берет. И пальцы, пальцы мои сами собой искривляются, словно я в глотку кому-то вцепиться готова. Мой стильный маникюр в хищные когти превращается, а волосы поднимаются дыбом – не то от страха, не то боевой ирокез отрастает. И вижу я в зеркале не себя, а какую-то страшную мегеру – увидишь, не заснешь. А мегера рот свой острозубый разевает и говорит:
- Ну что, красавица, нравишься ты себе?
- Это не я, — шепчу. – Я – тут стою, по эту сторону, а ты вот кто?
- А я – тоже ты, — отвечает, — только по ту сторону. Думаешь, улыбку напялила, так уже и обманула всех? Нет, милая, сквозь улыбку твою вот такая личина проступает, и всем это видно, а кому не видно, так чувствуется.
- Не может быть, — говорю я. – Я всегда политес соблюдаю, вежливость и толерантность. За всю жизнь никому слова дурного не сказала и ни к кому плохо не отнеслась.
- Врешь, — мегера говорит. – Есть один человек, к которому ты всегда плохо относишься. Это ты сама.
- Да с чего бы? – говорю я ей. – Напротив, я себе Пространство Любви создаю, где я незаменимая и всем нужна…
- Ясное дело, нужна, — щерится в жуткой улыбке мегера, — ты ж дойная корова, безотказная до невозможности, как же без тебя? Только вот вся нужность твоя, пока доить можно, а как выдоили – на фиг тебя. Ладно, хоть не на забой…
- Тебе чего надо? – спрашиваю я. – Если гадостей наговорить, то тебе это удалось. А если еще чего, то говори скорее.
- Помочь я тебе пришла, — отвечает мегера. – Штуку одну тебе хочу подарить, Карающий Меч называется, — и протягивает мне клинок светящийся, ну, похоже, как в «Звездных Войнах» показывают. – Кого ты этим Карающим Мечом навернешь, тот сразу будет наказан за все свои несправедливости по отношению к тебе, неживые предметы – в пыль, а к живым все втройне вернется.
- А с чего это ты такая щедрая? – с подозрением спрашиваю я. – Прям как родная…
- А с того, что живу я в тебе, вот что! Мы с тобой одной крови, ты и я! – говорит она, и каааак прыгнет на меня из зеркала. Я только ахнула, не успела и дернуться, как она уже в меня вошла и растеклась по всему телу. И тут…
Ой, что я чувствовала – не описать словами. Сначала в холод меня бросило, потом в жар. Потом словно ветер по всему телу прошел и занавески отдернул. А там, за занавесками… Оказывается, там прятались монстры, и было их больше, чем депутатов в Госдуме, причем один другого страшнее. Они сначала вроде тоже как опешили, а потом полезли все разом из своих укромных углов, у меня аж голова заболела.
- Не бойся, я с тобой, — говорит мегера. – Они тебя не убьют и вреда не причинят, потому что твои, тобой порождены, так что родные, кровные.
- Ой, мамочки, — лепечу я, — ужас-то какой! Кто это? Что это? Откуда они во мне?
- Порождения тьмы, — объясняет мегера. – «Сон разума рождает чудовищ», слышала про такое? Вот и нарожала! Это твоя Ненависть в разных образах.
- Откуда же во мне может быть столько ненависти? – ужасаюсь я.
- От нелюбви к себе, — охотно подсказывает она. – Каждый раз, когда ты «зарабатывала» любовь, в тебе появлялась частичка ненависти за то, что ты вынуждена это делать. Каждая твоя фальшивая улыбка, каждое твое «да», когда хотелось сказать «нет», каждое твое самопринуждение – вот оно все, тут…
- Нет! Все не так! – бурно протестую я. – Все ты врешь! Я не такая!
- Такая-такая, — смеется она. – Прикидываться белой и пушистой ты, конечно, навострилась, прямо скажем. Но это так, корочка тонкая, а что там под коркой… Ну, ты и сама видишь. В общем, пришла пора раскрыть все карты и снять все маски. Карающий Меч в твоей руке, начинай разить всех своих обидчиков!
Точно, смотрю – из правой руки голубой луч, Карающий Меч, значит. Попробовала им в старый тапочек ткнуть, который давно выбросить собиралась – точно, в пыль, работает оружие… И, главное, настроение у меня вдруг стало боевое-пребоевое, все обиды как-то всколыхнулись, и решила я – а, была не была! В кои-то веки всем могу вернуть то, что накопилось, да еще втройне!
- Смотри в зеркало, сейчас там вся твоя жизнь пройдет, как в кино, — говорит мне мегера. – А ты только не зевай, сразу раз – и Карающим Мечом по макушке, или куда там придется.
Я в зеркало уставилась, а там мои родители, молодые еще совсем. Ну, ясное дело, если начинать, то сначала. И вижу я, как у них там все складывалось: не было там любви, ошибочка вышла по молодости и неопытности. Но, пока разобрались, уже я получилась. Они и жениться-то не хотели, да семьи заставили – чтоб ребенок безотцовщиной не рос. И мама всю жизнь себя ругает, что на поводу у родителей пошла, не отстояла свое мнение и свою свободу. А папа тоже виноватым себя чувствует, мучается, но живет, потому что ребенок, да и привык уже. И ругаются они только для того, чтобы напряжение как-то разрядить, иначе у них не получается. Смотрю я на них и понимаю: за что их карать-то? Люди сами запутались, жертвы обстоятельств. Но меня все ж родили, в детдом не сдали, вырастили-выучили, вон какая девица вымахала…
- Не буду их карать, — говорю я. – Им и так несладко. Поживи-ка вот так всю жизнь, не по любви, а по обязанности… И что я, в три раза хуже им делать буду? Нет, не хочу. Дальше давай.
А дальше детство мое предстало. Увидела я всех друзей-подружек дворовых, и себя тоже. Славная такая девчонка, только неуверенная какая-то. И от других отличаюсь тем, что за себя постоять никак не могу, словно уже заранее сдалась. Там, где другие могут и в лоб дать, и оттолкнуть, и поссориться, я вечно как жертва – улыбаюсь и в глаза заглядываю: мол, не прогоните ли, если я чего-то не так сделаю?
- И что? Кого тут карать-то? – спрашиваю я. – Там ребятишки свои границы отстаивают и чужие на зуб пробуют, нормально все. Я, конечно, это дело пропустила, но у меня уважительные причины – агрессии боялась. Мне ее и дома за глаза хватало. Никто не виноват. Так что крути свое кино, будем дальше смотреть.
А дальше школьные годы чудесные покатили. Смотрю и понимаю: учителя меня вполне искренне хвалили, для них такие, как я, показатель их педагогической состоятельности, если бы все такие были, безропотные, исполнительные и аккуратные, так вообще распрекрасно. Но и я тоже свое сполна получала – уж очень мне нравилось, когда меня поощряют и в пример ставят, эго мое школьное прямо лоснится от удовольствия. И вот что интересно: одноклассники ко мне тоже неплохо относились, как раз потому, что чем больше я на себе везу, тем меньше им достается.
- Некого тут карать, — говорю я решительно. – Все при своем, все довольны. Кадр следующий!
Кадр следующий оказался из разряда «дружба» и «любовь» — ну, там, где я Рог Изобилия из себя изображаю. Вот они, все мои любимые подруги и любимые мужчины, стоят, руки подставляют, а я сверху просыпаю на них блага с невиданной щедростью. А что, мне не жалко, я ж в ответ не денег прошу – лишь любви и признания! Только вот они пересчитывают свою наличность, карманы смущенно выворачивают, душу перетряхивают, и понимают, что нет у них столько и заплатить эквивалентно им нечем. Ну, то что у них есть, они, конечно, дают, но мне это кажется такой мизерной платой, что и говорить вроде как не о чем. Тогда я еще изобильность увеличиваю, а они себя вообще в неоплатном долгу чувствуют, да и просто захлебываться начинают. Не могут они столько потребить, а тем более уж столько заплатить. И вот сначала у них руки опускаются бессильно, следом головы виновато, а потом начинают они от меня потихоньку расползаться, все быстрее и быстрее. Отползут, отдышатся, остатки моего изобилия с себя стряхнут – и быстро-быстро ноги уносить, от меня, такой любвеобильной, подальше.
- Они не виноваты, — выношу вердикт я. – И я не виновата. Я ж от чистого сердца, а кто виноват, что оно у меня такое большое? Не подрассчитала маленько.
- Ага, этот как коровья лепешка на навозного жука разом шмякается, — со всем возможным ехидством говорит мне мегера. – Вроде и счастье, только в неадекватных количествах.
- В общем, счастья им всем. А ты дальше показывай, киномеханик.
Мегера моя много еще чего мне показала, но ни разу моя рука с Карающим Мечом не поднялась. Это если ты внутри ситуации, то и больно, и обидно, а когда вот так, со стороны смотришь, да еще с Карающим Мечом в руке – как-то по-другому все выглядит. Действительно, как кино. И все артисты в этом кино играли свои роли, каждый свою. А если уж я выбрала себе роль «хорошей девочки», «дойной коровы» и «жертвы», то исполнила ее с присущим мне блеском, я ведь всегда и все «на пять с плюсом» делаю. Ну и кого тут распылять???
- Да, не ожидала, — сказала мегера. – Я-то думала, ты сейчас всю ненависть выпустишь, всех тиранов накажешь, а ты…
- Ну вот так уж, — пожала плечами я. – Некого, выходит, наказывать. Может, монстриков распылим?
- Ну, хоть что-то! – обрадовалась мегера. – Внимание, выпускаю.
А тут на экран-зеркало мои монстрики посыпались, как из рога изобилия. Сгрудились в кучу, стоят, испуганные такие, нахохленные, ежатся, аннигиляции ожидают.
- Ну и что мне с вами делать? – спрашиваю. – Откуда вы взялись на мою голову?
- Откуда-откуда, — бурчит мегера. – Я тебе говорила уже… Каждый раз, когда ты что-то делаешь с охотой и радостью, любовь проявляется. Если без охоты, но по необходимости, ничего не испытывая… ну, из ничего и есть ничего. А вот когда ты с корыстной целью делаешь, чтобы ответную любовь получить, и обманываешься в ожиданиях своих – тут-то скрытая ненависть и возникает! Как же, ты рассчитывала, а оно не сбылось, ты счет предъявила, а он не оплачен. Ох уж, эти коварные должники!
- Да не коварные они, — говорю я. – И не должники. Возвращали, сколько и как могли. Мне просто мало было, но это ж не их вина… И не этих монстриков, которых я сама и расплодила…
- А чья? Твоя? Так может, того… себя мечом? – вкрадчиво так предлагает мегера.
- Ну уж нет!!! – вскидываюсь я. – Еще чего!!! Себя карать – это дело последнее. Тем более что я ничего такого преступного не совершила. Ну, ошибалась в жизни не раз, ну, бывает. Ничего, дело поправимое. Теперь я свое отношение к жизни в корне пересмотрю. Так-то я всех люблю, зла держать не собираюсь.
- А с монстриками-то что делать будешь? – напоминает она.
- Что-что… Слушай, а можно их не распылять, а превратить, например, в чистую энергию? – спрашиваю я. – Ну, чтобы ее для жизни использовать? Для оздоровления, например, или на творчество?
- Можно, отчего же нельзя, — отвечает она. – Дай-ка, подрегулирую…
Сделала она что-то, смотрю, у меня в руках уже и не Меч, а Волшебная Палочка. Красивая такая, сияющая, со звездой на кончике. Ну, я и стала этой палочкой монстриков облагораживать – как к кому прикоснусь, сразу вспыхивает зеленым, красным, голубым, желтым, и плывет ко мне. Облепили меня разноцветные огоньки – и голову, и живот, и грудь, и руки-ноги, просочились сквозь кожу, и почувствовала я прилив энергии неописуемый, как будто зарядили меня, как батарейку. Ощущения – словами не передать! Раньше я себя еле таскала, как будто сил у меня не было, а теперь чувствую, что горы свернуть могу!
- Вот так всегда бывает, — мегера говорит. – Ненависть – камень, любовь – полет! Вся твоя запертая энергия расконсервировалась и вернулась к тебе в чистом виде.
- Очень хорошо! Осталось с тобой разобраться, — говорю я. – Ты куда сейчас, назад в зеркало?
- Да не хотелось бы, — говорит мегера. – Потому как живу я все-таки не в зеркале, а в тебе, девочка моя. Я – твоя часть, только до сих пор ты со мной не знакома была и услугами моими не пользовалась.
- Это какие же ты услуги оказываешь, интересно?
- Подсказываю, когда стоит за себя постоять или «нет» сказать. Сигналю, когда ты о себе забываешь, чужие желания выполняешь. Ну, и коль ты забылась и на старую колею скатилась, чтобы ненависть копить и тем силу свою жизненную сковывать, сразу даю знать!
- Да, по всему выходит, зря я тебя раньше не замечала, — отвечаю я. – Оказывается, мегеристость тоже штука временами полезная.
- Ну, когда в меру, оно конечно, — согласилась она. – Вот так, без масок, куда лучше и проще живется.
- Ох, а как же я теперь выглядеть буду??? – спохватилась я. – Мне твоя внешность, уж прости, никак не нравится! Когти эти, зубы острые…
- Ну так ты не подавляй меня, я и не буду сильно высовываться! А в нужных случаях коготки и зубки показывать – это женщине и полезно, и даже пикантности придает.
На том и порешили. Я теперь твердо знаю и вам говорю: не обязаны мы, девчонки, делать вид, что нам хорошо, если нам плохо, улыбаться, когда не хочется, и зарабатывать любовь героическими подвигами. И еще вот что скажу: Карающий Меч – он всегда при нас, но вот только стоит ли тратить его на ненависть, если можно перенастроить его в Волшебную Палочку и превратить ненависть в любовь? А если кто забудется и полезет без приглашения в наши внутренние границы – коготки и зубки всегда при нас! Впрочем, как и лучезарная улыбка, которая теперь не сходит у меня с уст, и это не маска, это – мое истинное лицо!

- А я? Я ж старше! Я ж первее тебя с ним играла! Почему это вы меня со счетов сбрасываете? И с кем я тогда «в дом» играть буду? — так она хотела закричать, но опять же промолчала. Она умная была, знала, что криком делу не поможешь. А вот чем поможешь?
Мальчику идея очень понравилась, и стал он в разные игры играть, где фантики за участие выдаются, чтобы накопить побольше фантиков и обменять их на отдельный домик. А младшая все фантики подсчитывала, складывала и по коробочкам распределяла. Радовалась, что дело быстро идет, ее мальчик во всех играх выигрывал, фантиков много приносил.
А старшая смотрела, пыхтела и боялась, что вот еще чуть-чуть, и уйдут они в новый домик, а ее оставят одну играть. И стыдно ей было за такие мысли, и уговаривала она себя, да только как ребенка уговоришь, если он боится???
Вот однажды так много всего в ней накопилось, что случился прямо взрыв.
- Аа-а-а! Жена еще называется! – вопила она. – Мальчик, бедный, дни и ночи трудится, из одной игры в другую перескакивает, покушать толком некогда! Вот устанет, заболеет и умрет, и будешь знать!
- Ничего и не умру, — попытался урезонить ее мальчик. – Я в «Покойников» играть не собираюсь, у меня другие планы. Чего кричать-то?
- А то и кричать, что неумеха твоя девчонка! Не любит, не жалеет, не бережет!
Младшая только глазами хлопала. А старшую несло!
- Только я одна и знаю, как тебя правильно поддерживать, а ты с ней играешь, а со мной нееееет! – заревела в полный голос старшая.
- Да ты что, я с тобой тоже играю, ты хорошая, — принялся утешать ее мальчик. – Только ты ж пойми, с тобой у меня одна игра, а с ней – другая. Ну не разорваться же мне?
- А ты с ней не играй, со мной играй, — хотела сказать старшая, но вовремя прикусила язычок. Она ведь мальчика любила и вовсе не желала ему зла. И понимала, что если ему с младшей играть хочется, то он все равно будет. Так что ссориться с ним ей было не резон…
Кое-как помирились и стали дальше играть. Только теперь старшая нет-нет, да и укорит младшую: дескать, не так любишь, мало жалеешь, не то готовишь, не тем концом подаешь… В общем, чтоб мальчик видел – если кто и умеет о нем заботиться, так это она сама.
Младшая сначала все старалась делать, как старшая скажет, лишь бы ей угодить. Но потом смотрит – как ни делай, а все не так получается, недовольна старшая. Ну, она тоже потихоньку напрягаться-обижаться начала. Да и впрямь: она же тоже девочка, ей тоже хочется роль хозяйки играть! Мало ли что другая старше – ну и что?
Стали старшая да младшая то и дело друг на друга косо поглядывать. Пройдут мимо, зыркнут исподтишка – как пулями обменяются.
«Мал клоп, да вонюч», — подумает старшая.
«Велика фигура, да дура», — подумает младшая.
А вслух ничего не говорят, мальчика жалеют, чтобы его в свары не втягивать. Да и сами они хорошие девчонки были, добрые и симпатичные. Просто мальчика не поделили!
Мальчику не до них было, он и так в чужих играх уставал очень-преочень. Но и он стал замечать: что-то то у старшей губы поджаты, то у младшей глазки красные. Да и у него время от времени слабость какая-то появляться стала, когда ему не то что в игры играть – даже домой идти неохота, так и уснул бы там, где играл. Он был очень умненький мальчик и сразу понял: что-то не так. Стал присматриваться, прислушиваться, и однажды понял, в чем дело. Это просто старшая его к младшей ревнует, что они в свои игры играют, а ее не берут! А ведь они с младшей еще и пупсика решили завести, втайне от старшей причем!
Почесал он в затылке, подумал – и придумал. Позвал он младшую на прогулку, да там ей и сказал свои мысли.
- Понимаешь, малыш, она ведь не виновата, что я у вас один любимый мужчина на двоих! Она переживает, одна остаться боится. А себе в этом и сама не признается. И ни за что не признается!
- И что же делать? – опечалилась младшая. – Меня уж то в жар бросает, то в холод. Мне про пупсика думать надо, а я – про наши отношения. Какие уж тут игры?
- Так вот, я и говорю, что про пупсика думать нужно. Тебе волноваться нельзя! Надо, чтобы ты на военную хитрость пошла, — придвинулся к ней поближе мальчик. – Давай ты в ее игру поиграешь?
- Это как?
- Ну, просто… Как только она начнет говорить, что ты меня плохо кормишь, мало любишь, ты сразу начинай играть в это! Ну, корми почаще, люби побольше. И с ней не спорь, говори: «Ой, что-то и вправду я…».
- Да ну, не хочу, — надулась младшая. – Чего это я должна??? Пусть она первая!
- Если ждать, пока она первая, так и не дождешься! – стал убеждать ее мальчик. – Надо, чтобы ты первая! Тогда это твоя игра будет.
- А что она на меня наезжает? – обиженно сказала младшая и даже всхлипнула. – Я вот такая, какая есть!
- Ну так и она тоже, — вразумлял ее мальчик. – Только ты еще можешь быстро из игры в игру перебегать, а она уже нет. Она к своей игре привыкла. Она же старше!
- И правда, — вдруг повеселела младшая. – Что это я? Я и правда в разные игры играть люблю. Ладно, буду играть в эту игру! А как она называется?
- «Операция «Пупсик», — тут же придумал мальчик. – Мы же ради него все это затеваем, да?
- Ага, — согласилась младшая. – А то если мы сейчас так себя вести будем, чему от нас маленький научится?
- А потом, когда пупсика заведем, она с нас на него переключится, — пообещал мальчик. – Будет его любить, а мы с тобой дальше вместе играть будем.
- А во что?
- Ну, пока не знаю. Есть много интересных игр! – задумался мальчик. – Вот если тебе «в пупсика» понравится, можем еще раз сыграть!
- Ой, и правда! – обрадовалась младшая. – А ты не думаешь, что я тебя правда мало люблю и не берегу?
- Нет, — твердо сказал мальчик. – Не думаю. Я же мужчина!
- Ты замечательный мужчина, — сказала младшая. – Раз мы со старшей тебя поделить не можем…
- А не надо нам делиться, — серьезно сказал мальчик. – Это потому что вместе мы – сила! Семья! И обещаю: самые интересные игры у нас еще впереди!
- Тогда пошли домой, играть «в ужин», — предложила девочка. – Я тебя сейчас так накормлю! Даже ахнешь!
- И ахну, и охну, — улыбнулся взрослый мальчик, ласково обнимая за плечи свою молодую жену. – Глупые вы мои девчонки, как же я вас обеих люблю!

Внешний вид у нее, конечно, был что надо: и осанка самая морская, и шустрая такая, и улыбка открытая, и фигурка — загляденье. А в глазах – боже мой! Морские чертики прыгают, серебристые волны переливаются, и манят они, затягивают, как морская пучина. Всем хороша была девушка. Только вот одно «но»: не признавала она никаких графиков, таблиц и прочих премудростей. Ему бы спросить, вникнуть… Но Капитану было не до графиков — уж очень сильно ему такого Боцмана в команду захотелось.
Наверное, следовало задуматься: ну как они в одном экипаже-то плавать будут? Но – не задумался. Сказал себе: «Я Капитан, я принял решение! Слушай мою команду! Полный вперед!». Так вот они и пустились в путь на своем маленьком семейном кораблике. Сначала вроде ничего – притирались потихоньку, присматривались. Он сразу встал на капитанский мостик, а она потихоньку организацией корабельного быта занялась.
Делала она все медленно и обстоятельно, зато на совесть и в удовольствие. Как-то у нее все получалось само собой, без спешки, без графика. Так уж ее родители боцманской науке обучили. В общем, вписалась она в команду, и корабль чистотой засиял, радостью засветился. На таких кораблях без юнги не обойтись, вот и наши Капитан с Боцманом подумали-подумали, да и завели себе Юнгу. Юнга получился что надо – шустрый, как мама и умный, как папа. Носился по палубе туда-сюда, морские премудрости осваивал.
Боцману иногда хотелось свернуть с проторенного курса, но Капитан не соглашался – мало ли что! Она вздохнет – и покорится, ведь он же кораблем командует. Только иногда, когда неподалеку очень уж заманчивые острова покажутся, тихонько спустит шлюпку, сгоняет ненадолго, а потом опять на борт возвращается. Спросите, как она успевала корабль догнать? А вот успевала – она всегда все успевала, такая уж у нее была дружба со временем.
У нее хватало времени даже на болтовню с морскими обитателями, живущими в этих местах. Особенно она подружилась со старым Альбатросом. Обычно он парил в вышине, но иногда спускался на палубу – уж очень жареную рыбку уважал, ну, и поболтать любил, конечно. Альбатрос много повидал на своем веку, побывал в разных странах, и разговаривать с ним было интересно. Капитану было не до боцмановых знакомств – в его графиках появился Юнга, и надо было все планы заново скорректировать и выверить.
Тут-то и начали над их Семейным Корабликом тучки сгущаться. В Житейском море, оно конечно, и бури случаются, и даже ураганы. Но если Капитан и Боцман друг друга слышат и действуют заодно – их кораблю никакие шторма и бури не страшны. А в нашей дружной команде наметился разлад: дело в том, что Капитан и Боцман впервые основательно разошлись во мнениях. Наш Капитан хотел воспитать из Юнги настоящего морского волка – в своем понимании. Как и его когда-то воспитывали. Чтобы все по графикам и таблицам, да по выверенному курсу. А мама-Боцман все время его графики нарушала, планы сбивала.
Вот и стал Капитан нервничать, за Юнгу бояться, на Боцмана сердиться. Капитану ведь когда воспитанием заниматься? Ему на мостике надо стоять, за обстановкой следить, курс прокладывать. Так что вся воспитательная работа на Боцмане… А под влиянием мамы-Боцмана Юнга тоже какой-то неорганизованный получаться стал. Того и гляди врежется во что-нибудь…
Капитан прямо виноватым стал себя чувствовать. Перед глазами у него то и дело возникали его собственные Родители, и говорили они горькие слова:
- Что же ты, сынок? Не можешь порядок на собственном Семейном Кораблике навести? Того и гляди, на мель напоретесь! Или с другим кораблем столкнетесь. Бардак на палубе! А еще Капитан…
От таких видений Капитан еще больше хмурился и злился, еще строже смотрел, еще сильнее гайки закручивал. А команда ну никак не могла в его графики вписаться! Это ведь тоже особый талант надо иметь – по строгому плану жить! Не каждому дано…
Боцману тоже становилось все грустнее. Хоть и любила она Капитана, хоть и нравился ей родной Семейный Кораблик, где каждая медяшка была ею надраена, каждый иллюминатор своими руками вымыт, каждый канат собственноручно в бухточку свернут, да только очень уж ей обидно было, что Капитан все время сердитый, а она вроде как виноватая в этом. И Кораблик их раскачивается все сильнее…
И вот однажды на закате сидела она на корме и болтала со своим другом Альбатросом. Неподалеку проплывал чей-то океанский лайнер – музыка играла, иллюминаторы светились, Юнги туда-сюда сновали, а Капитан и Боцман на верхней палубе румбу танцевали. И так ей обидно стало!
- Слушай, Альбатрос! – пожаловалась она. — Вот ведь есть же на свете Семейные Кораблики, которым никакие бури не страшны! Почему же на нашем Кораблике не так?
- Потому что вы не можете договориться, — объяснил Альбатрос. – Ваш кораблик становится неустойчивым. Это опасно!
- А как сделать его устойчивым? – тут же спросила она. – Что я должна для этого предпринять?
- По-моему, ты прекрасно справляешься со своими обязанностями Боцмана, — дипломатично сказал Альбатрос и закинул в клюв очередную жареную рыбку. – По крайней мере, рыбу ты жаришь великолепно!
- И все-таки! Не уклоняйся от темы! – потребовала она. — Что нужно сделать, чтобы все снова стало хорошо? Ты умный, ты старый, ты все знаешь, научи же меня!
- Наверное, тебе надо измениться. Стать такой, как хочет Капитан, — предположил Альбатрос.
- Но я не могу! – удрученно сказала она. – Я пыталась, но у меня ничего не получается. Я не могу жить по графикам!!! Я ничего не понимаю в таблицах!!! Я все в голове держу. И все успеваю! Ты лучше расскажи, как сделать, чтобы Капитан изменился.
- С чего ты взяла, что Капитан хочет меняться? Ты же вот и хочешь, да не можешь, – удивился Альбатрос. – Он такой, какой есть. Ты не можешь жить по графику, а он не может – без графика. У вас просто разные подходы к сохранению Семейного Кораблика. Вот и все. Терпи!
- Знаешь, мне все время приходится терпеть и уступать, — сердито сказала она. – Он командует, а я подчиняюсь. Я устала!
- Устала – отдохни, — посоветовал Альбатрос. – Запрись в каюте, поспи, побездельничай. Или рвани на Острова, недельки на две.
- Ну вот еще! – возмутилась она. – Кому нужен такой ленивый Боцман? Да он просто спишет меня на берег!
- Да ты, милочка, боишься! – уличил ее Альбатрос. – Боишься потерять – значит, любишь.
- Конечно, люблю! – не стала спорить она. – Стала бы я плыть на корабле с нелюбимым Капитаном…
- А ты кого больше любишь – его или себя? – коварно спросил Альбатрос.
- Его! Или себя? Наверное, Юнгу! – вывернулась она. – Нечестно такие вопросы задавать.
- Нечестно старой птице врать, ну и себе тоже, — поучительно сказал Альбатрос. – Если ты кого-то любишь, то принимаешь его таким, какой он есть. Хоть себя, хоть другого кого. Тогда ты в равновесии, и Кораблик твой устойчив.
- Я принимаю, — слабо запротестовала она.
- А чего ж тогда вопросы задаешь? – очень логично возразил Альбатрос. – И собой не очень довольна, и своим Капитаном… Была бы довольна – ты бы мне вопросов не задавала. И вообще сейчас не меня бы рыбой кормила, а танцевала румбу на верхней палубе. Что, скажешь, нет?
- Не скажу, — нахмурилась она. – Знаешь, а ты, наверное, прав, мой пернатый товарищ. Не в равновесии я, правда! И боюсь наш Кораблик еще больше раскачать.
- А ты не бойся, — посоветовал Альбатрос. – После хорошего шторма всегда наступает штиль, не замечала? Ты думаешь, в Житейском море только волны страшны? Да ничего подобного! Волна приходит и уходит, и если команда дружная – ничего она вашему Кораблику не сделает! Страшнее всего, когда вы сами глаза на неполадки закрываете. Кстати, хочу заметить, рыба кончилась…
- Знаешь, Альбатрос, ты за рыбой завтра прилетай. А я сейчас другим займусь…
- Чем, если не секрет? – полюбопытствовал жадный до рыбы и до секретов Альбатрос.
- Пойду на капитанский мостик. Приглашу его на румбу. И все ему скажу! Что я его люблю. И принимаю. И попрошу прощения за то, что никогда не смогу жить по графику! И еще – что я благодарна ему за то, что он стал нашим Капитаном. А потом на Острова, на две недельки. Шторм переждать.
- Молодец, Боцман! – одобрил Альбатрос. — Вот это по-нашему, по-морскому. Удачи!
И она пошла к своему Капитану – восстанавливать равновесие. Подходя к рубке, она увидела его и невольно залюбовалась. Их Отважный Капитан стоял у штурвала, обложившись графиками и таблицами, и смотрел вдаль, и на лице у него была железная решимость во что бы то ни стало провести их Маленький Семейный Кораблик мимо всех мелей и рифов, минуя все мыслимые и мыслимые опасности, туда, где находится конечная цель всех Семейных Корабликов — зеленый и безмятежный Берег Счастья.

- Оленька, что у тебя с лицом? – ахнула коллега.
- Все в порядке, — попыталась натянуть маску Олимпийского Спокойствия Ольга. Но получилось еще хуже – губы задрожали, и глаза подозрительно увлажнились.
- Ничего себе «все в порядке», — покачала головой коллега. – У тебя же улыбка кривая… И щеки словно судорогой свело.
- Я справлюсь, — пообещала Оля. – Есть у нас там дежурные маски в запасе?
- Кажется, есть. Посмотри в шкафчике.
Ольга нашла маску «Дежурное внимание», она оказалась разношенной и мягкой, и вроде бы на лицо легла. Ольге даже удалось пару часов более или менее успешно поработать, но потом приехала начальница, как обычно, в маске «Бизнес-стерва», мимолетно глянула на замерших менеджеров и на ходу бросила:
- Оля, зайдите.
Ольга поникла. Она ощущала на себе сочувственные взгляды коллег. Внимание Бизнес-Стервы ничего хорошего не сулило. Но делать было нечего – даже маску подходящую натянуть не представлялось возможным. Ольга вздохнула и поплелась в кабинет Бизнес-Стервы, мысленно перебирая все свои мыслимые и немыслимые прегрешения.
- Рассказывайте, — приказала Бизнес-Стерва, едва Ольга устроилась на стуле для посетителей.
- О чем? – деловито уточнила Ольга, стараясь сохранять лицо – насколько это было возможно в маске «Дежурное Внимание».
- О том, почему вам взбрело в голову поменять маску «Всегда с Улыбкой» на маску «Протокольная Харя», — начальница излишней тактичностью никогда не страдала.
- Это из общего шкафчика, «Дежурное Внимание», — попыталась оправдаться Ольга.
- Вы на себя в зеркало смотрели? – прервала ее Бизнес-Стерва, швыряя ей через стол зеркальце. – Вы таким «дежурным вниманием» всех клиентов распугаете. Что случилось?
- Ничего не случилось, — уныло сказала Ольга, рассматривая жуть, которую отразило зеркало. Вот уж точно – «Протокольная Харя»… Действительно, а что случилось? Она не знала. Просто что-то с лицом…
- Значит так, — ледяным тоном сообщила начальница. – Я не могу рисковать бизнесом из-за упертой дуры. Или ты мне сейчас все рассказываешь, или пишешь заявление по собственному. Прямо сейчас. Ну?
«Упертая дура» вовсе не была упертой. Она просто устала. И Бизнес-Стерва со своей бульдожьей хваткой была уже вне ее возможностей. Поэтому Ольга сделала то, что обычно делают обиженные, загнанные в угол девочки – она разрыдалась. Она рыдала горько и самозабвенно, как ребенок, и ей было уже все равно, что маска слетела, а Бизнес-Стерва ее теперь наверняка уволит. Вот она сидит напротив, вся холеная, упакованная, успешная, и у нее наверняка с утра парикмахер, маникюр и массажист – а вовсе не оладьи, ядовитая мама и муж, который беспомощнее ребенка. Ей легко носить свою маску Бизнес-Стервы, а тут приходится поминутно менять маски, и следить, чтобы все были довольны и не перессорились, и под каждого подстраиваться, и чтоб никто не обиделся, а ты еще должна носить маску «Счастливая Семейная Женщина», и ты уже сама не понимаешь, счастливая ты или нет, потому что ты забыла, какая ты на самом деле, а муж оказался вовсе не тем, за кого ты выходила замуж, и вообще…
Вот примерно такой текст и выдала сквозь слезы Ольга, и плевать ей уже было, что потом – без маски слова выговаривались легко, и поэтому она не спешила прерывать поток слов и слез. Странно было только то, что вполне ожидаемый приказ «прекратить истерику» все не поступал и не поступал. Наконец, слезы пошли на убыль, слова тоже, и Ольга смогла разглядеть Бизнес-Стерву. Она ее не узнала.
Напротив, за солидным офисным столом, сидела вовсе не Бизнес-Стерва – другая женщина. Красивая. Стильная. Но – с человеческим лицом, и это лицо улыбалось.
- Детка, как же мне все это знакомо, — мягко произнесла она. – Ты и представить не можешь… Впрочем, и не надо тебе представлять. Я знаю, как тебе помочь.
- Что вы, спасибо, не надо, — испугалась Ольга. – Если к врачам – у меня и денег таких нет.
- Тихо, не перебивай, — приказала начальница, на мгновение вновь став Бизнес-Стервой. – Никакие врачи тебе не помогут. А я – да. Так что сиди и слушай. Договорились?
- Договорились, — поспешно кивнула Ольга. Увольнение, кажется, отодвигалось.
- Мы живем в мире Масок. Это – неизбежность. Всем приходится носить маски. Мы приходим в этот мир такие беспомощные, с голенькими, открытыми, ранимыми и незащищенными душами. Представляешь себе, как нам страшно? Сначала нам не нужны маски – нас защищают родители. А потом мы взрослеем… И тогда начинаем подбирать себе маски. Пробуем разные, смотрим, с какими нам живется легче. У каждого цели разные – потому и маски разные. Если в душе полно страха, а их показывать не хочется – выбирается маска Агрессора. Не подходи, мол, себе дороже будет! Если в душе слабак, трус – человек выберет маску Миротворца, или Жертвы, или Мачо – в зависимости от целей. Если в душе на всех обижен – опять же выбор есть: или маска Несправедливо Обойденного и Непонятого, или маска Борца за Справедливость. Это понятно?
- Понятно, — кивнула Ольга. – Только непонятно, что со мной случилось.
- Ты натянула не свою маску, — сообщила начальница. – «Всегда с улыбкой» — не твоя маска. Разве тебе всегда хочется улыбаться?
- Да нет, конечно, — неохотно призналась Ольга. – Но кому интересно смотреть на кислую физиономию?
- Ага, значит, есть, от чего киснуть, — понимающе улыбнулась начальница.
- Да конечно, есть, — согласилась Ольга. – Замуж выходила – думала, буду как за каменной стеной, а получился – третий ребенок в семье. Сын – лодырь и врунишка, дочь – потребительница. Мама – ну ладно, маму не выбирают…
- Ну уж нет, — хлопнула ладонью по столу начальница. – Здесь ты, милая моя, жестоко ошибаешься. Все, кто тебя окружают, выбраны тобой и отражают тебя же. Понимаешь, они носят маски, которые и ты носишь. Или хотела бы носить.
- Это как? Я, что ли, хочу быть потребительницей? Или лодырем? Или третьим ребенком в собственной семье? – ахнула Ольга.
- Ну да, — хладнокровно кивнула головой начальница. – Только не позволяешь себе. И поэтому внутри нарастает недовольство: почему им можно, а тебе – нет?
- Действительно, — согласилась Ольга. – Почему так? Почему кому-то можно, а мне – нет?
- И тебе можно, — утешила начальница. – Поэтому мы с тобой прямо с работы едем на Маскарад.

И Ольга шагнула в большую дверь, за которой гремела музыка и кружились пары. Сколько здесь было разных костюмов! Снежинки и Зайчики, Пираты и Колдуньи, Роботы и Красные Шапочки, Цветы и Карты – просто глаза разбегались. И у всех лица скрыты за серебристыми вуалями – никто никого не знает, настоящий Маскарад!
Ольгу тут же кто-то пригласил на танец, и она влилась в замысловатый узор, который слагался из множества кружащихся пар. Она танцевала, порхала к бару – выпить прохладного лимонада, снова вливалась в общий круговорот, подлетала к открытому окну проветриться, и вновь танцевала… Она совершенно забыла о времени, о масках, о начальнице – обо всем, что не касалось того мига, который был сейчас.
Именно у окна к ней подошел незнакомец в костюме Ковбоя. Он был классный! Сильный, красивый, уверенный в себе – такие мужчины Ольге всегда нравились. Но от этого душа как-то по-особенному встрепенулась. Он пригласил ее на танец, потом еще и еще. Ей было немного досадно, что за вуалью не разглядеть его лица – наверное, оно будет мужественным и властным. Но – правила есть правила, ничего не поделаешь. Весь вечер они танцевали, дурачились, участвовали в многочисленных конкурсах, и казалось, что они знакомы целую вечность – Бабочка и Ковбой. Оказалось, им есть о чем поговорить, и их души настроены в унисон. Бывает же такое!
Ольга все чаще с тоской посматривала на большие часы – обе стрелки неумолимо бежали к цифре 12. Ей было жаль, что ее Маскарад заканчивается так быстро, но все праздники когда-нибудь заканчиваются…
Она позволила себе задержаться еще на пять минут, и еще, и еще минуточку. Но без 10 минут полночь она взяла себя в руки и попросила:
- Вы не могли бы проводить меня к карете?
- Как? Вы уже уезжаете? – огорчился Ковбой. – Но ведь Маскарад будет до утра!
- К сожалению, мне пора, — сказала Ольга. – Все хорошее так быстро заканчивается! Несправедливо как-то…
- Мы можем восстановить справедливость, — воодушевился Ковбой. – Просто останьтесь – и все.
- Не могу. Обещала, — твердо сказала Ольга и чуть не заплакала.
- Желание дамы – закон, — чутко сориентировался Ковбой, подавая ей руку. – Я провожу вас к карете.
Они спускались вниз, и Ольге было очень грустно.
- Ты так прекрасная с этими крылышками, — сказал ей Ковбой, вдруг перейдя на «ты».
- Знаешь, я сегодня поняла, что всегда хотела быть Женщиной-Бабочкой, — вдруг призналась она. – Беззаботно порхать, перелетая с цветка на цветок, и чтобы мною любовались. А в жизни приходится все время носить какие-то дурацкие маски, они мне не подходят. У меня от них судороги начинаются!
- Женщина и должна быть Бабочкой, — мягко сказал Ковбой. – Нам, мужчинам, это очень нравится. Может, тебе оставить этот образ?
- Как же, как же, — невесело усмехнулась Ольга. – Маскарад закончен, теперь крылышки-то махом обломаются.
- Зачем же ты выбрала себе такую жизнь? – удивился Ковбой.
- Вот выбрала, — отозвалась Ольга, удивляясь: а зачем, собственно, выбрала? Икто, собственно, заставлял?
- Ты знаешь, в душе я очень ранимый, слабый, нежный, — признался Ковбой. – Но у меня есть огромное желание оберегать, защищать, заслонять собой. Я же родился мужчиной! В жизни я выбрал себе маску «Хозяин Жизни», и еще есть куча похожих, на все случаи. У меня не всегда получается, но я стараюсь. Потому что мне нравится так жить. Мне нравится то, что я делаю.
Они уже спустились в вестибюль, но не спешили выходить: Ольге было очень интересно.
- И тебе не надоедает быть все время в маске? – спросила она.
- У меня есть дом, и среди близких людей я могу ее снять, побыть таким, какой я есть на самом деле. Я знаю, что меня там любят и в маске, и без нее – любого.
- Везет тебе, — вздохнула Ольга. – Вот я себе не могу позволить снять маску «Всегда с Улыбкой». Ни на минуточку!
- А ты пробовала? – спросил Ковбой.
- Ты знаешь, кажется, нет! – вдруг призналась Ольга. – Мне так хотелось быть хорошей для всех, что я всегда в маске. Даже когда плакать хочется. Впрочем, сегодня я позволила себе… Видишь ли, моя начальница… Ой! Что же я! Сейчас будет бить полночь! Побежали быстрее!
И в этот момент часы грянули полночь. Они бросились к дверям, запутались в них, разобрались, выбежали на лестницу, побежали вниз, к серебристой машине, но… Вдруг случилось неожиданное. В спешке ее вуаль за что-то зацепилась, серебристая дымка треснула, и Ковбой увидел ее лицо.
- Олюшка… — ошарашенно сказал Ковбой, и она застыла, не понимая, откуда он мог узнать ее имя – она же точно не говорила! – тем более, Олюшкой ее называли только дома, только один человек…
Тем временем Ковбой поднял свою вуаль, и Ольга увидела его лицо. До каждой впадинки знакомое лицо своего мужа. Вечно теряющего носки, галстуки и маски. И родного – до дрожи в сердце.
- Ничего себе! – только и смогла сказать она, хлопая ресницами. – А ты здесь как?
- А мне твоя начальница позвонила, велела быть, билет на входе вручили, — доложил Ковбой. – Но я тебя никогда не видел такой… Порхающей!
- Зато я тебя таким всегда вижу, — парировала она. – Ковбоем с душой бабочки…
- Да, я и правда такой, — согласился он и сдвинул на лоб широкополую ковбойскую шляпу. – Что будем с этим делать?
Ольга по привычке хотела распорядиться, но вдруг вспомнила, что сегодня она – Женщина-Бабочка.
- Ты – Ковбой, ты и решай, — лукаво сказала она и тряхнула крылышками.
- Тогда стой смирно. Сейчас я прицеплю тебе вуаль. И себе тоже. А потом мы вернемся на Маскарад и будем веселиться до утра. Без масок! Но в костюмах.. Возражения есть?
- А как же дети? – робко спросила Бабочка.
- А с ними мама, — отмахнулся Ковбой и занялся ее вуалью. – Хочу, чтобы ты давала мне возможность побыть сильным и мужественным. Ковбоем! А для этого тебе надо порхать! Оставайся Бабочкой – раз тебе это нравится! Ну, что? Разрешите пригласить вас на танец?
- Извольте, — сделала реверанс Бабочка.
Внизу посигналила серебристая машина, о которой они совсем забыли. Обернувшись, они увидели, как из машины им машет красной рукавицей самый настоящий Дед Мороз – тот, который знает толк в масках, приносит чудеса и время от времени возвращает нас в детство.

— Слушай, ты чего там напортачил? – строго спросил он у Архангела. – Два хороших человека, семья, дети, а мучаются! Может, ошибка какая?
— Да вы что, Господи Боже мой??? – изумился Архангел. – Не бывает у нас, Бракоделов, ошибок! Если уж кого свели – так подобрали идеально! Вы же знаете, мы исключительно с точки зрения Божественного Плана пары подбираем. Чтобы люди помогали друг другу Уроки жизненные проходить, душою развиваться.
— А какой у них там Божественный План, ну-ка, напомни мне? – попросил Господь.
— Вот сами смотрите: женщина чересчур уж от земли оторванная, большую часть времени в полете проводит. Она ж как воздушный шарик на веревочке, все в облака да в небеса… Если ее не приземлять время от времени, может совсем улететь, забыть обо всем, станет, как говорится, «не от мира сего». А то и вообще крышу сорвет, и такое бывает.
- Бывает, бывает, — согласно закивал Господь. – Сам наблюдал неоднократно.
— Ну так мы ей и подобрали идеальную пару – заземленного, крепкого, основательного, чтобы он этот «воздушный шарик» время от времени за веревочку дергал и на место водворял.
— Да, молодцы, вижу, хорошо придумано, — одобрил Господь.
— Но это еще не все! – приободрился Главный Бракодел. – Вот вы сами посудите: ее Миссия на Земле – людям Свет нести, помогать, спасать, на путь истинный наставлять. Ей когда обыденными делами заниматься? Правильно, некогда! Так мы с помощью этого самого мужа ее от всякой рутины разгрузили – ну там, по счетам платить, о пропитании думать… Он все сам сделает, а она пусть парит в это время! Глядишь, еще пару-тройку заблудших душ на Путь к Свету направит!
— Разумно, — согласился Господь. – То есть, получается, он ей условия создает, Великое Служение производит? Выходит, тоже на небесной службе?
— Разумеется, — заторопился Архангел. – Он ведь от природы тоже Ангел, да еще посильнее ее будет! Вот взгляните на него попристальнее – он же полон Любви так, что через край хлещет! Только он ее почему-то показывать стесняется, он ее под толстой шкурой скрыл. Взрослым-то и не видно, говорят – «черствый», «бесчувственный». Но детей не обманешь, они куда как тоньше видят. Они ж за ним гуськом ходят, как завороженные. Это потому что чувствуют в нем Безусловную Любовь.
— Так-так-так, — заинтересовался Господь. – Значит, он любит безусловно… А она, получается, условно?
— Пока так, — подтвердил Архангел. – Ей все еще кажется, что если бы он изменился, да стал немного другой, да выучился, да книжек умных почитал, да духовно вырос – вот тогда она бы его, может, и смогла полюбить. Вот такие условия. Но ничего – она на него смотрит и учится понемногу Безусловной Любви. Ведь такой пример перед глазами…
— Ох ты! Вот круто вы завернули! – подивился Господь. – Ну а ему, ему-то какая польза от такого брака?
— Ну как же, Господи! – удивился Архангел. – Ему самая очевидная польза! Он, глядючи на нее, увидит, что свои чувства скрывать не надо, можно о них вслух говорить, смело и открыто! И о плохих, и о хороших, потому что она же вот не стесняется, прямо говорит! Как настоящий Ангел – не делит Мир на плохое и хорошее. И он постепенно научится! А еще он должен со временем понять, что не хлебом единым жив человек, что нужно время от времени над обыденностью воспарять, потому как недаром же вы, Отче, дали им крылья!
— Да, поторопился я с выводами, — признал Господь. – Ничего вы не напортачили, а напротив – все очень тщательно продумали. Стало быть, он – ее Якорь, а она — его Крылья? Так, что ли?
— Истинно так, — подтвердил Главный Бракодел. – А в процессе совместной жизни они будут друг у друга учиться, и в конце концов придут к равновесию. Он научится летать, а она – по земле ходить. И детишкам свою науку передадут.
— Ну и молодцы вы, Бракоделы! – искренне восхитился Господь. – Ну, а что сейчас-то делать? Надо бы помочь, вразумить. Смотрю – мучаются оба ведь, страдают…
— А надо? – усомнился Архангел. – Вы, конечно, в своем милосердии бесконечны, но может, пусть сами до всего доходят, своим умом?
— Жалко мне их, — признался Господь. – Ничего с собой поделать не могу! Хорошие ведь ребята, одно слово – Ангелы. Ты бы им донес как-нибудь истину мою, а? А то боюсь, дров наломают… Такой сценарий вам испортят!
— Да ладно вам, Отче! Не переживайте вы так, сделаем. Есть тут у нас один канальчик проверенный. Мы там, на Земле, специальную бригаду сказочников завели. У нас целый отдел Небесных Ангелов им надиктовывает, работоспособные – жуть. Через кого-нибудь из них и отправим послание.
— Скажите, что, мол, Господь лично все изучил, одобрил… Пусть помогают друг другу расти, поддерживают, детишек крылатыми взращивают. Пусть она ему Свет Истины подарит, а он ее Безусловной Любви научит…
— Хорошо, вас понял, я полетел?
— Лети, сын мой! – махнул рукой Господь вослед Архангелу. – Нет, ну какое изящное решение нашли! «Он – ее Якорь, она – его Крылья». Надо бы это широко внедрить! Ведь вместе – идеальная пара получается! Просто Божественное равновесие…
Там, далеко внизу, на земле, Ангел по имени Илья вдруг отложил повседневные дела и, сам себе дивясь, устроился на диване и взялся за книгу. А Ангел по имени Анжелика вдруг подумала: «А почему я думаю, что моя любовь к нему – материнская? А может, такой и должна быть настоящая Любовь?».
А их дети, маленькие Ангелы, ничего не думали – они просто любили… В их юных чистых душах еще царило Божественное Равновесие.

Автор: Эльфика

- Постой, Агрессия! Но там же королева Аллейна? – пискнул кто-то.
- Ха-ха! – подбоченилась Агрессия. – По последним разведданным, Аллейна что-то часто стала обижаться на своих мужчин. А мы-то с вами знаем, что это очень ослабляет государство!
- Верно говоришь, — одобрил одноглазый оборванец. – А меня на дело возьмете?
- Ты, Лихо Одноглазое, в королевстве когда-нибудь бывало?
- Нет, никогда, — с сожалением покачало головой Лихо. – Они ж меня близко к воротам не подпускали! А я непрошенным не могу, мне условия нужны.
- А что ты там творить будешь? – спросило тощее бледное существо по имени Скука.
- Резвиться, — ухмыльнулось Лихо Одноглазое. – С Бедами тусоваться. Я завсегда все Беды в жизнь привлекаю. Уж такое я привлекательное!
- Скука, а ты в королевстве бывала? – повернулась к Скуке Агрессия.
- Случалось, — скромно пожала плечами Скука. – Правда, пару раз всего. Там, где интересно, места мне нет. Но Аллейна в последнее время что-то скучать начала. Сама мне ворота открывает! Приятно, черт возьми!
- А ты, Ревность, чего молчишь? – обратилась Агрессия к женщине, кутающейся в черный плащ.
- О чем говорить? – бархатным голосом спросила женщина, поднимая голову. Аллейна аж замерла: женщина оказалась красавицей с белоснежной кожей и мерцающими зелеными глазами. – Я не тороплюсь. Пусть сначала обиды почву подготовят. Самооценка упадет. А там и я появляться начну. Сначала так, издалека… А потом все ближе, ближе. Пока не ужалю ее в самое сердце, и вот тогда…
Ревность захохотала, и Аллейна сжалась от ужаса – язык у Ревности оказался черным и раздвоенным, как у змеи, а зубы длинными и острыми.
- Ладно, коллеги! А как там в королевстве обстоит дело со Ссорами и Раздорами?
- Да пока слабовато, — поднялся предводитель шайки Ссор и Раздоров. – Но мы работаем над этим! Мы уже запустили в покои королевы Аллейны Сомнение. Для подрывной работы! Она уже начала подумывать: а чего это ее по достоинству не ценят? Слова одобрения не говорят? Колена не преклоняют? В общем, хорошо работает Сомнение, тонко! А когда удобный момент наступит, Сомнение и для нас двери распахнет! Уж тогда мы быстро свое дело сделаем – всех перессорим, разъединим, и тогда, считай, граница открыта, налетай, агрессоры!
- Хорошо говоришь! – порадовалась Агрессия. – Скорее бы! А то прямо как бельмо в глазу это королевство. Все такие дружные, успешные, процветающие… Тьфу! Смотреть противно. Ну ничего, скоро мы к ним нагрянем, а Аллейна нам в этом поможет. Главное, чтобы сомневалась почаще!
- Сейчас, размечтались! Не дождетесь! – тихонько пробормотала королева Аллейна, сжимая маленькие кулачки. – Нашли себе шпиона, как же!
Аллейна очень любила свое маленькое королевство и была, можно сказать, его самым большим патриотом! И никому, ни за что, никогда не дала бы его разрушить.
А тем временем слова попросил скучный незаметный тип, сидящий по левую руку от Агрессии.
- Разрешите и мне кое-что вам шепнуть, — вкрадчиво начал он.
- Говорите, уважаемое Подозрение, — разрешила Агрессия. – Вы всегда по делу докладываете. Просим!
- Я вот тут подозреваю, что нас подслушивают, — сообщило Подозрение.
- Кто? Где? Как? – зашумело собрание.
- А вон под той сосной, — махнуло рукой Подозрение. – Там уже давно снег поскрипывает. Я приметливое, я все вижу и все слышу! Хоть и темно…
- Эй, Страх! А ну доставай свои знаменитые сети! – завопила Агрессия. – Лови диверсанта!
- А ну! – вскочили с места Ссоры и Раздоры. – Где? Сейчас мы его поймаем!
Аллейна поняла, что еще секунда – и Страх поймает ее в свои сети. И, не дожидаясь, пока ее все увидят, кинулась прочь. За спиной свистели и улюлюкали, а она неслась, не разбирая дороги, пока не налетела с размаху на что-то большое и мягкое.
- Это что еще такое? – прозвучал суровый голос. – Кто это тут мороза не боится?
Аллейна подняла голову и увидела, что на нее сверху смотрит самый настоящий Дед Мороз! В красной шапке с меховой опушкой, с белой бородой и усами, с румяными щеками. Вид у него был суровый, а глаза смеялись.
- Я не боюсь! – храбро сказала Аллейна. – Дед Мороз, беда! На наше государство готовится нападение! Помогите нам, пожалуйста!
- Отчего ж хорошему человеку не помочь? – кивнул Дед Мороз. – Пойдем в мою ледяную избушку, погреемся…
Оказывается, избушка тут, рядом была. «Вот так ведь часто бывает, — подумала Аллейна. – Бежишь куда глаза глядят, а прибежишь, куда надо!».
- Ты больше не разуму доверяй, а чувствам, — словно подслушал ее мысли Дед Мороз. – Ум и обмануть может, а вот чувства – никогда! Ну, выкладывай, что там у вас в королевстве стряслось?
…Когда Аллейна закончила свой взволнованный рассказ, Дед Мороз только головой покачал.
- Хорошо, ваше величество, что спохватились вовремя! – сказал Дед Мороз. – Разрушить-то легко, построить – труднее. А те личности, что на поляне сидели, мне знакомы. Они жалости не знают, им бы только разрушать.
- Но оно говорили обо мне такие ужасные вещи! – пожаловалась Аллейна. – Ну, словно я с ними заодно! А я вовсе не этого хотела!
- А чего ж ты хотела, королева? – поинтересовался Дед Мороз.
- Хотела у тебя Волшебную Объединялку попросить, — призналась Аллейна. – Ну, чтобы в нашем маленьком королевстве все сплотились!
- Это можно, — согласился Дед Мороз. – Только ты мне объясни, какая она, эта самая Объединялка! А я уж в лучшем виде ее наколдую!
- Сейчас, объясню! – заторопилась Аллейна. – Она такая… красивая! Потом – от нее тепло! И светло! Она притягивает! Она придумывает всякие штуки, которые всей семье интересны! Чтобы мы сплачивались. И чтобы все всегда к ней стремились! Она должна всех вдохновлять, чтобы каждый мог сделать что-то такое, такое… Ну, необыкновенное! Для всех, и чтобы остальным от этого было радостно и хорошо! Я понятно объяснила?
- Да уж куда понятнее, — задумчиво сказал дед Мороз. – Только… Знаешь, ведь у вас в королевстве такая Объединялка давно есть!
- Как есть? А почему я не видела? – ахнула Аллейна.
- Да видела, и не раз… Забыла только! – загадочно улыбнулся Дед Мороз. – Ну, ничего. Это мы поправим. Держи! Только коробочку не раскрывай. Дома посмотришь – и все сама поймешь. Да сомтри, не сильно удивляйся!
- Ладно, дедушка Мороз, — спохватилась Аллейна. – Мне во дворец пора возвращаться, а то я ведь тихонько ушла, никому ничего не сказала. Спасибо тебе большое за подарок! Теперь, с Волшебной Объединялкой, у нас все гораздо лучше будет! И никакие захватчики к нам не прорвутся!
- Ну, дай бог! – напутствовал ее Дед Мороз. – Счастливого пути! С тропинки только не сворачивай.
… Аллейна спешила. Она уже соскучилась и по своим родным мужчинам, и очень беспокоилась за свое государство. Вдруг впереди раздался звон колокольчиков, замелькали огоньки. А в следующий момент Аллейна увидела самые быстрые королевские сани, а от саней ей навстречу бежали король Андреас и старшие принцы.
- Мама, мамочка, куда же ты пропала! Мы волновались! – наперебой закричали принцы.
И она увидела, что они еще совсем мальчишки, хоть и учатся вести себя сдержанно, скрывая свои чувства, как настоящие мужчины.
- Замерзла? Устала? – спросил ее король Андреас. – Поехали домой, греться. Ну ты нас и напугала…
И она увидела в его глазах и любовь, и тревогу, и облегчение от того, что он ее нашел. «Как же я могла этого не замечать? – подумала Аллейна. – Наверное, Сомнения одолели. Ну ничего, мы их – поганой метлой! Пусть идут, откуда пришли!».
А во дворце ее любимые мужчины быстро согрели воды, и налили ей горячего чаю с малиной, и укутали ее горностаевыми одеялами, усадив перед камином. «Неужели надо было пропасть, чтобы они вокруг меня вот так крутились? Или заболеть? – размышляла Аллейна. – Но не могу же я все время пропадать или болеть? Наверное, мне просто надо найти себе занятие по душе, чтобы ни от кого не зависеть! А дарить любовь я могу и просто так, без всяких условий!
- Мама, а что это за коробочка? – спросил принц Владислав. – Ну, которую ты из леса принесла?
- Ой! Я совсем забыла! Я ходила к Деду Морозу. И у меня для вас подарок. Самое время его достать!
- Подарок? А что за подарок? – кинулись к ней принцы, и король подвинулся поближе.
- Я еще сама не видела. Сейчас вместе его откроем.Раз, два…смотрите!
Аллейна открыла коробочку и достала из нее… зеркальце. Самое обычное. Даже не дизайнерской работы!
- Зеркало… Но это какая-то ошибка! – потрясенно воскликнула королева. – Наверное, колдовство не получилось. Я же совсем не то просила у Деда Мороза!
- А что ты просила? — поинтересовался король Андреас.
- Волшебную Объединялку!
- Ух ты! – восхитился принц Диметриас, который со своей тонкой художественной натурой ценил волшебство и вообще креативность. – А это что вообще?
- Это такая красивая штука, от которой тепло и светло! Она притягивает к себе всех, кто рядом! И вдохновляет! И способствует сплочению семьи! И всем от нее радостно и хорошо!
- Где-то я уже это видел, — прищурился принц Владислав.
- И я! – лукаво улыбнулся принц Диметриас.
Принц Алегус ничего не сказал, потому что спал, да и говорить не умел, но сладко зачмокал во сне.
- Моя дорогая королева! – улыбнулся король Андреас, любуясь ее тонким профилем. – Загляни в зеркало. Пожалуйста…
Аллейна заглянула – и увидела…себя! Немного растерянную, взволнованную, но очень симпатичную!
- Ты очень красивая, — сказал Андреас, обнимая ее за плечи.
- От тебя тепло и светло, — подтвердил принц Владислав.
- Ты притягиваешь и вдохновляешь! – восторженно воскликнул Диметриас.
- И нам всем радостно и хорошо, когда ты просто есть, — заключил Андреас. – Ты ведь и есть наша Волшебная Объединялка. Разве ты не знала?
- Наверное, знала. Но забыла! – прошептала Аллейна.
- Ты просто будь. И знай, что мы, твои мужчины, все делаем для тебя и во имя тебя. Для нашего маленького дружного государства!
- Спасибо, — тихо сказала королева. – Я буду светить, и вдохновлять тоже. Наверное, я и правда Волшебная Объединялка. Только я вас попрошу… Напоминайте мне об этом иногда. Пожалуйста!
Принц Алегус в своей колыбельке проснулся и требовательно завопил. Он очень нуждался в мамином тепле и готов был напоминать ей об этом как можно чаще.