Грандиозность ледяных чертогов потрясала: ледяные статуи, огромные зеркала, сверкающий пол, северное сияние под потолком. Человеческая фигурка тут казалась маленькой и незначительной — так, досадная черная царапинка на мерцающей глади. Но фигурка целеустремленно двигалась вперед, стремясь к цели, которая теперь была совсем близка.
Позади был длинный путь в царство Снежной Королевы, разные приключения, неожиданные помощники – и лесные разбойники, и лапландский олень, и говорящие птицы, все было… Именно птицы сообщили, что Снежная Королева в отъезде, и именно сейчас есть шанс найти и вернуть то самое дорогое, что ею было украдено. Вот распахнулись двери очередного сверкающего зала, и…
- Герда!
Девушка, сидевшая у великолепного туалетного столика, грациозно полуобернулась.
- Кай? – удивленно приподняла брови она. – Ты как здесь очутился?
- Я пришел, чтобы спасти тебя! – пылко воскликнул он, устремляясь к ней.
- Спасти? – не поняла она. – От кого? Со мной все в полном порядке…
Повисла неловкая пауза.
- У тебя что, амнезия? – осторожно спросил Кай. В сериалах, которые так любила Герда, почти всегда какой-нибудь персонаж внезапно терял память и забывал, кто он, откуда и что с ним приключилось. Значит, надо ей рассказать, что было до похищения. Она вспомнит, и тогда можно будет ее наконец-то обнять…
- Ты помнишь ваш славный домик, утопающий в розах? – задушевно начал Кай. — Телевизор с диагональю 102, который вы купили совсем недавно – ты так о нем мечтала… Твои подруги – ты помнишь их? Твоя старенькая бабушка с ее вкуснючими пирожками… И как мы с тобой на танцы ходили и на каток – помнишь, да?
- Не трудись, про мою прошлую жизнь я все прекрасно помню, — прервала его она. – Мне не понятно, как ты сюда попал?
- Когда тебя украла Снежная Королева, я сразу отправился следом. Но по земле не то, что на снежных санях, гораздо дольше – мне пришлось преодолеть множество препятствий и пережить кучу приключений. Я тебе потом буду рассказывать долгими зимними вечерами. Когда вернемся домой и поженимся…
- Ничего не выйдет, — категорически заявила Герда. – Я вовсе не собираюсь возвращаться домой. Мне и здесь хорошо. Так что коротать долгие зимние вечера тебе придется не со мной.
- Что??? – Кай был потрясен и даже отступил на пару шагов назад. – А ты сильно изменилась… — наконец-то заметил он.
Герда усмехнулась и встала, чтобы он мог хорошенько ее рассмотреть. На ней было дивное искрящееся длинное платье. Ее волосы были уложены в замысловатую прическу и сверкали вплетенными бриллиантиками. Ее спина гордо выпрямилась, ее кожа стала гладкой, как белоснежный атлас, а глаза – холодными, как две льдинки. Их обрамляли длинные, какие-то ненатуральные ресницы – словно изморозь на них осела. Да, его любимая Герда была совсем чужой. Даже фигура другая – талия тоньше, бедра круче, да и бюст…
- Силикон, — объяснила Герда, поймав его взгляд. – Несколько небольших вливаний, где-то откачали, где-то прибавили…
- Зачем? – тупо спросил Кай.
- Теперь мой образ безупречен, — снисходительно улыбнулась Герда. – Благодаря Снежной Королеве я наконец-то достигла совершенства. Ведь я этого достойна!
- Конечно, достойна! – горячо согласился Кай. – Ты и раньше была безупречна… и теперь… Дома все просто ахнут!
- Вряд ли они смогут по достоинству оценить мои чудесные метаморфозы, — скептически покачала головой Герда. – Не тот уровень…
- Ладно, там видно будет. Давай руку, и побежали, пока нас никто не спохватился.
- Никуда я с тобой не побегу, — досадливо дернула плечом Герда. – Ты что, глухой? Я же сказала: я остаюсь здесь.
- Почему? – Кай, похоже, сегодня как-то особенно тормозил.
- Ах, какой же ты непонятливый… — вздохнула Герда. – Ну вот сам подумай… Что у меня было там? Розы, которые вянут? Пирожки, от которых толстеют? Бабушка, которая рано или поздно умрет? Подружки, мечтающие о походе в модную лавку и колечке с бирюзой? И жених, то есть ты…
- Но ты ведь все это любила? – растерянно спросил Кай.
- Ах, я была так молода и глупа! Что я имела? О чем я мечтала? Как это было мелко… Зато смотри, что у меня есть сейчас! – и Герда небрежным движением руки опрокинула шкатулку, из которой высыпались на хрустальный столик самоцветы – бледно-голубые топазы, зеленоватые аквамарины, переливающиеся всеми цветами радуги бриллианты…
- А зачем тебе все это?
- Красиво… - любуясь камнями, ответила Герда. – Пойдем, я тебе кое-что покажу! Не бойся, пойдем-пойдем!
- Я и не боюсь, — самолюбиво пробурчал Кай и двинулся за Гердой к дверям в соседний чертог.
- Вот! – торжествующе сказала она, распахивая дверь и пропуская Кая вперед.
Зал был обширный, но пустой, если не считать в неисчислимых количествах разбросанных льдинок разных цветов, форм и размеров. Кай присмотрелся – и не льдинки вовсе, опять же – драгоценные камни, ну чем еще можно увлечь девушку??? Некоторые из них были сгруппированы в кучки, другие разложены на полу в каком-то определенном порядке.
- На паззлы похоже, — заметил Кай. – Помнишь, мы собирали картинку с прудом и мельницей?
- Ну да, вроде того. Только я должна собрать не дурацкую картинку, а слово.
- Какое?
- Слово «СОВЕРШЕНСТВО». Мне осталось совсем чуть-чуть.
- И что будет, когда ты его соберешь?
- Я стану полноправной наследницей. Этот прекрасный дворец, эти ледяные статуи, эти белые кружевные наряды, эти дивные самоцветы – все перейдет мне. Я стану Снежной Королевой, представляешь?
- Круто! – теперь Кай смотрел на нее, чуть прищурившись и даже немного насмешливо. Казалось, что первоначальный шок совершенно испарился, и он уже не выглядел робким. – А хочешь, я расскажу тебе, что с тобой будет дальше?
- Ну, расскажи… — позволила Герда.
- Ты соберешь слово «СОВЕРШЕНСТВО» и получишь в наследство титул Снежной Королевы. Ты будешь менять платья и украшения. Кататься на санях и развешивать снежные гирлянды на деревьях. Разговаривать с ледяными статуями (ведь больше не с кем!) и любоваться собственными отражениями (ведь больше не кем!). Устраивать балы и принимать гостей – таких же холодных и совершенных, как ты сама. Рано или поздно тебе все это надоест, и ты заскучаешь. Тогда ты отправишься к людям за теплом, но не сможешь его взять, потому что сердце твое окончательно заледенеет. Но там, под ледяной коркой, оно будет плакать и просить любви… И тогда ты украдешь юношу – молодого, горячего, живого! Его будут звать… предположим, как меня – Кай. Ты примчишь его во дворец, ты дашь ему все, о чем он только сможет мечтать, и он будет сидеть вот в этом же зале и собирать из драгоценных льдинок слово… ну, скажем, «ВЕЧНОСТЬ».
Кай умолк, чтобы перевести дух.
- И… что дальше? – Герда, казалось, была ошеломлена той страстью, с которой он рассказывал ей сказку – так убежденно, как будто она уже давно была сложена и, более того, всем известна. Всем, кроме нее.
- А дальше обязательно – слышишь, ОБЯЗАТЕЛЬНО! – во дворце появится девчонка, глупая и безрассудная, но с горячим сердцем. Та, которой будет не все равно, потому что она хоть и несовершенна, зато умеет любить. И она растопит лед в его сердце, и он сбежит с ней к лесным разбойникам, к лапландским оленям, к чертовой бабушке – лишь бы подальше от тебя. А ты будешь метаться по дворцу в бессильной злобе, выть вместе с пургой и швыряться снежными комьями им вслед. Это будет все, что тебе останется.
- Нет! – топнула ногой Герда. – Так не будет! Она никогда не сможет дать ему то, что есть – то есть будет – у меня!
- Ха! У тебя ничего не будет, кроме твоей безупречной и безнадежной фригидности, — дерзко бросил Кай. – Эталонный образец, музейный экспонат, руками не трогать и по возможности не дышать! Вот кто ты будешь – просто необычная ледышка!
- А ты… ты… неотесанный мужлан! Ты мне просто завидуешь! – обиженно захлопала ресницами Герда.
- Было бы чему завидовать, — презрительно фыркнул Кай. – Кстати, не знаю, какое ты там слово собираешь, а только получается вовсе не «СОВЕРШЕНСТВО», я успел разглядеть. Совсем другое слово!
- Какое?
- Ну, какое слово может получиться из букв «П», «О», «А» и «Ж»?
- Да ты… Да я… Я тебя ненавижу! Я тебя уничтожу! – сообразив, задохнулась от возмущения Герда. – Как ты вообще можешь такое нести!
Рассерженная Герда, забыв о манерах и подхватив подол, бросилась за ним, на ходу швыряясь самоцветами. Кай ловко уворачивался и не давал ей приблизиться, стремительно летя от зала к залу – только двери хлопали.
Опомнилась она уже за пределами дворца – когда Кай подхватил ее на руки и ловко забросил в сани.
- Гони! – крикнул он, плюхаясь сверху, и сани с места в карьер помчались прочь от ледяных чертогов.
- Слезь с меня! Кай! Имей совесть! Я тебя побью! – сдавленно кричала Герда, пытаясь выкарабкаться из вороха теплых одеял и скинуть тяжелого Кая. Но он еще и усугубил: прервал ее крики долгим горячим поцелуем.
- Ну что, вижу, помогли мои советы? – прокаркал сверху скрипучий голос.
- Еще как! – на минутку оторвавшись от своего приятного занятия, сказал Кай. – Спасибо, Ворон! Сначала я оробел, а потом вспомнил и сделал все, как ты говорил: разозлил, потом пробежку совершить заставил – и сразу в сани. Ничего, отогрелась уже! Живее всех живых!
- Ну, погоди, я тебе еже покажу! – мстительно пообещала Герда. Она была сердитая, раскрасневшаяся, румяная и невероятно хорошенькая.
- Обязательно покажешь! Буду ждать! – ухмыльнулся довольный Кай. Лапландский олень обернулся и довольно хрюкнул.
… Вечером, поправив одеяло на любимой, которая после долгой дороги, чая с малиной и пирожков с капустой сладко спала, Кай тихонько присел рядом с кроватью, прямо на коврике. Герда и не пошевелилась. Он любовался овалом ее лица – немножко неправильным, но таким милым, ее ладошкой, уютно подсунутой под щеку, непокорными каштановыми завитками возле шеи…
- Даже если ты постареешь… и покроешься морщинками… и растолстеешь от пирожков… и больше никогда в жизни не сделаешь депилляцию… и станешь мохнатой, как пчелка!!! – я все равно буду с тобой, — шепотом пообещал Кай. – Потому что ты теплая и живая, потому что я рядом, и потому что я тебя люблю со всеми твоими недостатками и несовершенствами – такую, какой я тебя повстречал. А самоцветы… не проблема, раз надо – значит, купим. Раз уж вы, девчонки, без этого жить не можете…
Если бы он в этот миг посмотрел в окно, он увидел бы лицо Снежной Королевы, прильнувшее к стеклу. Она холодно и отстраненно, немного печально смотрела на комнатку, в которой пылал жаркий камин, и цвела чайная роза, и в старом кресле умывалась кошка. Но Кай не смотрел в окно, он смотрел на Герду. Поэтому он не видел, как по прекрасному лицу, по белой щеке скользнула сверху вниз какая-то тень — не то снежинка, не то слезинка. А потом стекло и вовсе заволокло изморозью, чтобы никто не мешал влюбленным любить.
Самоисполняющаяся сказка - Пора мне, — сказал Иванушка, затягивая дорожную котомку. - Ну, пора так пора, — скучным голосом согласилась Баба Яга. - Погостил, подкормился, уму-разуму научился… - Угу. - Спасибо душевное за хлеб-за соль, за перину мягкую, за баньку жаркую… Ммммм, эта банька!!! Да, дров я там три поленницы впрок наколол, ежели что… надолго теперь хватит… - Ты не тяни кота за хвост, давай уже, — сурово приказала Яга. – Вон, пирогов возьми в дорогу. - Стало быть, спасибо за все, и будьте здоровы. Пойду я. - Да иди ты! – радушно напутствовала Яга. – Овощ тебе в помощь! - В смысле? - В смысле хрен с тобою! - Хрен всегда со мною… — рассеянно пробормотал Иван. – Ну, все. Обниматься будем? - Еще чего! – сурово нахмурилась Яга. – Долгие проводы – лишние слезы. Давай-давай, двигай, богатырь… Иван вскинул котомку на плечо, отвесил земной поклон и бодро двинулся по направлению к чаще. Яга стояла на крылечке, смотрела вслед из-под руки. Здоровенный черный котяра вышел из избушки, сел у порога и презрительно фыркнул. - Ну и что ты тут расселся? – неприязненно спросила Баба Яга, покосившись на животное. – Опять, небось, жизни учить будешь? - Мммммнннняяяя… а смысл? – иронически прищурился кот. – Ученых учить – только портить… - Вот-вот… и нечего тут ухмыляться. - Кто ухмыляется? – притворно удивился кот. – Я, напротив, скорблю и выражаю соболезнования… в связи, значит, с безвременным исходом очередного подопечного… - А веником? – нахмурилась Яга. - Ученого кота-то? Я вас умоляю! Я ужасно расстроюсь и не смогу ни по цепи ходить, ни сказки сказывать. Так что себе дороже выйдет. - Сказки он сказывать не сможет… Велика потеря… Ты бы, черт мохнатый, хоть раз для меня сказку сложил, для хозяйки своей… А то кормлю-пою тебя, а ты только сторонних клиентов обслуживаешь… - Сказку? Для тебя? Это, например, на какую же тему? - На какую, на какую… Сам, небось знаешь! - Не-а, не знаю, — зевнул кот и стал вдумчиво умываться, вылизывать свою белую манишку. «Опрятный он у меня, зараза», — машинально подумала Яга. - Чегой-то? Неуж сызнова гостей намываешь? Нееее, ты кончай это дело, мне отдых требуется и восстановление душевного равновесия. А то я с этим Иваном-болваном вся утомилась. Ну ладно, ладно, не болваном – дураком… Вот скажи на милость, почему он такой популярный персонаж, этот Иван-дурак? А главное, почему все эти дурачки сюда, к избушке моей, нескончаемой чередой тянутся? Нет, ну это я зря спрашиваю, сама ответ знаю. Бабу Ягу все знают, если мудрости-силенок-волшебства понабраться надо, куда ж еще? К Яге! А опосля он уже вовсе и не дурак, а если и дурак, так удачливый. Ясное дело, дальше ему сказочными дорогами, да в светлое будущее. Так что дело обыденное: помогла – и до свиданьица, скатертью дорога! Кот прекратил гигиенические процедуры и уставился на Ягу – весь такой внимательный, понимающий. - Мннняяяя…. Ну-ну, продолжай, интересная сказка получается… - А чего продолжать-то? Персонаж я, значитца, популярный, уважаемый… Живу в достатке, а если чего и нет – мигом наколдую, я ж волшебница знатная, для меня ничего невозможного нет! А что на отшибе, в глухомани – так это мне как раз по нраву, утомляюсь я среди суеты людской, я природу люблю и тишину…
- Ну и про что тебе сказку сказывать, ежели ты и так всем довольна? - Всем, да не всем… Вот если честно, завидки меня берут: с чего это так устроено, что все Елены Прекрасные, Василисы Премудрые, Марьи-Искусницы и прочие Крошечки-Хаврошечки в конце концов замуж выходят, счастье свое обретают, за мужем живут, как за каменной стеной, а я должна и сама выживать, и еще добрых молодцев морально и материально поддерживать? Кот отвернул морду и язвительно фыркнул. - Ну да! – продолжала рассуждения Яга. – Накорми их, напои, в баньке попарь, советы добрые им дай, самооценку подними, где они по жизни напортачили, растолкуй, а еще и подарки: кто рушничок с оберегом с собой уносит, кто гребень волшебный, а кто и меч-кладенец волочет. Пользуются моей добротой, а я отказать никому не могу. Кот зажмурился и покачал головой, словно тоже ужаснулся: ох, пользуются, вон сколько добра перетаскали! - Оно конечно, по сюжетной линии мне от энтого дела никак не отвертеться, им другие дела сказкой определены, но вот как бы хорошо было, если бы в избушке меня кто-то ждал… Работа работой, а для души тоже кто-то быть должен. Или я не женщина? - Ну так наколдовала бы себе спутника жизни, за чем же дело стало? – удивился кот. - Дык это… Две причины на то имеются. Во-первых, не хочу колдовством, хочу по любви! А во вторых… сама не знаю, какого мушшыну мне надо, — призналась Баба Яга. – За жизнь мою сказочную, многотрудную, кого только у меня не было… да что я рассказываю, на твоих же глазах жизнь шла, сам все видел. Только вот со временем на шею они мне садятся… а мне это очень огорчительно! Потому как я на себе и без того все волшебство мира тащу, а тут еще и они на закорки мостятся… - А это потому что ты привыкла помогать да направлять, советы мудрые давать да штучки волшебные… Тебе разве такой мужчина нужен, который все еще свой путь ищет да подвигов жаждет? Ну уж нет, это не спутники, это – гости в твоей жизни! Тебе мужчина нужен тебе под стать, состоятельный и обстоятельный, у какого не косая сажень в плечах, а голова на плечах да опыт за плечами. - Ох, Котофеич, верно ты про плечи-то глаголешь! – удивленно покачала головой Баба Яга. – Мудёр ты у меня, догаден да придумковат… А я все думаю, что это мне со всеми этими богатырями-царевичами через короткое время скучно становится, аж до оскомины? - А потому и скучно, что как только ты им уже все дала, всему научила, значит, и сказка ваша к концу подошла, — заметил кот. – Ты же баба мудрая, бывалая, разные виды видавшая, вполне героическая, да еще и волшебная на всю голову – на фига тебе царевичи да герои? Тебе верный друг и соратник нужен! - Да-да-да! – горячо закивала Яга. – Правда твоя, Котофеич, очень мне друга и соратника не хватает!!! - А какой он должен быть, этот твой друг и соратник? - Ну, я не знаю, — задумалась Яга. – Как вот так сразу-то определить? - А ты подумай, что тебе больше мурчит. Я вот, например, всегда так делаю. Мурчит – стало быть, нравится. Не мурчит – значит, даром мне этого не нать. - А как оно узнать, мурчит или не мурчит? – озадачилась Баба Яга. – Я ж не кошка все-таки… - Ты-то не кошка? – насмешливо уставился на нее котяра. – Да ты, можно сказать, всем кошкам предок и родоначальница! Нешто забыла? Ты вспомни: когда в животе тепло да приятно становится, как после сметанки с курочкой, это и есть «мурчит». Ну же, давай! - Ну, что же мне мурчит-то? Значит, должен он быть не шибко молодой, жизнь знающий и опыт имеющий. - Умгумммм… — проурчал кот. - Телосложения среднего – не толстый, не костлявый, а так, аппетитный… - Смотри не съешь его под запарку-то, — съязвил кот. – А то прецеденты были! - А чтоб не съела я его, должен он быть с понятием и мне не надоедать, — решила Яга. – Значит, у него должно быть свое занятие. Например, я зелья варю, а он сидит в уголке, в поле зрения, пишет, например, чего-нибудь… или считает… - Значит, образованный должен быть, — подсказал кот. - Ну да. Ученый. - Ученый, значит… А в антимном плане как? - Способный, но обучаемый. Азартный, но в меру. Искусный, но без глупостей. Ласковый, но ненавязчивый. Это вот мне очень мурчит! - И такое возможно, — согласился кот. – Есть такие мужчины на свете, даже и немало. А по хозяйству как? - Чтобы руки у него были нужным концом приставлены и как положено росли. Чтобы и избушку поправить мог, и табурет сколотить, да и поесть приготовить, если что. - Это правильно. А то ты вечно улетишь куда-нибудь в ступе своей, а я тут голодный сижу или на птичек охочусь, как будто и не волшебный кот, а какой-нибудь дикий, камышовый… Так что да, кулинарные навыки одобряемммссс… - Еще хочу, чтобы был он мягкий и пушистый, без излишней агрессии, — вспомнила Яга. – У меня агрессии на двоих хватит, так что пущай гасит, в случае чего. - Хорошо, что вспомнила, — заметил кот. – Тебе под горячую руку лучше не попадаться, в жабу превратишь – не заметишь. - Ага, ага, временами лютую я, это верно… Но если ко мне с понятием, может, и обойдется. Ты вот, бывалоча, подлезешь, об ноги потрешься, помурлычешь – я и оттаиваю… И он чтоб так же умел! - Значит, должен твой друг и соратник быть покладистый и ласковый, к конфликтам не склонный, — уточнил кот. – Ну, дальше думай. - Ухаживал чтоб за мной, — подумав, сказала Яга. – Холил, любил и лелеял. Уж очень мне мурчит, когда меня по заслугам балуют. - Заслужила, имеешь право, — подтвердил кот. - И чтоб я за ним как за каменной стеной! Хочу быть ЗА МУЖЕМ – не перед ним, не под ним, не над ним, а ЗА ним! - Стало быть, ровня тебе нужна, — подсказал кот. – Чтобы и он волшебником был. Ну, в своей области, конечно. А тебе какие больше нравятся – блондины или брюнеты? - По молодости к брюнетам благоволила, — мечтательно зажмурилась Баба Яга. – Жгучие такие, страстные, иии-эххх, стрррасти в клочья!!!! А теперь-то годы уже не те, покоя хочется и взаимопонимания… У самой космы седые, ну и он пусть будет седенький, уютный такой… - Седенький – не серенький, седина – признак мудрости да опытности, — ухмыльнулся кот. – Как насчет зажиточности? - Чтоб ни румян, ни бледен, ни богат, ни беден, а так, посерединке, — решила Яга. – Обеспеченный во всех сторон, словом. Полковник, например, на государственном пенсионе. Избушка-то моя на одну меня рассчитана, так чтоб у него домик был поболе моего, в уединенном месте и в зелени лесной. Да, еще транспорт для нас двоих, а то в ступу вдвоем и не всунешься. Чтобы в страны заморские с ним летать не зазорно было, и чтоб ни в чем себе не отказывать, но и в злате-серебре не захлебнуться. А то, знаешь, у богатых свои причуды… - Знаем-знаем, слышали, а как же, — согласился кот. – Значит, золотая серединка. Еще что? - Еще-то? А чтобы люб он мне был, — застенчиво призналась Яга. – Чтобы как посмотрю на него – так триста лет с плеч долой, кровушка играла и ножка притопывала. Чтобы так меня разбирало, что хоть без ступы в полет отправляйся! Вот это мне однозначно и решительно мурчит! - Раз мурчит – будем брать. Ничего не забыла? - Слушался меня чтоб, — подумав, дополнила Баба Яга. – Не люблю, когда мне перечат. Только чтобы сам по этому поводу не бесился. Добровольно, значит… Но мнение свое чтоб имел и в жизни применял! - Понятненько, нужен умеренный подкаблучник. Ну что, подведем итоги? Интересно тут получается! - Давай, давай, самой интересно! – оживилась Яга. - Посмотрим, кто Бабе Яге в мужья сгодится. Нам нужен друг и соратник, мужчина, близкий по годам, с образованием, то есть ученый, с мудростью в голове и опытом за плечами, умеренный подкаблучник, приятной внешности, в прошлом пусть брюнет, а ныне седой, средней комплекции, жилищно и материально обеспеченный, самостоятельный, работающий и дело свое любящий, с домом просторным и личным транспортом, антимно активный, любящий и нежный, но ненавязчивый, спокойный и уравновешенный, к волшебству склонный, до работы по хозяйству способный, в том числе и готовить, к заморским путешествиям приспособленный, внимательный и понимающий, ласковый и мягкий, для тебя очень даже желанный и на полеты вдохновляющий. Все так? - Все так! Прямо портрет нарисовал! – с чувством проговорила Яга. – Вот такой мне и нужен! - Так это тебе я нужен, Ягуся, — объявил кот. - Чаво??? - Не «чаво», а «кого»! – поправил нахальный котяра. – Ты сама подумай, чей это портрет? Это ж ты ж меня описала, слово в слово! - Ты чего, Котофеич, белены давеча объелся али от старости совсем с ума сбрендил??? Где ж это видано, чтоб волшебницы за котов замуж выходили??? - Я ж тоже не простой кот, а волшебный… — хмыкнул Котофеич, поднимаясь на задние лапы. – Ейн, цвей, дрей! – и кот с отчаянным мявом брякнулся с крыльца, только пыль во все стороны брызнула. А когда встал – тут уже Яга чуть с завалинки не брякнулась. Стоял теперь перед ней не кот, а Мужчина Ее Мечты: ни румян, ни бледен, ни богат, ни беден, средней комплекции и с импозантной сединой в приглаженной прическе, в черном костюме с белоснежной манишкой и белыми же перчатками. Стоял, улыбался во всю свою кошачью морду, усы топорщил. - Эт что? Эт как? – схватилась за сердце Яга. – Глазам своим не верю! - Это потому что ты хоть и Яга, а все ж таки баба, — явно довольный произведенным впечатлением, промурлыкал бывший кот. – Мужчины Мечты, как правило, рядом ходят, а вы всю жизнь на царевичей да богатырей засматриваетесь. Вот так… Сказка Жизни вас совсем неподалеку ожидает, а вы и не замечаете. - Но ты ж со мной с незапамятных времен живешь!!! И ни разу в мужчину не превращался! – все еще никак не могла прийти в себя Яга. - Ну, если ты меня хотела исключительно котом видеть – что же я, навязываться буду? Дамский каприз – закон, а я со всем согласен, как истинный джентльмен и умеренный подкаблучник. - Но как? Как??? Как ты мужчиной-то обернулся??? - Чай, было время волшебству научиться, — скромно заметил Котофеич. – Так-то я кот ученый, если не забыла… Хотя я теперь, конечно, не столько кот, сколько жених. - Тоже мне жених! Ты же у меня на печке живешь, ни кола, ни двора! - Напрасно вы это, мадам! За столько лет уж сумел накопить кое-какие сбережения… И недвижимость, и движимость имеется, даже не сомневайтесь! Я же на печи не просто лежал, я наблюдал, анализировал и к делу применял. - Погоди… Это что же получается? – вдруг прищурилась Баба Яга. – Выходит, я при тебе тут переодевалась неоднократно, а ты, гад, все время с печи подсматривал??? - И не без удовольствия, — галантно ввернул жених. – Незабываемммые ммминуты! - Да я тебе… Да я тебя… А ну, где веник??? На секунду ведь обернулась – веник схватить, а он, подлец, успел быстрее: протягивал ей другой веник, альтернативный, из белых ромашек и синих васильков. Когда только и нарвать успел, шустрый такой? - Мадам, учитывая нашу многолетнюю связь и устоявшиеся отношения, разрешите, минуя конфетно-букетный период, смиренно вас просить: будьте моей женой! Торжественно обещаю сделать вашу жизнь воистину сказочной, поскольку я, Кот Ученый, в сказках толк понимаю, как никто другой! Трепещу, предвкушая ваше положительное решение! - Ой, ну я даже не знаю, — как девчонка, зарумянилась-засмущалась Яга. – Надо бы все-таки как-то пообщаться, узнать друг друга поближе… Хотя чего это я несу, куда уже ближе-то? В общем, я согласная! …Целую неделю лес гудел – такая была свадьба. Население окрестных деревушек дальше опушки и не совалось – повсюду шатались в обнимку пьяные лешие и медведи, кикиморы зазывали случайных путников в чащу предаться запретным удовольствиям, а утомленные гульбой русалки падали с ветвей, как спелые яблоки. Баба Яга была красавица – сияла, как маков цвет. Жених выглядел, как полковник в отставке или посол иноземной державы. Откуда Яга его выкопала, никто не знал. «Вот ведь какого мужика отхватила, старая карга, не иначе, приворожила», — шептались злые языки. Яга посмеивалась, слухи не подтверждала и не опровергала, да и вообще мало разговаривала – больше целовалась. Только безнадежно одинокой кикиморе, которая горько рыдала под кустом, Яга шепнула: - Кончай реветь. Ты пока думай, какой мужик тебе мурчит, ага? Вот вернусь из свадебного путешествия, выдам тебя замуж за Мужчину Твоей Мечты. И всех выдам. Я теперь знаю, как.
Я – зверь. Я – убегаю. За мной по пятам вот уже который день идет она. Охотница.
Я бегу по лесу, петляя и заметая следы. Я не хочу быть пойманным. А Она не хочет, чтобы я ушел. Это – соревнование, тут уж кто кого. Победит тот, кто окажется быстрее, выносливее и, конечно, хитрее.
Иногда мне удается от нее оторваться, она на какое-то время теряет след, и тогда я отдыхаю и кормлюсь. Но она очень хорошая охотница. Нет, не так. ОЧЕНЬ ХОРОШАЯ ОХОТНИЦА. Да, Охотница с большой буквы. Она не отступится. Если только потеряет след. Или увидит другую, более лакомую добычу. Но я не отвлекаюсь на пустые надежды. Я бегу.
Вскоре я опять чую ее запах и понимаю, что она снова идет по следу. Она пахнет приятно, но это – обманка. Вернее, приманка. Этот запах как поводок, он тянет и влечет. Но я – опытный зверь, я знаю, что бывает с теми, кто покупается. Он идет на запах, вдыхая его, наслаждаясь им, туда, где в засаде сидит какая-нибудь Охотница. Запах дурманит, притупляет нюх, сбивает с толку, заставляет терять голову. Если ты попался – считай, все. Рано или поздно она молниеносным движением накинет на тебя аркан – и тогда все. Ты на поводке. На тебя наденут специальный ошейник, и ты перестанешь быть Зверем. С этого момента ты – домашнее животное. Может быть, даже скотина.
Домашним животным быть плохо. Тебя станут кормить по расписанию, приучать к разным штукам – выполнять команды, знать место, ходить на коротком поводке и даже не мечтать о свободе. Свобода – табу. Тобой станут хвастаться как трофеем перед другими Охотницами. Тебя будут холить и лелеять, чтобы твой экстерьер не попортился – иначе твоя ценность снизится, и Охотнице перестанут завидовать. А \они этого не любят. Они ценят свой труд, ту энергию, которую они вложили в выслеживание, преследование и поимку. Да и экипировка для такой охоты стоит немало, и поддержание должной физической формы тоже. Так что если тебя поймали – они считают, что ты должен «отбить» вложения. Иногда на это уходит вся твоя жизнь. Если, конечно, не удастся сбежать и снова уйти в вольные леса.
Так что лучше не попадаться, и я бегу. Ухожу от погони. Расслабляться нельзя: я знаю, что она не отстанет. Если только ей встретится зверюга получше, а таких мало. Я понимаю, почему она так упорно охотится именно на меня – я породистый зверь, достойный представитель своего вида: я сильный и большой, у меня крепкие ноги, мощный торс и богатая шкура, таким трофеем можно будет гордиться всю жизнь.
Старые самцы рассказывают, что однажды плененный уже никогда не будет прежним. Это – существо второго сорта. В его крови навсегда останется память о тех унижениях и ограничениях, которые ему пришлось пережить, и эта память передастся его потомству. Так что «чистые» самки будут его избегать. Они предпочтут вольного, себе под стать. Того, кто не носил ошейник и не ходил на поводке. Так что я бегу.
Надо быть внимательным. Охотницы серьезно готовятся к погоне. Они в совершенстве владеют знанием леса, умеют читать следы, у них есть множество всяких приспособлений для поимки зверя. Капканы, силки, манки, хитроумные ловушки, вырытые ямы, иногда даже ядовитые стрелы. Нет, нет, насмерть вас не убьет – так, временно парализует. Ровно настолько, чтобы догнать и заарканить. Да, в сленге Охотниц есть такое выражение – «заарканить». «Она его заарканила» — значит, еще один дикий зверь не смог уйти. Попался… Но я не попадусь.
Самое плохое – если ей удастся обойти тебя лесом и встать на пути, перекрыв тропу. Тогда самое главное – не смотреть на нее. Куда угодно, только не на нее. Никто не знает, как они это делают, а только вид Охотницы может полностью лишить Зверя воли. Лес его знает, почему… В мире много того, что не надо понимать, а следует просто знать и учитывать. Это как раз тот случай. Не смотреть – и все. А посмотреть-то тянет… Все непонятное и нездешнее привлекает, тем более – Охотницы. Ведь дикие звери, встречаясь на тропе, всегда смотрят друг другу в глаза. Это – честно. Но только не в случае с Охотницами. Это другой вид, и они играют по своим правилам.
Еще надо уметь отключать слух. Голос Охотницы – это страшно. Нет, не так. Этот голос волнует и завораживает, он будоражит кровь и зовет, но это может стать последним приятным воспоминанием в твоей вольной жизни. Охотницы умеют, используя голос, загипнотизировать и увести за собой куда угодно, и ты вспомнишь о том, кто ты есть, только когда уже будет безнадежно поздно.
Иногда – к счастью, редко! – Охотницам помогают их подруги. В основном, как загонщицы. Это если надо загнать зверя в ловушку или яму. Но коллективно они не охотятся никогда, только поодиночке. Одна Охотница – один Зверь. Это ее добыча, и других она не подпустит. Впрочем, бывает, что одного и того же Зверя одновременно облюбовали несколько Охотниц. Тогда одна надежда – что они обнаружат друг друга и передерутся за добычу. Это – выигранное время, а значит – шанс.
В короткие моменты отдыха я мечтаю о том, как однажды весной услышу призывный запах самки. Это – Зов. Я пойду на запах и скоро увижу Ее. У нее будут большие влажные глаза, стройное сильное тело и гордая посадка головы. Она покосится на меня, но никак не выкажет своей заинтересованности. Она, как и я, дитя Леса, и живет по его законам. Она никогда не будет охотиться на самца, потому что рождена свободной. Она будет ждать, пока лучшие самцы не соберутся на Зов, чтобы померяться силой и доказать свое право обладать ею. И когда выявится, кто лучший, она благосклонно посмотрит на него, и станет понятно – она выбрала. И неважно, что с точки зрения других ее выбор может быть сомнителен, его все равно никто не оспорит – самке виднее, кто может сталь лучшим отцом для ее потомства. У нее инстинкт.
Я знаю, что это однажды случится и со мной. И после меня в Лесу останутся мои отпрыски – красивые зверята с золотистыми искорками в глазах, и в их генетической памяти не будет ничего записано об арканах, ошейниках, командах и неволе. Никогда. Ни за что! Я буду добывать для них пищу – для своей самки и нашего потомства, я буду учить малышей всему, что знаю сам: как выживать в Лесу, кто друг, а кто враг, где лучше добывать пищу, и как уходить от Охотниц – тоже. Я буду защищать свой выводок, и если надо, буду биться за них до последней капли крови. Пока они не вырастут настолько, чтобы тоже стать сильными и свободными самцами и самками… Такими же, как их родители.
Эта мысль придает мне силы, и я мчусь напролом сквозь непроходимую чащу, через овраги и буреломы, переплываю речки и взлетаю на косогоры.
Ты не догонишь меня, Охотница. Тебе не сделать меня своей добычей, своим выставочным трофеем. Я убегаю. И да поможет мне Лес!
Маринка водить машину не умела. Да и зачем ей? За рулем всегда муж, ее дело – штурманское, вовремя сказать, куда ехать надо. Так и распределялись у них роли, пока не случилась авария. Да нет, так-то ее муж хорошо водил машину, нарушений не допускал. Не на дороге случилась авария, а в жизни. Вдруг начались у них в отношениях какие-то неполадки. Ну, словно как в машине бывает – не то карбюратор барахлит, не то резина поизносилась. Стала как-то их семейная машина то тормозить, то пробуксовывать, то дергаться на ровном месте. А потом и вовсе встала как вкопанная. Как будто бензин кончился! Маринкин муж объявил ей, что все, мол, прошла любовь, пришла рутина, надоело все, и он уходит. Навсегда. К маме. Такая вот авария. Маринка просто остолбенела и впала в ступор. Как так – «к маме»? Почему уходит? Ведь столько лет вместе прожили, вроде все хорошо было, и достаток, и деток вырастили, и дорога впереди виделась ясной, накатанной. И все жизненные ухабы-рытвины они до сих пор как-то преодолевали, а теперь вот на тебе – «прошла любовь». Ну как так? Ну конечно, Маринка попыталась что-то сделать. Поговорить, объясниться, может, изменить что-то. Ну, как на другой бензин перейти, что ли? Или тюнинг сделать… Но ничего из этого не вышло: муж ее не слушал и стал уже вещи свои к маме перевозить. Решил твердо, стало быть, поменять семейную машину на что-то более современное. У Маринки просто руки опустились. Если бы у него другая женщина появилась – еще хоть как-то понятно было бы. В женских журналах всегда множество советов есть, «как Его удержать», «как отвадить разлучницу», и все такое прочее, что можно было бы в жизни применить. А тут – «к маме»… Мама его Маринку никогда не жаловала, все губы поджимала. Так что не союзник она, и ни в одном журнале советов не найдешь, как быть в таком вот случае. Все, конец. Авария! Транспортное средство восстановлению не подлежит… В общем, ушел муж. И машину забрал. А Маринка и не возражала – она же все равно водить не умеет, на что ей машина, зачем? Вот так и гараж опустел, и семейное гнездышко. Бродит Маринка целыми днями из угла в угол и не знает, чем заняться. Готовить не надо, стирать тоже, хлопот поубавилось, и ехать не на чем, да и некуда. Дети уже взрослые и самостоятельные, у них своя жизнь. А Маринка осталась, как говорится, без руля и без ветрил. И уже подумывала, что ей самой на свалку пора, но тут… От скуки и отчаяния полезла она в Интернет, зашла на какой-то женский сайт и описала свою беду. Так, мол, и так, осталась одна, вся в непонятках. Вроде жили-не тужили, муж за рулем, я при нем штурманом, а теперь ни руля, ни мужа. И как из этой ситуации выруливать – совершенно непонятно. На ее крик души много кто откликнулся. Но советы они давали какие-то невнятные: кто советовал наказать, кто отомстить, кто забыть… А вот один совет ей в душу запал. Уж очень он выделялся из общей массы. БЕЗ РУЛЯ НЕ РАЗРУЛИШЬ. СРОЧНО НУЖНО ПРИОБРЕСТИ РУЛЬ! – вот такой был совет. И ник у этого пользователя было необычный. Птицефея Симороновна – вот как ее звали. Маринка сразу представила себе эдакую полную деревенскую бабуську, птичницу в третьем поколении, носительницу опыта и народной мудрости. Ясное дело, Маринка сразу ей написала, и завязалось у них общение. - А где же мне руль взять? Машина-то у мужа, — написала она. - Известно где. Иди в автомобильные магазины и присматривай. Да сразу не покупай, повыбирай сначала. Маринка в таких магазинах сроду не бывала. Это потому что ни в рулях, ни в прочих автомобильных деталях не разбиралась – все муж приобретал. А тут собралась и пошла. Ой, глаза у нее просто разбежались! С только всяких штуковин непонятных, железяк всяких… Но она честно все осмотрела аж в трех автомобильных магазинах. Вернулась домой и пишет: - Рулей много, и все разные. А как свой выбрать? - А каким тебе рулить приятнее будет? Тот и бери. Руль, он ведь как родной мужчина. Он тебе нравиться должен, тогда сладится у вас. - А может, какой подешевле? – спрашивает Маринка. - А ты что, на дешевых мужиков разве западаешь? – отвечает ей Сипороновна. – Не экономь на себе, дорогая. Жизнью рулить – это тебе не двухколесным самокатом управлять. Какой руль, такая и жизнь!
- Это точно, — вздохнула Маринка, махнула рукой и купила себе самый красивый руль. Дорогой – страсть, но зато он ей нравился. Ну нравился – и все тут! Продавец пытался ей какие-то вопросы задавать, но она ничего не поняла и наврала ему, что в подарок покупает. Ну, он и отстал, а ей только того и надо. Пришлось такси взять – а то с рулем в общественном транспорте ехать было как-то неловко. - О, какая серьезная вещь! – похвалил таксист. – Для вашей машины? - Ага, — пролепетала Маринка, молясь, чтобы он не стал еще вопросы задавать. А то ей и сказать-то нечего. Но он и не задавал, только посматривал уважительно всю дорогу. - Купила. И что теперь? – просигналила она Птицефее. - А теперь начинай рулить потихоньку, — отписала та. – Можешь ситуации разруливать, можешь вираж заложить, можешь поворот судьбы сделать. Только осторожно! Потренируйся сначала. Ты ж водитель начинающий… Маринка сама себе удивляется – ну что за ерундой тетка занимается? – но рулит. Уж очень он приятно в руки ложится, руль-то… Такой солидный, но не тяжелый совсем. Как тут и был, как будто она с рулем родилась. - А как ситуации разруливают? – это она Птицефее пишет. - А ты что, машину не водишь? Надо бы научиться, — отвечает ей Симороновна. – А то когда рулишь, как Бог на душу положит, тогда и аварии случаются. Маринка подумала – и записалась на курсы вождения. А чего ей делать ,времени свободного куча, да и наличие руля в доме как-то мотивирует… Поначалу боялась ужасно, но инструктор ей попался толковый, знающий, он все ее комплексы как-то обошел и первичные навыки вождения дал. А Маринке вдруг показалось, что она и раньше рулить умела. Конечно, дома-то уже натренировалась со своей игрушкой. Инструктор Маринку хвалил, говорил, что способная. А ей-то как приятно было! Ездить Маринке понравилось, и рулить тоже. Дома со своим рулем тренируется, а в автошколе – с настоящим. И так уже ей хочется, чтобы и у нее своя машинка была! Ведь скоро она уже права получит, а где их применять? Не в трамвае же? - Ой, как я хотела бы авто-леди стать! – набирает она в переписке. - Так в чем же дело? - Так и денег нет, и права еще не получила. - А ты не жди! Иди, присматривай себе машину, а дома бери свой руль и рули по направлению к ней. Поняла? - Поняла. А что, подействует? - А ты об этом не думай, ты просто рули! – советует Птицефея. Маринка поехала на авторынок, где с рук машины продают. Ходит, машины рассматривает, с продавцами общается. Маринка ученицей старательной была, много что полезного от инструктора почерпнула. Теперь она уже могла поговорить на их языке, кое-что понимала. Но вот так взять и купить машину самостоятельно – нет, это ей пока боязно было. Одна машинка ей сильно понравилась, просто до ужаса! Маленькая такая, синего цвета «металлик», на жука похожая. Стоила она не то чтобы много, но и немало. Таких денег у Маринки не было. - Присмотрела одну. Очень понравилось. Только купить я ее не смогу, денег нет, — призналась она Симороновне. - Денег нет у тебя в голове, а в мире их предостаточно. Набери ка в «Поиске» симорон-деньги, и начинай их приманивать. - А симорон – это кто? - Это мой папа. По совместительству и мама, — отвечает Птицефея. — Ты не спрашивай, ты делай! Набрала Маринка эти слова – а по такому запросу столько всяких материалов обозначилось! Она читает – и ей смешно: ну как такая чепуха может деньги приманивать??? Но решила попробовать – чем черт не шутит??? И что вы думаете? Заработало! Стали деньги к Маринке слетаться, как птички к кормушке. - А вдруг машинку раньше купят, чем я деньги соберу? – спрашивает она Птицефею. - А ты рули, рули! Вырулишь как раз в нужное место и в нужное время! Есть у Симорона такая присказка: «Нас устроит любой результат. Особенно другой!». Ты его на вооружение возьми, и увидишь, как жить легче станет! - Ох, дела! – дивится Маринка, но все инструкции выполняет. Про аварию свою и не вспоминает – не до этого ей, ведь столько сделать надо! И как раз когда она права получила, вскоре у нее день рождения случился, ей как раз 45 стукнуло. Все ее детки приехали и подарок сделали. Вскладчину. - Ты у нас мама и бабушка современная, вождение вот освоила, молодец просто, гордимся тобою! Мы тут посовещались и решили, что тебе машина нужна. А это наш скромный первый взнос на будущую машину! И конвертик ей вручили. Маринка после прикинула, своих добавила и взяла кредит – теперь на все хватает. Только вот как бы проверить, насколько машинка ей подходит? Новых аварий в своей жизни она не хотела. - А я руль с собой возьму! – решила Маринка. – Будет мне и талисманом, и консультантом. И поехала прямо с рулем! Смотрит, стоит она, родимая, ее дожидается. А продает ее мужчина, такой немолодой уже, приятный во всех отношениях. - Ох, я смотрю, вы со своим рулем, — восхитился он. – А откуда вы знаете, что он к этой марке подойдет? - А это как Золушкина туфелька, — пошутила она. – Не подойдет – другой машинке примерим. - Первый раз вижу женщину, которая к рулю машину подбирает, — удивился мужчина. – Какая вы… оригинальная! А вы сами водите? Может, хотите тест-драйв произвести? - Обязательно хочу, — обрадовалась Маринка. – А то нам ведь с ней долго жить придется. Хозяина, конечно, на пассажирское сиденье пригласила. Вот поездили они по окрестностям авторынка, он еще больше изумился: - Да вы водите просто как ас! Никогда не думал, что женщины так с машиной сливаться могут. Наверное, большой опыт за рулем? - Большой, ох, большой! – засмеялась Маринка. – Ни дня без руления. В общем, машинке Маринка тоже понравилась, и решили они узаконить свои отношения и жить вместе. А дальше они с хозяином отправились документы оформлять. Оказалось, что это он старую машинку продает, а сам себе новую купил – большую, серебристую. И домой они отправились уже на двух автомобилях, каждый на своем. А хозяин бывший так Маринкой увлекся, что пообещал ей подарить все запчасти к ее машинке просто так, из хорошего расположения. Для этого они телефонами обменялись и о встрече договорились. А потом случилось такое. Едет однажды Маринка на своем синем чуде, жизни радуется. На работе оклад повысили и премию дали, вечером – свидание намечено с тем самым мужчиной, у кого она машину купила, мотор работает – как кошка мурлычет, все у Маринки хорошо! Недаром говоря, что в 45 – баба ягодка опять, особенно если у нее в голове симоронский ветерок веет. Его еще Ветром Перемен можно смело назвать, кто симоронить пробовал – тот знает. И тут на перекрестке рядом с ней в соседнем ряду – кто бы вы думали? Муж ее бывший. На той самой знакомой машине, что до их жизненной аварии общей была. Муж ее тоже увидел и аж рот открыл. И на лице его такое выражение, словно он привидение узрел. Конечно, разве после таких аварий, что у них случилась, женщины могут ТАК выглядеть? Нет, они обычно увядают, опускают руки, доживают себе тихо свой век на воспоминаниях о минувшем счастье… Внуков нянчат да пенсии ждут. А тут… И эта супер-пупер-авто-леди – его бывшая??? Не может быть! Все это промелькнуло на его лице, как кадры на кинопленке. А Маринка ему улыбнулась, помахала, дождалась зеленого – и рванула туда, в новую жизнь, где перед ней открыто сто дорог, и все новые и интересные, и главное, что она сама за рулем, и едет не туда, куда везут, а туда, куда хочется!
- Эй, ты! Как тебя там? Собирайся, поехали! - Кто? Куда? Это вы мне, мужчина? - Тебе, тебе! Ты хотела в Город Мечты? Ну так собирайся! - Да, я хотела… Но… Почему вы? Вы вообще кто? Перевозчик? - Ну, почти. Таксист-дальнобойщик, гыыы…. Твой мужчина! - Нет, нет, не может быть! Вы явно герой не моего романа. Не моего! - Ты смелого заказывала? Сильного? Обеспеченного? Ну, так это все про меня! - Извините. Вы какой-то… грубый и невоспитанный. Я с вами не поеду. - Ну и ладно. Кукуй тут одна до пенсии. На мой век вековух хватит, ххха! Покедова!
*** - Привет, крошка! - Ой… Здравствуйте! - Потанцуем? - Так это… Музыки же нет. - Мы будем танцевать под музыку любви! - О, как романтично. А зачем вы меня так сильно прижимаете? Ой! Ой! - Я сгораю от страсти! Я жду не дождусь, когда сорву с тебя последние одежды, и тогда… - Да погодите же вы! Мы же даже не познакомились! Вы имени моего не знаете! - К чему слова? Для двух любящих сердец есть только один язык – язык чувств! Международное эсперанто, так сказать! - Нет, я так не могу! Ну не сразу же? - Ты хотела меня, крошка. Ты просила, чтобы к тебе пришел сексуальный, страстный, нежный… Так вот, это я! Прыгай скорее в мой «ягуар», я увезу тебя в город твоей Мечты. - Нет… Но мы же должны как-то узнать друг друга поближе! - Мне некогда! Вокруг столько чувственных удовольствий, и я должен все успеть попробовать. - Стало быть, вы будете мне изменять??? - Не зарекаюсь, не отрицаю, ничего не обещаю. Не люблю ограничений. Свобода – это единственное, что меня пьянит. - Тогда я с вами не поеду. Мне верный мужчина нужен. - Что ж, я не настаиваю. Кругом столько фантастических женщин, мечтающих упасть в мои объятия и отдаться на волю рока! Асталависта, бэйби!
*** - Здравствуйте, прекрасная незнакомка! - Здравствуйте… Вы тоже за мной – в город Мечты забрать? - О да! Я сам мечтал об этом всю жизнь, любуясь призрачной дымкой заката и бликами на лунной дорожке моря, рыдая от созерцания совершенности мироздания… И вот этот сладостный миг наступил! О, моя дорогая… - Погодите… Вы какой-то такой… восторженный чересчур. - Могу ли я не испытывать восторга, глядя на эти глаза, сияющие, как бриллианты? На эти руки, подобные шеям белых лебедей! Я буду вечно смотреть вам в глаза и сидеть рядом! И любоваться, любоваться! - Пардон, а работать вы когда будете? - Работать? - Ну да, чтобы семью обеспечивать? - О, не терзайте мне сердце! Я не смогу надолго оторваться от своей возлюбленной… От вас! Вы же сами в мечтах обозначали: «чтоб от меня – ни на шаг, и в сторону не смотрел». Так вот, я такой и вымечтался! - Но на что мы будем жить? - Вселенная даст нам все необходимое! С милым рай и в шалаше, это общеизвестно. - Ну да… Когда шалаш трехкомнатный и благоустроенный. - Я осыплю наш шалаш розовыми лепестками, я постелю вам под ноги утренний туман! - Нет, пожалуй, я подожду. А то как-то нестабильно все. И вы так много говорите! Как-то нереально все, как в постановке. - Ах, ах… Вы разбиваете мне сердце! Пойду забудусь в грезах о несбывшейся любви! - Идите, идите… Тоже мне, мечтатель! Утренний туман на хлеб не намажешь, на ноги не обуешь… Нет, это не мой мужчина, явно не мой!
*** - Добрый день… Извините, я очки протру, запотели… Это от волнения! Разрешите с вами познакомится! - Город Мечты? - Да, да! Я – ваш мужчина, пришел отвезти вас в Город Мечты. - Какой-то вы, простите, неказистый! Полноват… Рыхловат… Низковат… Лысоват… Очки вот опять же… - Но зато я добрый, умный, работящий, домовитый! - Нуууу… Для домашнего употребления, может, и ничего. Но вот «на выход»? Не знаю, не знаю… - А что «на выход»? Ноги есть, как-нибудь выйду! - Да при чем тут ноги? Я о фактуре! - Ах, о фактуре… Ну извините, с виду я не мачо, конечно. И по натуре тоже… Но зато добрый, умный, работя… - Слышала уже! Дело в том, что у меня идеал другой. Вы не обижайтесь! Но вот я не представляю, как вы сможете меня защищать. Вас самого-то защищать надо. Какой-то вы… беззащитный на вид. Не то Колобок, не то Вини-Пух. Не идеал! Нет, не идеал! - Ну да, драться я не умею. Зато винегрет делаю божественный! - Вот и идите домой, винегрет делать. Я, пожалуй, все-таки подожду. Своего мужчину!
- Давно сидите? - Ох, давно… - Скучаете? - Пожалуй, скучаю. - Я присяду? - Да на здоровье! - Я хочу предложить вам руку и сердце и пригласить вас переехать в Город Мечты! - В Город Мечты? Чьей – моей или вашей? - А вы в какой хотите? - Уже и не знаю… Вы, что ли, тоже мой мужчина? - Пожалуй, да. Спокойный. Надежный. Уравновешенный. Стабильный. - Ага… Вижу. А еще серый какой-то весь, скучный. Безнадегой от вас веет. Что предлагать-то будете? - Совместную жизнь в законном браке. Вы одиноки, и я одинок. Вместе плыть по житейскому морю веселее. Будем друг другу помогать, поддерживать… - Ыхха-аха-ааа… Извините… Что-то зевать потянуло. Как-то вы на меня сон навеваете. Мне с вами не в Город Мечты охота, а в гамак, и чтоб не кантовали. - Так спокойствие же… Стабильность! - Ну на фиг… Сонное царство какое-то. Ни драйва, ни кайфа. Нет, не поеду с вами. - Жаль… До свидания.
*** - Слышь, брат-ангел! Замучился прямо! Девушка заждалась, скучает, страдает, а я уже не знаю, кого ей послать? - А в чем проблема? - Да мечты у нее какие-то расплывчатые! Вроде красиво, а зацепиться не за что! Деталей-то нет! - О чем мечтает-то? - Да о чем? О чем все девушки мечтают! Чтобы появился Ее Мужчина и увез ее в Город Мечты. Я ей мужчин посылал, вроде все как просила, но ей не нравится. Сидит, скучает, дальше мечтает. - А что за Город? - Такой же туманный, как и все ее мечтания. Не то Нью-Йорк, не то Улан-Батор, не то и вовсе Великий Устюг… - А! Ну ясно. Ты, ангел мой, внуши ей, чтобы нарисовала картинку как следует! Тогда и тебе легче будет, да и ей тоже. - Картинку, говоришь? Это дело! А насчет мужчины? - А отправь ей заготовку! Пусть сама детали дорисовывает! - Спасибо, брат!
*** - Девушка, взгляните на меня! - А? А-а-а-а!!!! Боже мой! Что с вами??? На вас лица нет! - Ну да, нет. На мне и тела, собственно, нет. Обратите внимание, я вообще только контуром обозначен, а внутри сплошной туман. Заготовка, так сказать! - Д-для чего… заготовка? - Для вас. Я – заготовка для вашего будущего мужчины. Создайте меня! Наполните красками! Оживите меня! - В каком смысле? - Я такой, каким вы меня представляете. У вас в голове пока нет моего четкого образа. Так, расплывчатые пожелания. «Чтоб не пил, не курил, мне цветы всегда дарил…». И пока все! Мне трудно сложиться в четкую картину. Помогите мне! - А… зачем? Разве мой мужчина еще не родился? - Да родился, родился! И даже вырос. Но вы его не замечаете, потому что в голове туман сплошной. Образ у вас туманный, понимаете? - Ээээ… Это я должна сделать? - А кто же? Кстати, о Городе Мечты. Почему бы тебе не подняться с этой скамейки и не поехать туда самой? - Куда – самой? - В Город Мечты! - А где он? - Ну, я не знаю. Твоя же мечта! Или она у тебя такая же нереально-туманная, как и Твой Мужчина? - Похоже, да… Что делать-то? - Нарисуй почетче, чего хочешь! За тебя все равно никто не сделает. Прорисуй детали, добавь цвета. Глядишь, и сама поймешь, и тебя поймут… Хотя бы попробуй!!!
*** - Покажите мне, пожалуйста, вон тот мольберт. Да, который легко переносится! А краски у вас в продаже какие имеются? Мне – акварель, и чтобы цветов побольше! Кисточки тоже, два набора. - Вам для этюдов? - И для этюдов тоже! Буду эпическое полотно рисовать – Город Мечты! - С натуры? - По воображению! - Тогда возьмите еще восковые мелки, они раскрытию воображения очень способствуют! - Хорошо, посчитайте. Подскажите, я ничего не забыла? А то я художник начинающий, могу и что-то важное пропустить. - Разрешите, я вмешаюсь в ваш разговор. Понимаете ли, я – опытный художник. И мог бы вам помочь сориентироваться. И даже кое-чему научить. Если вы не против! - Я? Конечно, я не против! Даже с радостью! А вам не жалко времени? - Я услышал про Город Мечты. Я сам давно хотел его написать, но все как-то рутина заедала. А вы – вы такая вдохновенная, я вижу, у вас просто творческий порыв! У вас определенно получится писать Город Мечты. Может быть, сделаем это вместе? Будем сидеть рядом и переносить свои образы на общий лист, да? - Ой… Девушка! И два складных стульчика, пожалуйста! Господи боже мой, вот так всегда, когда совсем не ждешь… - Настоящее чудо и должно быть неожиданным, правда? Иначе какое оно чудо…
В зоомагазин влетел мужчина. Он был то ли нетрезв, то ли просто очень расстроен – в общем, явно не в себе. Продавец, только что собравшийся было почистить клетку амазонского попугая, закрыл дверцу и поспешил навстречу посетителю. - Чем могу служить? – спросил он, внимательно вглядываясь в расстроенное лицо мужчины. - У вас Птицы Счастья есть? - Птицы Счастья? Смотря что вы имеете в виду под счастьем, — ответил продавец. Мужчина уставился на него долгим непонимающим взглядом. Продавец был немолод, если не сказать «стар». Такой старичок, в синем халате с эмблемой магазинчика на нагрудном кармане – «Ваше маленькое счастье», так назывался магазин, в сатиновых нарукавниках, а на голове тюбетейка. - Какая разница, что я там понимаю? – наконец вымолвил мужчина. – Ничего я не понимаю. Просто у меня была Птица Счастья. А потом улетела. И все. - А как она выглядела, ваша Птица? – участливо спросил старичок. – Погодите, я сейчас. Марина! Маришечка! Из подсобки вышла женщина, на ходу вытирая тряпкой руки. - Мариша, подмени меня в зале, — попросил старичок. – Я молодым человеком займусь. Он… особенный клиент. Мариша молча кивнула и встала за прилавок. - Пройдемте со мной, так сказать, в недра, — предложил старичок. – Разговор о Птице Счастья не терпит суеты. Я дам вам чаю, а вы мне все расскажете. Хорошо? - Хорошо, — вздохнул мужчина, и в глазах его появилось осмысленное выражение. Он послушно двинулся за старичком. В недрах оказалось тесновато, но уютно. Среди мешков с собачьим кормом, штабелями коробок с кошачьими туалетами и пустых клеток притулился столик с креслами, куда старичок и усадил мужчину. - Ну вот теперь мы включим чайник, расслабимся и побеседуем спокойно. Побеседуем? - Побеседуем, — обреченно кивнул мужчина и заплакал. - Ну-ну, поплачьте, отчего же нет? Слезы – это естественный обмен веществ, выводит из организма соли горя и камни печали. Вот вам салфеточка. А вот и чаек поспел. Вам с сахаром? - С сахаром, — кивнул мужчина и высморкался в салфеточку. – Прошу прощения, что-то я сорвался… - Ничего-ничего! Даже у птичек нервные срывы бывают. Еще какие! - Может быть, у нее тоже этот… нервный срыв? – с надеждой спросил мужчина. – Это же лечится? - Иногда – лечится, — осторожно сказал старичок. – Вот ваш чаек. С сахаром. Вы мне расскажите, в чем дело, а то для диагноза слишком мало информации… - Вот фляжка, в ней коньячок, вы в чай накапайте. А то я не могу так… - Не волнуйтесь, вот, накапал, вы говорите, не останавливайтесь. - У меня была Птица Счастья, — начал мужчина. – И она улетела. А я без нее не могу. Вот, пожалуй, все. - Сочувствую, — искренне сказал Старичок. – У меня тоже бывало такое. Очень переживал. - От вас тоже улетала Птица Счастья? – вскинулся мужчина. - Нет-нет. Другие птицы. Но тоже – очень, очень редкие! - Другие – это неважно. Другие пусть летят куда хотят. Даже редкие! Мне Птица Счастья нужна. Я к ней привык, — мужчина обхватил голову руками и даже застонал. - А она к вам? – спросил старичок. - И она ко мне! – горячо уверил мужчина. – Столько лет вместе! Вы и не представляете! - Но тогда как случилось, что она улетела? - Дура потому что! – отчаянно сказал мужчина. – Ну где, где она лучше найдет?
И мужчина горестно отхлебнул из своей заветной фляжки. - Не понял, — приподнял брови старичок. – Лучше чем что? - Не что, а кто, — поправил мужчина. – Чем я. Помогите мне, прошу вас! Вы же специалист. - Ну да, специалист, — согласился старичок. – Четвертый десяток лет в зоомагазине работаю. Ну, давайте, попробуем. А какая она была, ваша Птица Счастья? - Она… ну, такая! Красивая! Стройная такая. Глаза у нее были… Кажется, карие. И крылья! Крылья точно были. - А цвет оперения? - Ну, я так с налету не могу сказать. Она такая… светилась. Сияла. По первости. А потом… Не помню! Кажется, серый. Или бежевый? - Вы вспомните, это же важно! Ну, может, какие-то особые приметы? - Она вообще была особенная. Только я не помню, в чем там дело. Мы же много лет вместе! Я замечать перестал. А, да! Окольцованная она была. Кольцо на лапке, да. - Молодой человек, это вы зря. Когда птиц перестают замечать, они очень расстраиваются и могут даже заболеть. Или улететь. А кольцо на лапке… Это у многих, поверьте. - Но я же не знал! Я думал, что если она у меня живет, то никуда не денется! - Но вот делась же… Значит, была причина. Может, ей с вами плохо стало? - Да почему плохо-то? Как всегда. Я ей крылья не подрезал, ноги не связывал. Все нормально было, — сокрушенно покачал головой мужчина, вновь отвинчивая колпачок фляжки. - А как вы ее кормили? Вовремя? И тем ли, что она любит? - Да она сама кормилась! Я и не вмешивался! Выбирай, что хочешь! Она еще и меня кормила. - Вы вспомните, может, вы ее чем-то обидели? - Да я вообще к ней не лез! Свобода полная! - Может, тем и обидели, что совсем не лезли? Внимания ей мало было, ласки. - Ну какое ей внимание??? Взрослая же птица была. Должна понимать: я же рядом, на глазах, не с кем-нибудь, с нею! - Ну, не может же быть, чтобы она вот так ни с того-ни с сего улетела! Птицы Счастья беспричинно не улетают. Вы должны были заметить, что что-то не так. Они обычно дают об этом знать, разными способами, длительное время. А улетают – уже когда совсем невмоготу. Вы ничего такого не замечали? - Не замечал. Да я и не смотрел, честно говоря. Я приду, рюмочку-другую накачу – и счастлив. Она по дому порхает, щебечет чего-то, а я и не вслушиваюсь особо. Мне ведь главное что? Что она дома. Что есть. Вы вот что, каждый день всех своих птиц слушаете, что ли? - Я – да, каждый день и всех. Иначе какой я хозяин зоомагазина? Мне мои птицы дороги. Вы меня про любую спросите – все расскажу. Возраст, особенности, привычки, приметы. Я с ними каждый день разговариваю, чтоб не заскучали, не заболели. - Но я же не хозяин зоомагазина! Я живой человек. Мне тоже надо как-то расслабляться. Вот, коньячок, отличное средство… - Так у вас же Птица Счастья была! Неужели вам ее песен недостаточно было? Для расслабления? - Ну, недостаточно. Привык я как-то уже к ее песням. Поет и поет. Да я уже и не помню, она вообще-то пела? По-моему, только чирикала. Щебетала что-то. - Молодой человек, вы извините, но, по-моему, вы как-то неправильно к вашей Птице относились. Без должного внимания. Ведь Птице Счастья надо создавать особые условия! А вы как-то так, вполнакала… Я даже не понимаю, почему вы так переживали, когда влетели ко мне в магазин? - Как почему??? Разве непонятно??? Она мне нужна! - А зачем? - Ну, как зачем? Чтобы счастье приносила. - А вы, вы не пробовали приносить ей счастье? - Я? А при чем тут я? Я ей счастье принес, когда в дом взял. Дальше уж пусть она. Для того и брал. - Вы чай допили? - Ага, допил! - Ну и хорошо. Простите, молодой человек, ничем не могу вам помочь! - Как? Почему? Вы же специалист! - Ну да, я специалист. Может, у вас еще появится Птица Счастья. Когда-нибудь, когда вы многое поймете и измените в себе. Если захотите узнать, как с ней правильно обращаться – милости прошу, поделюсь всем, что знаю. А пока… И не мечтайте. Не вернется. - Но почему, почему? - Я вас внимательно выслушал, и могу вам сказать… Она пыталась дарить вам счастье. Это ее сущность, знаете ли. Но вы же его просто не берете! Если Птица Счастья превратилась для вас в мимолетный фон с эффектом чириканья, о чем говорить? - И что же теперь со мной будет? - Ах, голубчик! Вы бы хоть раз спросили, что будет с ней! - Ну, что? - А с ней все будет хорошо. Она просто полетела искать того, кто ее ждет. Найдет обязательно! Вы и не представляете, сколько достойных мужчин ищут свое счастье. Он проводил мужчину до дверей. Тот размахивал фляжкой и бормотал: - Ничего, ничего! Я тебя приманю! Я знаю, как птиц приманивать. Невелика наука. Свистульку-манок сделаю… Проса насыплю… Клеточку почищу… Пожалеешь еще, вернешься! Счастье ведь в чем? Чтоб была! И все… Старичок захлопнул дверь и повернулся к Марише, стоящей за прилавком. - Счастье мое, пойди, отдохни! Я там чайник включил, мое сокровище. Попей чайку, а я пока тут с чисткой закончу. И скоро закрываемся! Хочешь, домой пешком пойдем, прогуляемся? - Хочу, — расцвела Мариша. – И чайку хочу, и пешком прогуляться. Мариша ушла в подсобку, а старик прошел к дальнему ряду клеток и открыл одну из них и достал оттуда птицу. Оперение у нее было тусклое, глаза полузакрыты, а вид усталый и даже нездоровый. - Девочка моя, солнышко, красавица! Сейчас я тебе перышки почищу, водички налью, покормлю. Настрадалась, милая? Ничего, все уже позади, хорошо, что сюда залетела. Здесь ты поправишься, отдохнешь, засияешь, и голос вернется. Птичка моя, жизнь только начинается! Птица искоса глянула на него продолговатым глазом и прижалась головой к его ласковой руке. Старик, похоже, действительно хорошо знал, как обращаться с Птицами Счастья.
Как известно, чудеса случаются в тех местах, где в них еще верят. В нашем мире высоких технологий нам проще верить в торжество науки и могущество механизмов, чем в чудеса Мира. А когда-то давно люди искали Чудес, жаждали их – и, разумеется, получали. Так случилось и с одним молодым человеком, который умудрился влюбиться… в Солнце!
Он был очень мечтательный и романтичный, этот юноша. Он носил очки с толстыми стеклами, потому что очень много читал и этим испортил себе зрение. Но от этого его страсть к чтению не утихла, и он любил проводить дни в беседке или на скамеечке у пруда, предаваясь перечитыванию любимых романов или сочинению стихов (кстати, довольно скверных!).
И вот однажды он увидел деву, которая выходила из пруда. Дева вся была в золотом сиянии, словно сотканная из солнечного цвета. Юноша открыл рот и замер – он не мог понять, есть ли на деве одежды, а потому не мог сообразить, что будет приличнее и уместнее – затаиться, чтобы не смущать купальщицу, или напротив – обнаружить свое присутствие, дабы не подсматривать.
Хотя, честно говоря, «посматривать» ему было затруднительно – даже в сильных очках он видел плоховато, и фигура девы представлялась ему весьма расплывчатой. Пока он раздумывал, то бледнея, то краснея, дева удалилась вдоль берега и скрылась за деревьями.
Спал юноша плохо и беспокойно, ему все время мерещилась солнечная дева, а наутро он схватил кипу бумаги, перо и кинулся к пруду. Так он выбрал укромное местечко в резной беседке, увитой плющом, и стал с трепетом ожидать второго пришествия прекрасной незнакомки.
Его терпение было вознаграждено только после обеда – дева явилась и вновь купалась в пруду, а он, кусая губы от волнения, лихорадочно записывал стихотворные строки, которые в изобилии приходили ему на ум. Любовь, она, знаете ли, вдохновляет – а наш юноша влюбился, в этом не было никаких сомнений.
Она всегда приходила в одно и то же время, и только в солнечные дни, поэтому неизменно являлась в солнечном сиянии, в обрамлении бликов на ряби пруда. Разумеется, она могла быть кем угодно – служанкой, цветочницей или дочерью соседей по даче, ведь купаться в пруду имеет право каждый, кому это придет в голову. Если бы юноше пришло в голову выяснить, кто она такая, это не составило бы большого труда. Но он вовсе не стремился узнать правду – ведь он уже придумал себе красивую легенду о Солнечной Деве, которая нашла себе уединенное место для купания именно здесь, и сходит с небес на землю, чтобы ненадолго почувствовать себя обычной женщиной.
Уж конечно, он никогда не решился бы свести с ней более близкое знакомство — скромный поэт не пара Солнечной Деве, но вот так, на расстоянии, можно было вполне позволить себе любоваться ее ослепительным сиянием. Наверное, так бы и продолжалось до конца купального сезона, если бы однажды Солнечная Дева не нарушила эту идиллию. Как-то раз она, против обыкновения, не удалилась по берегу, а направилась решительным шагом прямо к нему.
— Ну-с, господин хороший, и долго вы намерены подглядывать за честной девушкой? – насмешливо обратилась к нему она.
Молодой человек, вскочив, уронил книжку, затем очки, затем запутался в собственных ногах, и все это под громкий хохот Солнечной Девы – надо отметить, довольно вульгарный!
— Ну что же вы молчите и потеете, неуклюжее создание? Уж не намерены ли вы мне сделать предложение? Что, нет? Тогда имейте в виду – в следующий раз я приду купаться в сопровождении полиции, и вам не поздоровится!
— Эээ… Ооо… — только и смог выдавить совершенно потерявший дар речи юноша.
— Не трудитесь. Меня не интересуют ваши оправдания. Вы просто шалунишка, и я запрещаю вам продолжать это. Или… может, станем купаться вместе? – и она вновь захохотала, наслаждаясь его смущением. А после этого она совершила неслыханную дерзость: она притянула его к себе и поцеловала прямо в губы долгим и страстным поцелуем. Ее объятия оказались горячими, а поцелуй расплавил остатки разума на некоторое время.
Как удалилась Солнечная Дева, он почти не запомнил, потому что далеко не сразу после ее исхода он нащупал на полу свои очки и смог хоть как-то сфокусировать зрение. Солнечной Девы уже не было видно, но это и к лучшему. Юноше надо было прийти в себя и обдумать то, что случилось.
Ах, эти доморощенные поэты – они такие чувствительные и ранимые натуры! Им трудно приспособиться к грубой действительности, они предпочитают лакировать ее и облекать в метафоры и гиперболы, после чего действительность обычно уже сама на себя не похожа. Так поступил и наш юноша.
Он не мог допустить, что с такой тщательностью продуманный и запечатленных в стихах образ Солнечной Девы превратится в какую-то не очень умную, совершенно нетактичную, а быть может – о Господи! – и некрасивую девушку. Нет, этот вариант он исключил сразу. Поэтому, промучившись всю ночь и исчеркав гору бумаги, на следующий день он не пошел к пруду, а отправился на задний двор, где долго, щурясь, смотрел на солнце, пытаясь разглядеть там образ Солнечной Девы. К вечеру, когда его глаза уже совершенно воспалились, он счел, что на миг увидел ее и очень обрадовался.
— Вот! – торжествующе сказал он. – Солнечная Дева существует, она там, наверху, и она живет где ей и полагается — на Солнце. И она любит меня – вчерашний поцелуй тому доказательство! А то, что она говорила до этого – ерунда, это мне просто послышалось. Наверное, перегрелся на солнце. Я больше не пойду туда!
Именно так он и поступил. Но уже на второй день он понял, что должен видеть Солнечную Деву, любоваться ею и ловить блеск ее лучей. И еще – чтобы она ласкала и целовала его, ведь это было так приятно! Но не в своем земном обличье, в котором она явилась ему у пруда, нет! Он жаждал любви той, что жила на Солнце. С его точки зрения, это было вполне возможно – ведь изливает же она лучи любви на землю, деревья и даже на пыльные придорожные лопухи.
Теперь юноша каждый день выходил на задний двор и часами простаивал, протянув руки к Солнцу и тихо шепча ему стихи и признания в его самых нежных чувствах. Ему казалось, что Солнечная Дева отвечает ему, и он даже чувствовал на себе ее нежные теплые поцелуи. Порою казалось, что он пустил корни и прирос к одному месту, став похожим на дерево или куст. И он уже начинал ревновать свою любимую к другим растениям – ему казалось, что он имеет право на особое отношение.
И однажды он воскликнул со всем пылом и страстью:
— О моя возлюбленная, Солнечная Дева! Как я хотел бы быть особенным цветком, чтобы ты отличала меня и дарила мне свое особое благорасположение! Я был бы верен только тебе и не сводил с тебя взгляда от рассвета до заката, и прославлял бы тебя, отражая твой сияющий ореол!
Когда ТАК умоляют, Вселенная не может остаться равнодушной. Она просто обязано как-то отреагировать. Ведь если в желание вложено такое количество энергии, ее надо во что-то трансформировать! Обычно она и превращается в самое настоящее Чудо. Так случилось и на этот раз.
— Хорошо, да будет так! – прозвучал тихий голос с небес.
И в следующий миг вместо юноши на заднем дворе стоял… подсолнух! Если бы они стояли рядом, цветок и юноша, каждый отметил бы, что они похожи. Он был высокий и тощий, этот подсолнух, его большая черная корзинка, полная семян, напоминала круглые очки с выпуклыми линзами, а обрамление из множества длинных желтых лепестков – свет его любви к Солнечной Деве.
И став растением, он продолжал поклоняться предмету своей страсти. С восходом солнца он устремлял на нее влюбленный взгляд, и в течение дня цветок послушно поворачивался вслед за солнцем, воздавая хвалу Солнечной Деве.
Его верность солнцу достойна самого искреннего восхищения. Нет, нет, нет, он был далеко не самым первым подсолнухом на свете! Ведь эти цветы были известны еще древним цивилизациям инков и майя, а с кораблями Колумба прибыл и в Новый Свет. Но этот юноша достоин отдельной легенды, потому что в наш жестокий и прагматичный век он сумел сохранить умение любить и веру в то, что невозможное возможно.
И еще этот подсолнух на заднем дворе напоминает всем о том, что если ты очень любишь, если невероятно сильно мечтаешь о чем-то, жизнь способна творить истинные Чудеса!
Я – Дюймовочка. Та самая, из сказки. Только Ганс Христиан Андерсен слегка приукрасил мою историю – ну, что с него взять, сказочник! А они все любят преобразовать и пригладить шероховатую реальность… В целом сюжет он изложил верно. За исключением одной подробности: у меня было три неудачных замужества, прежде чем я встретила Мотылька. Впрочем, и последнее замужество не то чтобы идеал, но не буду забегать вперед… Вернусь к моим мужьям. Да, вы правильно поняли: никакого чуда в самый последний миг не происходило, спасение не наступало, и я шла под венец с очередным претендентом, после чего начиналась так называемая семейная жизнь… Сколько я себя помню, я всегда мечтала о крыльях. О свободном полете, о белых облаках и упругих воздушных потоках. Ничего такого в моем детстве не было. От мамы я сбежала, как только стала совершеннолетней. Мне вовсе не хотелось повторить ее судьбу! Немолодая одинокая женщина с ребенком на руках – нет уж, извините-подвиньтесь! Я решила, что в нашем захолустье я никогда не найду себе подходящего мужа, а мне хотелось другой жизни – яркой и веселой. Чтобы можно было беспечно летать, парить и упиваться причудливостью своих виражей. И чтобы рядом парил Он – такой же легкий и нежный. И однажды ранним утром я столкнула свою ореховую скорлупку в ближайший поток – и отправилась завоевывать мир. Моим первым мужем был молодой Жаб. Думаю, он меня по-настоящему не любил – просто был невероятно жаден до удовольствий и амбициозен. Я для него была просто редкой диковинкой, приплывшей в ореховой скорлупке. Он такой гламурной девочки отродясь не видел – как выкатил глаза, так и остался пучеглазым на всю нашу недолгую совместную жизнь. Разумеется, вы можете меня осуждать – но сами подумайте, куда было податься одинокой девочке, впервые попавшей в большой мир? Тут и за Жабу пойдешь, и за кого угодно. Мне нужно было хоть как-то закрепиться и натурализоваться. А прописку на Болоте получить не так-то просто! Моя свекровь была настоящей Жабой. Она все время подпрыгивала и квакала, уча меня уму-разуму. По ее мнению, я все делала не так, и вообще была какой-то нескладехой. Конечно! В их семье эталоном красоты считался рот до ушей и округлое брюшко. Я такими прелестями не обладала, и она смотрела на меня с плохо скрываемым презрением. Но это еще можно было как-то перенести… Хуже был мой муж. Он хотел от меня любви и наслаждений. Но я не могла без содрогания ощущать на себе его скользкие холодные лапы, смотреть на его бородавчатую кожу, прижиматься к его рыхлому бледному брюху. Это было выше моих сил! Самое печальное, что он был слишком простым для моей утонченной натуры. Его занимали обыденные земные радости, а мне хотелось мечтаний, порханий, полета! Мне хотелось кружиться среди цветущих трав, а он заставлял меня сидеть в нашем семейном гнездышке и думать о запасе комаров на зиму и будущем потомстве. Я терпела, пока не освоилась в Болоте настолько, что могла уже и сама сориентироваться, где тут что находится и как это использовать. «За Жабу – больше никогда!» — сказала себе я – и сбежала. Бедной, но красивой девушке не так-то просто самой искать себе средства к существованию. Надо было срочно искать себе покровителя. Тут мне подвернулся Жук-джентльмен. Он вращался в самых высших кругах и был настоящий жук. О, как меня поразил его бронзовый фрак, когда я впервые увидела его на лесной поляне! Какие у него были шикарные усы! Его фамилия была Колорадский. Иностранец – ну о чем еще можно было мечтать? «Это подходящая партия!», — подумала я и начала завлекать его по всем правилам записных кокеток. Разумеется, Жук не устоял. Да и кто может устоять против женщины, поставившей себе конкретную цель? Мы знаем, как пройти мимо, как бросить взгляд, что сказать и как улыбнуться. Мы умеем выгодно подчеркнуть все свои достоинства. Мы умеем «казаться», и этим самым можем обмануть любую особь мужского пола. Конечно, Жук решил, что я – самая подходящая жена для него и очень быстро сделал мне предложение. Так я стала леди Колорадской.
Ах, началось золотое время! Он ввел меня в высший свет, я приготовилась блистать на балах, но… К моему крайнему негодованию, я не была принята. Никто не оценил по достоинству мою миниатюрную фигурку и стройную талию, никого не волновала моя изящность и утонченность. Они смотрели не на меня, а сквозь меня. У дам все разговоры были о каких-то чудодейственных нектарах, заморских цветах и косметической пыльце, о которых я слыхом не слыхивала. У джентльменов же – о курсе валют, форме закрылков и длине усов. И еще о делах: они занимались, кажется, обработкой картофельных полей, хотя я особо не вникала. Может, и капустных. Мой муж был все время занят, а мне приходилось скучать, потому что никто не приглашал меня в свою компанию. Я сидела дома и скучала, а муж прилетал ненадолго – только рассказать мне, какие у него успехи в бизнесе и сколько гектаров он сегодня прибавил к предыдущим. Иногда от него дурно пахло. «Ядохимикаты!», — объяснял он, а я обмирала от ужаса. Только токсикомана мне не хватало! Муж советовал мне изучать этикет и историю их сообщества, чтобы стать ближе к диаспоре, но мне не хотелось. Почему я должна подстраиваться под каких-то иностранных жуков? Они часто жужжали на своем языке, которого я не понимала, и учить мне его вовсе не хотелось. Они – жуки, я – Дюймовочка, и этим все сказано! Они так и оставались для меня чужаками. Поговорить мне по-прежнему было не с кем и не о чем. В общем, от скуки я стала все чаще спускаться вниз, погулять по зеленой травке. Там я и познакомилась с Мышью. Это была очень приятная на вид особа. Такая здравая, практичная и очень понимающая. Она стала той отдушиной, которой мне так не хватало. С ней я могла поговорить обо всем на свете, а главное – о моей несчастной судьбе, и она всегда находила нужные слова. Она горячо соглашалась со мной, что я необычайно хороша, что достойна лучшего, и нет смысла жить с тем, кто мне не подходит. Исподволь, потихоньку она внушала мне, что я должна бросить своего Колорадского и делать карьеру модели – с моей-то фигурой, с моими данными! И какую девичью голову не вскружили бы такие перспективы? Мою – вскружили. Я уже представляла себе, как пролетаю мимо этих высокомерных жуков, и все они падают на спинки и дрыгают лапками от удивления и восхищения. Это была потрясающая картинка! Мышь обещала на первых порах помочь мне с жильем и раскруткой. И я купилась! Как-то я ушла на прогулку и не вернулась. Больше я никогда не видела Жука и не знаю, что с ним стало. А вот для меня началась самая мрачная страница моей биографии. Буду предельно откровенна: я попала в нехорошую историю. Мышь оказалась старой сводницей и к тому же, по-моему, скупщицей краденого. Во всяком случае, личности, шнырявшие возле ее норы, были крайне подозрительные и несимпатичные. Конечно, она предоставила мне местечко в своей просторной многоуровневой норе, и даже давала мне по зернышку в день, чтобы я не умерла с голоду, но ни о каком модельном бизнесе речи даже не заходило. Зато мне все время внушалось, что я должна быть благодарна ей вовек, что она спасла меня от неудачного замужества и верной смерти, а за это я должна была убираться в норе, раскладывать припасы по кладовым и вести их строгий учет. Кроме того, мне приходилось оказывать определенные услуги ее многочисленным гостям, что приводило меня в ужас и заставило не раз пожалеть о моем славном бронзовом Жуке. Может быть, я так и умерла бы, прислуживая обманщице-Мыши, если бы не случай. К ней часто приходили банкиры и ростовщики, у них с Мышью велись какие-то общие дела, а я им прислуживала. Там-то меня и приметил старый Крот. Вернее, не столько приметил, сколько ощутил. Дело в том, что он был сильно подслеповат, что, впрочем, не мешало ему ловко управляться с калькулятором и органайзером. Я сразу заметила, что Крот ко мне неравнодушен. Он старался то шлепнуть, то ущипнуть меня, а если повезет – так и прижаться посильнее. Я сразу сообразила, что это мой шанс. И я выбрала тактику: не препятствовать его поползновениям, но в то же время держать дистанцию. Мне это удалось. Вскоре старый Крот настолько потерял голову, что это заметили даже его компаньоны. Уж не знаю, о чем они там с ним говорили, но однажды всей коалицией явились к Мыши на предмет моего выкупа. Мышь торговалась отчаянно. Они долго препирались, спорили, даже ругались, но к вечеру поладили. Я уходила из мышиных апартаментов под руку с Кротом, прикидывая, что мне невероятно повезло: старый богатый муж – предмет вожделения многих небогатых Дюймовочек! Я уже мечтала, как буду крутить своим папиком, а он будет меня баловать, наряжать и развлекать. Но быстро выяснилось, что я жестоко ошибалась. Во-первых, Крот почему-то предпочитал жить под землей. Ему-то, слепому, особой разницы не было – а вот мне поселиться в вечной полутьме оказалось как-то не в радость. Во-вторых, Крот наверх выползал только по делам, развлекаться не любил, да и в норе большей частью или считал, или спал. В-третьих (и в-главных!), Крот был ужасно прижимистым старикашкой. Своим скрипучим голосом он доводит меня до исступления, вопрошая, зачем мне новое платьице или модная шляпка, если он все равно их не видит, а я почти никуда не хожу. Все наши развлечения сводились к редким выходам на поверхность – полюбоваться закатом. Я стала чахнуть. Но все мои мольбы поехать куда-нибудь развеяться, поплавать или просто посмотреть мир пресекались щелканьем калькулятора и вердиктом: «Это неэффективное вложение!». Помимо этого, я поняла, что Крот, хоть и стар, но на одной жадности и вредности протянет еще ого-го сколько! Это не входило в мои планы. И я стала думать, как мне выпутываться из этой ситуации. Случай не сразу, но представился. Я познакомилась с одной птичкой, которая прилетала к нашим подземным апартаментам. Я ей даже помогла – у нее было повреждено крыло, и я немножечко его полечила. Благодарная птичка решила отплатить мне добром. Надо ли говорить, что я попросила об одном – унести меня отсюда как можно дальше. Побег удался. И вот я, Дюймовочка, уже далеко не та наивная девочка, что приплыла в ореховой скорлупке, вновь оказалась одна, без мужа и средств к существованию, лицом к лицу с огромным миром, которого я, по сути, не знала. И вновь мне повезло. Я повстречалась с Мотыльком. Я увидела его – и сразу почувствовала родство душ. Наши души парили на одной высоте, пели на одних вибрациях. Я поняла, что это – судьба. Мы закружились в Танце Любви, и у меня за спиной появились крылья. Наконец-то я обрела то, что искала так долго, почти всю жизнь: невыносимую легкость, порхание и полет. Мы были просто созданы друг для друга! Конечно, когда он предложил стать его подругой, я согласилась, не раздумывая. И вот я живу среди Мотыльков. В общем, мне здесь даже хорошо. Мы целыми днями порхаем среди цветущих трав, кружимся в бесконечном хороводе и не обременяем себя сложностями и обязательствами. Но для полного счастья мне не хватает ощущения стабильности. Мотыльки – они такие беспечные! Вот и мой Мотылек… Конечно, он легкий, веселый и нежный. Но он какой-то слишком хрупкий, слабый и боится любых сложностей. А разве бывает жизнь без них? И еще – он не хочет на мне жениться. Он говорит, что это сковывает свободу и обременяет крылья. Он утверждает, что истинная любовь не нуждается в устаревших ритуалах. Он предпочитает просто порхать рядом, пока порхается. Но я знаю, что он порхает не только со мной… Ах, он такой непостоянный, этот Мотылек! И с ним совершенно невозможно серьезно разговаривать. Я часто прилетаю отдохнуть на старый Тополь. Это очень мудрое дерево, и мы подолгу беседуем. Однажды я рассказала ему свою историю и задала вопрос, который мучил меня всю жизнь. - Скажи, почему я так и не нашла идеального спутника жизни? Разве я многого хотела? - А чего ты хотела? – слегка качнул ветвями Тополь. - Ну как чего? Просто – любви! Я хотела лететь рядом, порхать над землей, дарить друг другу нежность, и чтобы звезды неслись навстречу. - Разве сейчас ты живешь не так? - Так-то оно так… Но наши отношения какие-то…зыбкие. Эфемерные! Они могут прерваться в любой момент, и у меня нет уверенности в завтрашнем дне. - Живи сегодняшним, — усмехнулся Тополь. – И заодно осмысливай вчерашний… - А что было вчера? Противная Жаба. Потом Жук-чужак. Потом старый жадный Крот. Вот и все «вчера». - Ну так ты же сама этого хотела? - Я? Вовсе нет! Просто так обстоятельства складывались, что не было выбора. - Выбор есть всегда, — сказал Тополь. – Просто его трудно делать, когда сама не знаешь, чего хочешь. - Я хотела любить! – отчаянно защищалась я. – И чтобы меня любили! И чтобы полет… - Это ты уже говорила. Как выяснилось, это оказалось тоже не совсем то. - Ну да. Но почему мне в жизни так не везет? Почему я не могу найти того, единственного? Почему мне всегда попадается что-то совершенно «не то»? - Потому что ты принимаешь такое решение. - Но обстоятельства… - Обстоятельства таковы: ты все еще несешься в потоке жизни в своей ореховой скорлупке и даже не пытаешься управлять ею. Куда вынесет – туда и прибиваешься. - А как по-другому? Ведь я такая нежная и хрупкая, разве я могу справиться с бурным жизненным потоком? - Можешь. А как, по-твоему, другие с ним управляются? Но ты предпочитаешь плыть по течению. - Нет! Порхать! Мне больше нравится ощущение полета! - Ну, моя крона тоже любит, когда ее колышет ветер. Но вот корни… Они заземляют, дают связь с землей. Тоже неплохо, знаешь ли. Особенно если говорить о стабильности. - Но я же не дерево! Я Дюймовочка. Только я еще не встречала себе подобных. Может, и х и не существует? - Таких, как ты, много, — вздохнул Тополь. – Просто вы в своем безудержном эйфорическом полете все время пролетаете мимо друг друга… Ведь вам, по сути, никто, кроме себя, и не нужен. Наверное, Тополь в чем-то прав. Когда поднимаешься ввысь, даже если это только в мечтах – как-то забываешь о тех, кто внизу. Они мешают, тянут, виснут на крыльях. И тогда ты их стряхиваешь и летишь дальше, выше, стремительнее. А они остаются. Но боже! Все-таки, все-таки… как же хочется любви!!! Такова моя история – подлинная история Дюймовочки, девочки, которая хотела летать.
Охотник был молодым и удачливым. Он редко возвращался без добычи. Он хорошо знал лес, его законы, ему было интересно изучать привычки и повадки разных зверей. Он не признавал «охоты для ленивых», когда зверя лупят из оптических винтовок с вертолетов, расстреливают из армейского автомата или гонят с помощью орды орущих и шумящих загонщиков. Нет, ему нравилось охотиться самому, когда он был со зверем один на один, и нужно было придумывать всякие хитрости, премудрости и нестандартные ходы, чтобы перехитрить зверя и сделать его своей добычей. Ему нравился драйв погони, нравилось мчаться за зверем, устраивать ему хитроумные ловушки, бросаться наперерез, спрямляя путь, или часами сидеть в засаде. Тогда он и сам казался себе диким зверем – сильным, свободным и хитрым. Он любил в компании охотников демонстрировать свои трофеи, которые всегда вызывали восхищение и одобрение. Он был настоящим мужчиной, этот Охотник. И набор его «игрушек» был очень мужественным: ружье, капканы, разные инструменты, гитара, лыжи, и все в этом же роде. Однажды он увидел в лесу Рысь. Она поразила его в самое сердце – раз и навсегда. Рысь была хороша! Сильное гибкое тело было упаковано в солнечно-золотистую шкуру с густым блестящим мехом. Острые когти казались кинжалами, выточенными из янтаря. Раскосые зеленые глаза смотрели отстраненно и загадочно, и было похоже, что они впитали в себя всю зелень леса, пронизанную лучами солнца. В движении Рыси читались грация и мощь, и это было пьянящее сочетание. Он влюбился мгновенно. «Она будет моей добычей», — решил он. Рысь вовсе не собиралась становиться чьей-то добычей. Она была рождена свободной, и у нее были свои планы на эту жизнь. Ей нравился лес, нравилось собственное тело, нравилось прыгать и бегать, и просто лежать на ветке. Она чувствовала свою силу, и это было приятно. Она еще не знала, что кто-то намерен на нее охотиться. Охотник не торопился. На этот раз он особенно тщательно продумывал стратегию. Ему не нужна была мертвая Рысь – он хотел взять ее живой. У мертвой Рыси погасли бы ее мистические глаза, а они более всего поразили воображение Охотника. Он еще не знал, как будет действовать, но его изощренный мозг Охотника уже просчитывал все возможные варианты, искал пути воплощения своей невероятной идеи. И началась охота по всем правилам. Охотник преследовал. Рысь ускользала. Она прекрасно ориентировалась в лесу – это ведь был его дом. А домом Охотника было зимовье – довольно благоустроенная избушка, в которой он все любовно сделал своими руками. Охотник сразу отверг привычные способы охоты. Капканы не годились – он не хотел калечить трофей. Ружье тоже – даже если стрелять по лапам, это испортило бы великолепную шкуру. Яма – нет, Рысь легко бы выбралась из любой ямы. В крови Охотника бурлил адреналин, он чувствовал необычайный прилив сил. Он любил трудные задачи – они придавали вкус и остроту жизни, они увеличивали радость победы. Сначала он стал изучать Рысь — излюбленные места отдыха, маршруты, повадки. Важным было все. Иногда они видели друг друга, но он сознательно не приближался, чтобы не спугнуть. Он знал, что Рысь – осторожна и недоверчива, нужно было приучить ее к своему присутствию, преодолеть ее врожденное свободолюбие, и это добавляло азарта. Постепенно Рысь перестала немедленно исчезать при его появлении. Наверное, ей тоже стало интересно, что это за новый зверь появился в их лесу. От него не пахло металлом и порохом, не пахло опасностью, и Рысь позволила себе приблизиться к нему чуть больше. Вскоре он стал приносить ей подарки и оставлять там, где она любила бывать. Это были очень вкусные подарки, и вскоре Рысь стала их принимать. Однажды он пришел в лес с какой-то непонятной замысловатой корягой – Рысь немедленно растворилась в листве, но так, чтобы можно было наблюдать за ним. Он снял с плеча корягу, уселся на пенек, приладил ее на колено – и запел. Рысь сразу поняла, что это песня, потому что она была мелодичной, плавной и очень красивой, как у птиц, только лучше. Его голос завораживал, а еще больше завораживали звуки его коряги. Рысь еще не знала, что это была гитара, но ощущала, что и сам инструмент, и голос Охотника сейчас единое целое, и от них исходила первозданная искренность и естественность – то, что было присуще и самой Рыси. В тот раз она подобралась очень близко, совсем забыв об осторожности. Так близко, что он мог бы погладить ее. Но он не воспользовался этим – после того, как песни кончились, он просто встал и ушел.
С этого дня Рысь стала ждать его. Ей хотелось снова и снова слушать его голос, эти песни, веселые и тоскливые, от которых щемило сердце, а по золотистой шкуре пробегали непроизвольные волны. Рыси уже не хватало того, что составляло ее жизнь от самого рождения. В ней просыпались какие-то смутные, непонятные желания, которые она пока не могла осознать. Теперь Рысь уже не могла полностью отдаваться процессу своей охоты – ее мысли не были сконцентрированы, какая-то ее часть была занята Охотником. Наверное, ей бы пришлось голодать – но его вкусные подарки заменяли ей упущенную добычу. Рысь, дитя Природы, и не подозревала, что на нее охотятся. С каждым разом Охотник садился петь свои песни все ближе и ближе к зимовью. Рысь продвигалась к его жилищу вместе с ним. Теперь он с ней разговаривал, и Рысь незаметно для себя стала понимать его язык – сначала интонации, потом отдельные слова, а потом и все, что он говорил. Теперь она уже не дичилась, подходила совсем близко и не пряталась в ветвях. Без него она была все той же – сильной, опасной, свободной и непреклонной. С ним она становилась мягкой, открытой, восторженной и наивной. Почти как домашняя кошка. И наступил день, когда он сел с гитарой на крылечко зимовья. Рядом не было деревьев, и Рысь чувствовала себя неуютно. Она пыталась пристроиться то тут, то там, но все было не так. Она не любила открытые пространства, там она чувствовала себя незащищенной. Он словно бы догадался об ее метаниях. И пригласил ее туда – внутрь зимовья. Этого Рысь уже не вынесла, и молнией, одним длинным прыжком, скрылась в лесу. Неделю она охотилась, гоняла по лесу из конца в конец, и старалась не думать об Охотнике вообще. Он тоже не появлялся в лесу все это время. Это входило в его стратегию. Он знал, что рано или поздно любопытство возьмет верх – и Рысь придет. Каждый вечер он выходил на крылечко, но не пел, а просто сидел и смотрел на заходящее солнце. Он улыбался. Он знал, что все идет, как задумано. И в один из этих вечеров перед ним буквально из ничего материализовалась его Рыжая Бестия. Она тяжело дышала, вид у нее был независимый, а тело напряжено, словно она готовилась в любой миг снова совершить прыжок в чащу. Ему очень хотелось, чтобы Охота завершилась прямо сейчас, и он еле сдерживал свое желание. О, Охотник умел ждать! И он знал, что на Охоте любое неверное движение может стать роковым – добыча уйдет навсегда. На этот раз он просто заговорил. Он говорил негромко, размеренно, ласково, и Рысь постепенно расслабилась, не отрывая от него мерцающих глаз, и непонятно уже было, кто кого гипнотизирует – он ее своим голосом или она его своими глазами. Но в этот день ничего не произошло. Спустилась ночь – и Рысь снова ушла в свою жизнь. На следующий день она впервые решилась войти в его зимовье. Осторожно и недоверчиво обошла все уголки, потрогала лапой мягкую ткань на широкой лежанке, с восторженным ужасом рассмотрела укрощенный огонь в печке. Ей все было ново, непонятно, интересно. Охотник внутренне ликовал. Охота близилась к концу. И когда Рысь впервые осталась в зимовье на ночь, он испытал восторг, счастье, гордость. Он сделал это! Он приручил дикую кошку, которую в лесу побаиваются все. Он – Великий Охотник. Теперь у него есть то, чего ни у кого нет – ручная Рысь. Нет, она еще долго не становилась совсем ручной. Прошло много времени, прежде чем она впервые взяла пищу прямо у него из рук. И еще больше, прежде чем она научилась спать на его лежанке, рядом с ним. Он чувствовал рядом ее дыхание, ее тепло, ее шелковистый мех, ее диковатый пряный запах – и голова его кружилась от счастья. Такая Охота! Столько времени, сил, ухищрений. Но результат того стоил! Теперь Рысь ему доверяла, она запрыгивала к нему на колени и позволяла себя гладить. Это было чудо. Это была полная, безоговорочная победа. Это был фантастический, уникальный, невероятный трофей! Но в глубине души Охотника уже извивалась маленьким червячком мысль: «А что дальше? На кого я буду охотиться теперь?». Не охотиться он не мог – ведь он был Охотник. Шли дни, Охотник и Рысь привыкали и приспосабливались друг к другу. У них еще было много недосказанного и непознанного, и это придавало их жизни смысл и остроту. Рысь научилась ловить мышей (а что еще делать в зимовье дикой кошке?), подтачивать когти и не распускать их без нужды, делать зимовье уютным, обращаться с огнем и еще многим человеческим вещам. Тем временем червячок рос, крепчал, наливался силой, и однажды Охотник вдруг почувствовал тоску. Он тосковал по широким заснеженным просторам, и по непроходимым буреломам, и по искрящимся извивам реки. И по Охоте. По выслеживанию, погоне, поимке добычи. Но новым острым ощущениям. По драйву и адреналину. Тоска заставляла доставать флягу с остро пахнущей прозрачной жидкостью, и тогда он снова брал в руки гитару, пел свои песни, а потом гладил Рысь, прижавшуюся к его ноге. Но действие жидкости проходило, а тоска – нет. И однажды Охотник достал из кладовки свои широкие лыжи, рюкзак и ружье, и ушел, тщательно заперев дверь. Он очень не хотел, чтобы его Добыча ускользнула. Она ведь была его, и только его – ни у кого такой не было. Рысь осталась ждать. Ей тоже было тоскливо, но она думала, что так надо. Откуда ей знать – может, у людей все так и устроено? Охотники уходят, а Рыси сидят в зимовье и ждут их возвращения. Рысь пыталась успокоиться, но природный инстинкт подсказывал ей: что-то не так. Что-то в этом было неправильное. Противное ее природе. Охотник уходил все чаще и не приходил все дольше. Он приносил добычу – но мертвую, убитую, не представляющую опасности. Такую Рысь и сама могла бы добыть, даже лучше, потому что без выстрелов. Иногда от него странно пахло – эти запахи будоражили и злили, от них исходила опасность. Непонятная, и от этого еще более ненавистная. Рысь пыталась привыкнуть, но как-то не привыкалось. Теперь Охотник все реже брал в руки гитару и все реже разговаривал с ней. Рысь все больше нервничала и пыталась обратить на себя внимание. То ласкалась, то огрызалась. Иногда она так сердилась, что царапала мебель, скалилась и шипела, не давала к себе подходить и днями лежала, забравшись под лежанку. Охотника, казалось, это уже не очень трогало. Он просто все чаще уходил и вновь возвращался все более отдаленным, с этими чужими запахами. Только когда он напивался своей огненной воды из фляжки, он разговаривал с Рысью, но это были плохие разговоры. - Ты понимаешь, я не могу без Охоты, — втолковывал он. – Охота – это моя сущность. Мне скучно, когда добыча уже в рюкзаке. Понимаешь? Мне сам процесс важен, только в нем я живу. А если за добычей не надо охотиться, она мне неинтересна – мне интересна погоня, борьба, схватка. Ну а ты жди меня дома, тебя я уже заполучил. Кто-то же должен ждать меня дома? Как ты думаешь? Рысь думала по-другому. У нее тоже была своя сущность – Свобода, и она не рождена была сидеть в зимовье. И ей тоже интересно было гнаться за добычей, прыгать с дерева на дерево, купаться в утренней росе и жмуриться, греясь на летнем солнышке. Но Охотник приручил ее – и она, незаметно сама для себя, потеряла свою Свободу. Она бы могла сказать ему – но он ее не слышал. Все-таки он был Охотником, а она – Рысью, и они разговаривали на разных языках. Однажды, когда Охотника особенно долго не было дома, Рысь подошла к зеркалу. Она не любила зеркало – это изобретение человека, потому что зачем смотреть в зеркало, если и так знаешь, что прекрасна? Но зеркало не отразило красоты. Из зеркала на нее смотрела просто крупная кошка с потухшим взглядом. Погасли солнечные искорки, и выцвела зелень в глазах. И ничего мистического в них уже не было. Шерсть тоже была тусклой и клочковатой, а некогда сильное тело – вялым и некрасивым. Рысь смотрела – и чувствовала, как в ней поднимается что-то полузабытое, но родное. Наверное, инстинкт Свободы. Она и не заметила, как начала все сильнее и сильнее раскачиваться на пружинящих лапах. А потом взревела. Ее рев был полон отчаяния и страсти, в нем сплелось все: и тоска по зеленым ветвям, и досада на себя, и злость на Охотника, и желание перегрызть толстые доски закрытой двери, чтобы ее больше не было, чтобы солнце снова брызнуло в ее глаза. Это все ширилось, увеличивалось и вливало силу в ее тело, и оно становилось прежним – диким и мощным. Конечно, можно было дождаться возвращения Охотника, но она не могла больше ждать. И решение пришло: собрав все свои силы, она совершила свой лучший прыжок – ее тело, вытянувшись в струну, пробило насквозь маленькое стеклянное окно зимовья и покатилось клубком по траве, оставляя на ней пятна крови и клочья шерсти. Они тянулись до самого леса – ее дома, ее пристанища, где она еще могла спастись. Конечно, она спаслась. Инстинкты подсказывали ей, как это сделать. Она ела целебные травки, грызла кору, слизывала муравьев и пила много чистой, хрустальной воды из лесных родников. Природа все предусмотрела. Ее раны от острых осколков стекла быстро заживали. Она стала снова охотиться – сначала на лесных мышей, а потом и на более крупную дичь. Она быстро обретала былую форму, ее тело наливалось силой и грацией. Ее глаза снова обрели изумрудный цвет, и в них заиграли янтарные искорки. Взгляд снова стал загадочным и вызывающим, только теперь в нем сквозила еще и мудрость. Она размышляла: о себе, об Охотнике и о том, что случилось с ними. Только теперь она отводила для этих мыслей специальное время – совсем немного. Остальное время она просто наслаждалась ощущением леса, своей силы и счастья от существования. Охотнику было плохо. Не найдя ее в доме, увидев следы крови, он обезумел. Он искал ее, он облазил весь лес, он видел ее следы – но ни разу не встретился с ней. Но она была хотя бы жива – и это уже грело ему душу. Он и не представлял себе, насколько привык к ней. Ему не хотелось петь, ему было холодно спать, и вообще в зимовье без нее было холодно и пусто. Он стал слишком часто открывать свою фляжку, но это не приносило ему облегчения. Его Лучшая Добыча, его Уникальный Трофей теперь потерян, и некому жаловаться, некого обвинять, потому что он сам забыл, что Рысь – дитя Свободы, и никогда ей не стать домашней кошкой. Он забыл, что Охота – это и ее Сущность. Он упустил самое лучшее и чудесное, что у него было в жизни. И что-то исправлять было поздно, безнадежно поздно. Иногда он подходил к зеркалу. Из зеркала на него смотрел старый, угрюмый человек с потухшим взглядом. Он. Охотник. Охотиться почему-то не хотелось. Вообще ничего не хотелось. Да нет, конечно, он время от времени охотился. И трофеи были. Но они не радовали его — все они были какими-то слишком мелкими, или слишком крупными, в общем, НЕ ТАКИМИ. Обычными. И он забывал их сразу после Охоты. …Однажды в начале осени он просто заставил себя взять ружье и пойти в лес. Он шел – и не чувствовал ни драйва ни азарта, ни силы в ногах. Просто надо было что-то есть, вот и шел. И даже разноцветная красота ранней осени не трогала его. Он и не заметил, как в какой-то момент на тропе, преградив ему путь, появилась она. Рысь. Зрелая, сильная, прекрасная. Сияющая золотом шкуры и зеленью глаз. - Если ты хочешь меня убить, — сказал он, — то ты имеешь на это полное право. Я не буду защищаться. Я открыт. Ты видишь, я кладу ружье. Я рад, что еще раз увидел тебя. Рысь переступила с лапы на лапу и перетекла в сидячее положение. Она пристально смотрела на него, и у нее были совсем человеческие глаза. Она смотрела на него, куда-то вглубь, гораздо глубже, чем умел он сам. И он услышал голос – там, внутри. Это был ее голос, уж ему ли не знать. - Я не хочу уничтожать тебя. Да, ты отобрал у меня Свободу – но ведь я ее сама отдала. Я прошла сквозь Боль – и обрела Силу, гораздо большую, чем раньше. Я думала обо всем этом – и получила Мудрость. Так что я не в претензии. - Я рад, — облегченно вздохнул Охотник. – Я чувствовал себя виноватым. И…мне тебя очень не хватает. Хочу, чтоб ты знала. - Что ж, и мне тебя не хватает. Я предлагаю тебе попробовать еще раз, — предложила Рысь. — Только теперь я не буду твоей домашней кошкой. Я буду приходить и уходить из Леса, чтобы побыть с тобой. А ты будешь помнить, что я рождена свободной, и никогда не станешь закрывать дверь зимовья. И еще, про Охоту. Или мы охотимся друг на друга, или вообще по отдельности. Идет? Охотник стоял и слушал музыку ее голоса. Жизнь возвращалась. Мир обретал краски. - И, если ты не возражаешь, сегодня вечером я пришла бы послушать гитару. Мне ее не хватает здесь, в лесу. Он не возражал. Он, может быть впервые в жизни, ощущал и драйв, и азарт, и счастье, и все вместе настолько остро – и Охота тут была вовсе ни при чем.
С утра Адам был задумчив, рассеян и отвечал на вопросы невпопад. За обедом ел невнимательно, роняя крошки; чуть позже, мастеря табурет, порезал палец и даже не заметил этого. Дети то и дело дергали его, но сегодня он уделял им мало внимания. Ева, занимаясь домашними делами, не выпускала мужа из поля зрения. Сейчас он нуждался в ней как никогда – хотя сам и не подозревал об этом. Но чуткая Ева всегда замечала малейшие перепады его настроения. Особенно теперь, когда наступало полнолуние. — Все в порядке, милый? – осторожно спросила она, когда Адам застыл, сидя над гончарным кругом, и горшок пошел вкось. — Что? А, да, в порядке, — очнулся он. – И не говори мне под руку – ты меня сбиваешь с мысли! Видишь, из-за тебя вся работа насмарку. — Хорошо, не буду, извини, — кротко ответила Ева и отошла, продолжила хлопоты по хозяйству. Ближе к вечеру Адам стал беспокоен и раздражителен. Ева увела детей под навес и заняла их игрой. Но сама продолжала исподтишка наблюдать за мужем. Вот он вновь замер посреди двора, словно забыв, куда шел, и глаза его были устремлены ввысь – словно он силился отыскать на небе какой-то неведомый знак. Ева знала, чем это кончится – каждое полнолуние бывало так, и она уже привыкла. Так было и сегодня. Лишь только край солнца коснулся линии горизонта, Адам решительно встряхнулся и стал собираться. - Пойду проверю сетки, — сообщил он. – Может, есть улов. - Темнеет уже, может, лучше завтра? – подала голос Ева. - Займись делом, женщина, я не спрашивал твоего совета. Адам громко хлопнул калиткой, словно точку поставил. Ева только вздохнула. Адам был мужчина, а мужчины всегда все решают сами. А женщинам остается только терпеть и ждать… *** Море тихонько лизало прибрежный песок. В нем отражались ночное небо, звезды и огромная круглая золотая полная луна. Адам сидел на берегу, жег костер и неотрывно смотрел на мечущиеся языки пламени. Ждал. Она явится, когда темнота сгустится, а лунная дорожка достигнет берега неподалеку от его костра. Адам раскачивался вместе с пламенем, и ему казалось, что где-то далеко начинает звучать музыка. Она становилась все громче и громче, языки пламени сплетались с лунным светом в безумном танце, и в какой-то момент – он никогда не мог уловить этот миг – сложились в фигуру женщины, что танцующей походкой шла к нему по лунной дорожке. Золотистая кожа, смеющееся лицо, разметанные в разные стороны длинные пряди рыжих волос. Это была она. Лилит. - Подкарауливаешь? – сверкнула улыбкой рыжеволосая красавица. – Чего тебе дома, с женой не сидится? - Лилит, — хрипло выдохнул он, не в силах отвести от нее глаз. – Мы не виделись целый месяц… - Ну да, всего месяц, — тряхнула рыжей гривой она. – Но я не соскучилась. А ты? - Не смейся, демон! – мрачно сказал он. - А то что? – подначила его она и в притворном испуге сморщила носик. Она никогда не боялась выглядеть смешно. Она вообще ничего не боялась. Она была естественной, как огонь, как вода, как воздух. Как земля, из которой была сотворена. И поэтому все, что она делала, было совершенным. Адам и сейчас, через много лет после ее бегства из их райского сада, любовался каждым ее движением, каждым изгибом, как нежным перламутровым рассветом, росой на траве или струями водопада. - Почему ты сбежала, Лилит? – задал он вопрос, который мучил его всегда, до сих пор. – Разве тебе было плохо со мной, там, в Эдемском саду? - Хорошо, — порадовала его она. – Ты ведь был моим первым мужчиной. А я – твоей первой женщиной. И это было чудесно, правда. - Тогда почему? – с болью выдохнул Адам. – Ведь Творец создал нас для того, чтобы мы были мужем и женой. Парой. И создал нам все условия, чтобы наслаждаться жизнью, не зная хлопот. Чего тебе не хватало? - Себя. Мне не хватало себя, — серьезно ответила она. – Ты всегда хотел быть первым и надо мной, а я так не могу. Я же тебе уже говорила. Каждый раз я пытаюсь тебе объяснить, но ты меня не слышишь.
- Да слышу я все! – с досадой дернул плечом Адам. – Но это же глупо! Кто-то ведь должен быть лидером? Я был создан первым, я сильнее, я быстрее, значит, я – командую, и это разумно! - А я не хочу, как разумно, — тут же возразила строптивая Лилит. – Мне так скучно. Разве разумен дождь? Или ветер? Или солнечный луч? Разве они командуют друг другом? Они просто есть, и никто не стремится быть первым! - Ты должна была мне уступить, — упрямо сказал Адам. – Я – мужчина. - Ну и что? – засмеялась она. – А я – женщина. И заметь: я тебе претензий не предъявляю. А я – я никому ничего не должна. С чего бы вдруг? - Лилит, — теперь его голос стал почти просительным. – Давай не будем разбираться, кто прав, кто виноват. Я просто хочу, чтобы ты была со мной. - Ты хочешь, чтобы я вернулась? – уточнила Лилит. – Чтобы мы опять жили вместе? - Да, — с трудом сказал Адам. – Мне плохо без тебя, Лилит. - Разве тебя не устраивает Ева? – спросила она. – Мне кажется, она хорошая жена. - Хорошая, — кивнул Адам. – Очень. Она замечательная хозяйка и мать, она никогда мне не перечит и знает свое место, она всегда уступает мне первенство. Я чувствую себя с ней сильным и мужественным. Но каждый раз, когда близится полнолуние, я начинаю тосковать. Мне не хватает твоего бушующего пламени, и шторма, и схватки, и соленых брызг в лицо, и звезд, которые вспыхивают и гаснут. Тебя, Лилит. В Еве этого нет. Она другая – тихая, нежная и спокойная. - Она такая, какую ты попросил у Творца, — заметила Лилит. – Видимо, это все, на что ты способен. Легко казаться сильным рядом со слабой женщиной, и напрягаться не надо. Да, Адам? - Хочешь сказать, что я оказался слабаком? - Есть другое мнение? – широко усмехнулась она. - Ты порождение Тьмы! – взревел Адам, вскакивая с места. – Ненавижу тебя, рыжая дьяволица! Я уничтожу тебя! - Погибнем вместе, — медленно сказала Лилит, и глаза ее вспыхнули серебряным лунным светом. – Если не испугаешься Тьмы… И случилось то, чего Адам боялся и ждал каждый раз, приходя на этот берег. Огонь костра, нестерпимый лунный свет, сияющие глаза Лилит, разметавшиеся языками пламени рыжие волосы – все это смешалось, взорвалось и затопило его мозг сладостным безумием. Он никогда не мог внятно вспомнить, что бывало потом. Только мечущиеся тени, блики и звезды и лунный свет. Только ощущение ее тела, горячих губ и разметавшихся рыжих волос. Только прилив невероятной, запредельной, нездешней силы. Они умирали и возрождались всю ночь, много раз, и каждый раз ему казалось, что они уже не вернутся оттуда, где летают их тела – среди света и звезд, в неведомых мирах. Но рано или поздно наступал миг, когда неукротимое пламя переставало бушевать, успокаивалось, входило в берега. Демон отпускал его, и Адам постепенно возвращался в привычный мир. Они лежали, рука в руке, и смотрели в небо. - Ты уйдешь? – безнадежно спросил Адам, глядя, как тает и бледнеет предрассветная тьма. - Конечно, — отозвалась Лилит. – До следующего полнолуния. - Почему ты все же приходишь ко мне? – спросил Адам. - Потому что я люблю тебя, глупый, — нежно улыбнулась Лилит. – Я всегда буду любить тебя, ведь ты же первый мужчина на земле. - Почему, ну почему нельзя, чтобы в одной женщине были и лед, и пламя? Чтобы она была независимой и покладистой одновременно? Чтобы была и сильной, и слабой? Чтобы в ней были и нежность Евы, и твоя страсть, Лилит? - Ну почему же нельзя? – удивилась Лилит. – Все можно. Наши дети… Они будут взрослеть, населять Землю и создавать пары. У них тоже будут рождаться девочки, и в каждой из них проявится частичка Евы, созданной из твоего ребра, и Лилит, порождения вольных стихий. Это будет Истинная Женщина, в которой сольются внутренняя свобода и способность подчиняться. Так будет, я знаю. - Счастлив будет тот мужчина, кому доведется испить из этой чаши, — тихо сказал Адам. – Жаль, что это предстоит уже не мне. - Жаль… - Я скучаю по тебе, — мучительно выговорил Адам. – Мне хочется, чтобы ты была моей всегда, каждую секунду. Когда ты рядом, я наполняюсь силой. Я не хочу тебя отпускать. - Вот поэтому мы и не можем быть вместе. Если не давать свободы моему пламени, оно начинает буйствовать и становится опасным, ты же знаешь. - Я знаю. Я ненавижу тебя за то, что ты свободна. За то, что так красива. Ненавижу себя за то, что каждый раз так жду полнолуния. Зато, что жажду тебя, демон. И за то, что не могу тебя подчинить. - Слишком много ненависти, Адам. Зря ты тогда съел тот плод… Там, где нет Добра и Зла, нет и ненависти. Только чистая энергия Любви. Адам смотрел, как, не оглядываясь, уходит по бледной лунной дорожке золотая Лилит – его первая женщина, строптивая подруга, так и не ставшая женой. Только рыжие волосы мечутся на ветру, напоминая о погасшем ночном костре. *** Адам вернулся рано утром, неся сетку с рыбой. Ева из-под руки смотрела, как он подходит к их жилищу, и ей казалось, что он стал выше ростом и шире в плечах, и был спокоен и умиротворен. Как всегда после полнолуния. Она ни о чем его не спросила, забрала рыбу, потом накормила мужа, и день покатился как обычно – в делах и хлопотах. Адам был сегодня мягок и ласков с женой, возился с детьми и учил их работать с глиной, и это было хорошо, уютно, по-семейному. И только поздно вечером, когда Адам уже уснул, Ева вышла из дома и подняла лицо к полной луне. От луны струился неверный серебряный свет, и Еве казалось, что в нем угадываются очертания женской фигуры. - Лилит, демон Тьмы, прошу тебя, дай мне твоего огня, научи меня, как быть желанной и страстной, как сделать так, чтобы Адаму было хорошо со мной, пожалуйста, подскажи, ведь он тебе не нужен, а я его люблю, и он мой муж, отец моих детей, ну пожалуйста, Лилит, — едва слышно шептала Ева, обращаясь к луне. В это же время другая женщина, завернувшись в длинные рыжие волосы, как в плащ, сидела на берегу моря и шептала: - Ева, дай мне хоть чуточку твоего терпения, твоего равновесия и умения понимать и прощать. Я хочу научиться уступать – ну хотя бы немного, чтобы Адам перестал меня бояться и наконец-то понял, что я не демон Тьмы, а живая женщина, ты слышишь, Ева? - И да хранит его Создатель, — завершили свою молитву обе женщины, и спящий Адам улыбнулся во сне, словно услышал их слова, двух своих любимых женщины – Евы и Лилит.
Старая Анна в Емелиной Слободке – местная достопримечательность. Когда она здесь поселилась, никто не помнит, потому что никого старше ее там нет, а сама она не говорит – усмехается только. Да и какая, в принципе разница? Потому как слава от возраста не зависит, а слава Старой Анны давно уже по свету разнеслась. И народ к ней тянулся со всего города, и даже из области приезжали, тропинка к ее дому натоптана была, как проезжий тракт, а очередь еще по темноте занимали. Слободские мужики даже лавки вдоль ее забора поставили, чтоб народ на проезжей части не толпился да ноги себе не отстоял. Анна ничего такого особенного не делала: не колдовала, не лечила, рук не накладывала и боль не заговаривала. Просто слушала человека да советы давала. Но советы эти были такие – словно вглубь она смотрела, туда, где у человека душа. Болтали про Старую Анну, что после визита к ней судьба у многих круто меняется, и даже прозвище у нее в народе такое – Старуха-Судьба. В общем, без клиентов Анна не оставалась никогда. Еще только солнце взошло, а на лавке уже человек 10 сидит, на прием к Старой Анне. Все напряженные, серьезные, ведь каждый со своей проблемой явился. И среди них – женщина молодая, явно не из местных. Видать, издалека приехала. Подошла она позднее всех, наверное, с первой маршруткой добралась. Стукнула калитка, вышла Анна, оглянула очередь орлиным взором. - Ты и ты – не сидите, не приму! С глупостями пришли. Сами все решить можете, да только пошевелиться лень. Ты вот, парень – встань и иди, никакой хвори в тебе нет, это твоя мамаша не хочет, чтобы ты в армию шел. А ты иди, не бойся, там и выздоровеешь, и судьбу свою найдешь. - Спасибо, бабушка! – облегченно кивнул молодой человек. – Я и сам думал… - А и молодец, гвардеец, — одобрила Старуха-Судьба. – Остальных приму. Тут ее взгляд упал на неместную женщину. - Тебя первой приму, — решила Анна. – Проходи, девка. Очередь перечить не посмела, только завистливыми взглядами проводила счастливицу. - Случай у тебя непростой, — пристально вгляделась в ее лицо Анна. – Ох, непростой… Но ничего, разберемся. Не с таким разбирались! Рассказывай давай. - Я про мужа. У нас проблемы! Вернее, не у нас, а у него. То есть из-за него и у нас проблемы… Ой, я, наверное, путано рассказываю? - Еще как путано! Сама не знаешь, чего хочешь. В голове у тебя полный кавардак. - Да, правда. Кавардак такой, что просто не знаю, с чего начать. - Дык с чего началось, с того и начни. - Ну, тогда так… Полтора года назад мы переехали в другую страну, мы так хотели, мечтали, планировали. И устроились мы в новом городе хорошо, бытовая сторона урегулирована, сын с удовольствием в школу ходит, нравится ему все. Но у мужа душа не на месте, переезд не оправдал его ожидания, и все блага, которые его окружают, не милы — ни море, ни теплый климат, ничего его не радует. - А чем занимается? - Да ничем и не занимается. Не может он себя здесь реализовать, да и не стремится к этому, никаких шагов не предпринимает. Просто сидит и жалеет о сделанном шаге, говорит, своими руками свою жизнь сломал. Знаков кучу навспоминал, которые тормозили его переезд. А у меня с детьми, наоборот, все шло как по маслу. Разочарование полное у него и выхода не видит. Все, что я ему предлагаю, соглашается, но ничего не делает. - Ну, и?.. - И все… Вот за этим я к вам и пришла! Помогите, пожалуйста! - В чем помочь-то? - Ну как в чем? Я ж рассказала?
- Ага, рассказала. С событиями мне все ясно. А хочешь-то что? - Ну, чтобы как-то все изменилось! - «Как-то»? – прищурилась Старая Анна. – Ну давай! Например, ты заболеешь, ребенок свяжется с плохой компанией, а муж уйдет к другой. И все как-то изменится! Хочешь? - Нет! Нет! Что вы! – замахала руками женщина. – Нет, я совсем не то имела в виду! - А раз имела, так говори четко и ясно, — строго сказала Анна. – Тут твое «как-то» не прокатывает. Судьбу-то изменить не проблема, а вот будет ли от этого счастья больше – это еще вопрос… - Я хотела вас попросить, чтобы вы как-то помогли моему мужу, — объяснила женщина. - Аааа… Ну понятно. А чего он хочет? - Он? – и женщина надолго задумалась. – Не знаю. По-моему, ничего. - Ну так «ничего» он и так имеет, — усмехнулась Старая Анна. – И доволен при этом. - Нет! Ну, мне кажется, что он и сам не рад, — торопливо заговорила женщина. – Сидит, ничего не делает, тоскует… - Раз сидит – значит, нравится, — безжалостно отрезала Анна. – Иначе бы давно что-нибудь делать начал. - Да я не могу смотреть спокойно, как он в диван врастает! Уже корни скоро пустит! Прямо в растение превращается! – отчаянно сказала женщина. - О… Корни! Это ты, голубушка, в точку попала! Вот тебе и причина… - Причина чего? - Причина всего. - Ой, я не понимаю. Вы мне объясните, пожалуйста! Старая Анна осуждающе покачала головой. - Что ж ты, сама не понимаешь? Корней он лишился. И почва новая для него неподходящая оказалась. Вот и чахнет твое растение… - Корней? – растерялась женщина. – Как так – «корней»? Он же все-таки не гладиолус какой-нибудь, а человек… - Человек-то человек… А только и человек без корней жить не может! Питаться ему нечем, понимаешь? - Ну как же нечем? Да мы питаемся в 100 раз лучше, чем на старом месте! Все свеженькое, вкусненькое! – возмущенно замотала головой женщина. - Да не про то я… Это для тела вашего питание, а когда через корни – для души. Сила земная через них вливается! - Это что же получается, моему мужу для души питания не хватает? - Так и получается, — кивнула Анна. - Но нам-то, нам всем хорошо! Я – как на крыльях летаю. Детки счастливы, как будто тут с рождения жили! И никаких проблем с корнями! - Значит, почва для вас плодородной оказалась, — объяснила Старая Анна. – Сразу укоренились, зацепились за место, прирастать начали, побеги пустили. А он – нет. Так бывает… - И что ж теперь делать? – запечалилась женщина. – Помогите нам, пожалуйста! - Да пожалуйста! Вернуться ему надо на родную землю. Там опять расцветет. - Как – вернуться??? Мы только что устроились, и нам назад вовсе не хочется! - А вас-то кто гонит? Оставайтесь, раз нравится! - Ну нет, мы без него не хотим. Мы хотим вместе жить! Но вот возвращаться… А по-другому нельзя? - Можно и по-другому. Что хочешь-то? – пожала плечами Анна. - Чтобы папочка наш тоже на новом месте прижился, корни пустил! Может, вы какой-то особенный рецепт знаете? Ну, что в таких случаях помогает? - Удобрение, вестимо. Попробуй новую почву удобрить – глядишь, корни и приниматься начнут. - А каким удобрением пользоваться? Органикой удобрять? Или химией какой? - Не органикой, и не химией. Тут особенный рецепт нужен! Бумага-ручка есть? Ну, записывай! Значит, так: берешь Любовь. Наполняешь ею душу. Не бойся переборщить, Любви много не бывает. Потом добавляешь Нежности, это по вкусу. Потом Благодарность – полной мерой. Поблагодари его, что поехал с вами, хоть и чувствовал душой, что тяжко ему будет. Значит, любит вас… Дальше приправь это все Терпением. Оно обязательно надо: времени может много уйти на укоренение. Вот ты все это перемешай, да не забудь окрасить все Смирением. Это очень важный компонент! - Бабушка Анна, я про все почти поняла, зачем оно, а вот для нужно Смирение? - А это самое важное… Ведь может случиться так, что корни у него так и не приживутся, не найдут себе опоры под ногами, да? Так вот затем и нужно Смирение, чтобы заранее принять и такой результат. Записала? - Записала! А дальше что? Как это все применять? - Дык как удобрение применяют? Поливай его каждый день, с ног до головы, от всей души, и пусть он будет купаться в Любви и Благодарности, ничего еще мир не придумал лучше этого удобрения! - Ой, я, кажется, поняла! Раз у него питание через корни пока не поступает, надо сверху усилить, да? Листовая подкормка, я знаю! - Ну, можно и так сказать. В общем, пробуй! Да помни: человек предполагает, а Бог располагает. Если не получится – не вини ни себя, ни его. Значит, судьба… Анна встала, распахнула дверь, пошла гостью проводить до калитки. - А вот я спросить хочу… Вы знаете, что вас в народе называют Старуха-Судьба? - Знаю, конечно. Пусть болтают, мне не жаль. - А вы и правда судьбу насквозь видите? - Я-то? Я тебе вот что скажу: никому судьбу целиком видеть не дано. Это потому что она из разных нитей состоит, еще несотканных. Кто ж заранее скажет, какую ты нитку через час выберешь? Может, красную, а может, желтую, а то и вовсе черную. Так что не верь, если кто тебе скажет: «вот такая твоя судьба, и ничего не поделаешь». Всегда можно выбрать, какой ее сотворить. - Вы такая мудрая! Кажется, что про все на свете знаете! - А так и есть. Только и ты про все на свете знаешь. Просто я себя слышу, а ты пока нет. Ну ничего, поживешь с мое – научишься. - Вам бы в Москву перебраться, или хоть в областной центр! А то живете здесь, на отшибе, кое-как вас нашла! Знаете, сколько у вас клиентов было бы? - Нет… Клиенты – вон они, с утра до вечера лавку полируют. Кому надо, сам доберется. А кто не добрался – тому и не надо, стало быть. И на что мне твоя Москва? - Там все-таки и культура, и наука, и образование… - Ну, мож, для вас, молодых, это и подходит. А я здесь, в Емелиной слободке, всю жизнь прожила, и науку прошла, и культуру постигла, и образование получила. А главное – корни у меня здесь, понимаешь? Корни! От них и Сила моя… Гостья вышла за калитку, обернулась еще раз «спасибо сказать», а Старая Анна уже вроде и забыла про нее, окинула взглядом сильно увеличившуюся очередь и указала: - Вот ты, ты и те двое! И не ждите, не приму! Что за народ такой, все норовят в рай на халяву въехать! А ты, красавчик, зря меня уговаривать пришел – я в твой оздоровительный центр работать не пойду, и не проси. Тем более что он долго не протянет, потому как до денег ты дюже жадный, а вдаль глядеть не умеешь. - Старуха-Судьба зря не скажет, — с уважением шептались в очереди, замирая в ожидании: на кого в этот раз упадет Перст Судьбы.
Корреспондент шел по просторному белому коридору в сопровождении ангелоподобной девушки из пресс-центра, в белом халате и белом колпачке. И коридор, и девушка сияли стерильным белым светом. - Меня зовут Анжелика, я буду вашим сопровождающим. Вы можете задавать мне любые вопросы, в рамках разумного, конечно, — говорила девушка, поправляя форменный белый колпачок с эмблемой «Идеал» на золотистых волосах. Колпачок ей очень шел, и надпись «Идеал» — тоже. - Понял. Спасибо. Буду задавать. А что значит «в рамках разумного»? - Нашу клинику не случайно решено было расположить здесь, в горах, в уединенном месте, — рассказывала девушка. – Вы сами понимаете, что наши клиенты предпочитают сохранение инкогнито и не нуждаются в любопытных носах. - А почему ваша клиника называется «Идеал»? - Здесь приводят людей в божеский вид. После разных катастроф. - То есть у вас тут не обычная пластическая хирургия? - Нет, далеко не обычная. Ради того, чтобы просто увеличить грудь или поправить нос, не стоит забираться так высоко, поверьте. - А на сколько пациентов рассчитана клиника? - Извините, это закрытая информация. У нас здесь много закрытой информации. - Но как же реклама? - Мы не нуждаемся в дополнительной рекламе. Нас и так хорошо знают. Все, кому нужно попасть, к нам попадают. - Вот как… А вот скажите… Внезапно на стенах коридора замигали лампы, раздался звук зуммера, где-то захлопали двери. - Прошу прощения, давайте посторонимся. Похоже, срочная операция. По коридору загрохотала каталка, на которой лежало нечто бесформенное, вокруг суетились сотрудники, делая что-то прямо на ходу. - Готовьте большую операционную! – говорил в телефон один. - Доктор, мы его теряем! – обеспокоенно сообщал другой. В конце коридора распахнулись двери. Каталка промчалась мимо корреспондента, то, что он успел увидеть, неприятно поразило его. Там, под простыней, ворочалась и корчилась какая-то невнятная масса, и было видно, что ей больно. - Это был человек? – осторожно спросил он. – Или то, что от него осталось? - Это не важно. Важно то, что все еще можно поправить. Пойдемте на смотровую галерею, оттуда можно наблюдать весь процесс. И слышно все, что происходит в операционной. - Ага, — сглотнул корреспондент. Ему было очень не по себе: хотя он разные виды видывал и даже в зоне военных действий побывал, тут почему-то казалось гораздо страшнее. Смотровая галерея и вправду была расположена высоко и удобно, и корреспондент увидел, что пострадавший уже на столе, а бригада врачей поспешно занимает свои места. В операционную стремительно вошел (показалось – влетел!) высокий кряжистый старик. Полы белого халата развевались, как крылья, со свистом разрезая воздух. - Слава тебе, Господи! – с чувством сказала девушка из Пресс-центра. – Главный будет оперировать. Значит, вытянет! - А что, бывает, и не вытягивают? – уцепился корреспондент. - Всяко бывает, — уклончиво ответила девушка. – Если случай запущенный – сами понимаете… Внизу между тем уже началась операция. С человека сняли простыню. Корреспондент охнул. - Это кто же его так? – содрогнувшись, спросил он у своей сопровождающей. - Любимые… Чаще всего это дело рук любимых. - Любимых??? Он что, маньяка любил? Или маньячку? Хотя, по-моему, женщин-маньяков в природе не бывает?
- Почему же не бывает? – удивленно глянула на него Анжелика. – Женщины тоже бывают одержимы маниакальными идеями. Ничуть не реже, чем мужчины. Просто мужчины маниакально пытаются переделать мир, а женщины – мужчин. - Вот как? – опешил корреспондент. Он не знал, как реагировать на сообщение своей прекрасной спутницы. А она, не замечая его смущения, продолжала: - Вообще-то мир настолько изобилен, что в нем есть все, всегда и для всех. Даже странно, почему люди не стремятся использовать то, что уже создано, причем для них же? Почему все обязательно надо перекроить на свой вкус??? - Но как же! – запротестовал корреспондент. – Ведь в этом и заключается суть прогресса! Преобразовать природу… Поставить ее на службу человеку… - Но она и так служит человеку, — мягко возразила Анжелика. – Зачем же ее преобразовывать? Может, лучше научиться ее рационально использовать? Внизу тем временем тело, лежащее на столе, отмыли, протерли, расправили, как могли, и стало видно, что все не так уж плохо, как казалось на первый взгляд. Хотя все равно страшненько. Местами виднелись глубокие раны, кое-где были просто отхвачены изрядные куски, кое-где – наоборот, наблюдались какие-то уродливые наплывы. - Что с ним случилось? – спросил корреспондент. – Впечатление, что его дикий зверь растерзать пытался. - Это «дикий зверь» еще называют иногда «любовью», — заметила Анжелика. – Разумеется, ошибочно – просто подменяют одно понятие другим. - Вы хотите сказать, что вот эта жертва дикой мясорубки ранена любовью? – недоверчиво переспросил корреспондент. – По-моему, персонаж из фильма «Техасская резня бензопилой». - Очень образно, — похвалила сопровождающая. – Знаете ли, люди часто превращают любовь в дикую мясорубку. И в резню бензопилой – тоже. Разве вы ни разу не наблюдали? Корреспонденту очень хотелось возразить, но память услужливо воскресила несколько случаев из его богатой журналистской практики, да и собственный опыт имелся, и он предпочел промолчать. - А что это они сейчас делают? – перевел он разговор на действо в операционной. Там как раз направили на лежащее тело небольшой аппарат, который залил весь операционный стол мягким золотистым светом невыразимо приятного оттенка. - Лечат душу, — просто объяснила Анжелика. – Это Свет Любви. Он очень целебный. Он позволит душе расслабиться, расправиться, принять естественные очертания. - А почему они стали неестественными? – сразу прицепился корреспондент. - Кто-то долго пытался его изменить, перекроить «под себя», — вздохнула его прекрасная спутница. – А он, видимо, далеко не сразу сбежал. Любил, наверное… - А как это – «перекроить под себя»? - Ну как это обычно делается? Что-то запретить, что-то навязать, в чем-то ущемить, что-то заставить… А кое-что вообще искоренить, как вредное! Одно отрезать, другое нарастить… В общем, скроить по-другому. Но душа не брюки, ее не перекроишь! Она снова и снова будет стремиться вернуться в первоначальное состояние. Стать собой. - Вы вот уже который раз говорите о душе. Но она ведь субстанция неощутимая и невидимая? - Ну как неощутимая? Разве у вас никогда душа не болела? Или не пела? Не разрывалась? Не рвалась ввысь? - Рвалась, — с удивлением вспомнил корреспондент. – И от боли, и ввысь. - Ну вот, а говорите, «неощутимая»… А насчет «невидимой» — так вон же она, на столе лежит! Сами видите. - Так это… душа? – поразился корреспондент. - Душа, — кивнула Анжелика. – Мы телами и не занимаемся, только душами. Тело прочнее, а душа очень ранима. Очень. Ранима и уязвима. Корреспондент замолчал. Смотрел, слушал – что там, внизу. Золотой свет рассеялся, поредел. Зато хирурги активизировались. Шел очень интересный разговор. - Чувство собственного достоинства сильно повреждено, — говорил один из хирургов. - Ничего, сейчас подтянем, вот тут и тут, и закрепите, пожалуйста. Надо будет, конечно, потом мощную реабилитацию запланировать, но ничего, ничего, все поправимо… - Вот здесь дыра просто… Как пробило! Что это она с ним делала? - Посмотрите там, в истории болезни! - Это она ему гордыню пыталась извести. Била в одну точку, долго. Вот и продолбила. - Гордыню! Неужели она не понимала, что его гордыня просто отражение ее несогласия с реальностью? - Нет, конечно. Вот тут отмечено: она пыталась заставить любимого забыть про его образ жизни. - А, теперь понятно, почему такая деформация черепа! Видимо, постоянно капала на мозги. - Ничего, сейчас пластину поставим, будет как новенький. - А зачем ей надо, чтобы он менял образ жизни? - Ну, как обычно: ее кое-что не устраивало, хотелось там подправить, там подрихтовать… Как всегда! - Ну, не понимаю: не лучше ли поискать подходящий вариант, чтобы все устраивало? - Да у них там, внизу, чаще всего так: боятся, что если не сейчас, то уже и никогда, вот и хватают первое, что под руку попадется, а потом начинают его «под себя» переделывать. - Но это же опасно! Так ведь души-то и калечат! А потом – к нам, на операционный стол. - А кто об этом думает? Каждый, понимаешь ли, мнит себя пластическим хирургом… - Но неужели она не чувствовала, что ему больно? Неужели ни разу не захотелось оставить его таким, каким он создан? Это как же надо ближнего ненавидеть? - В истории болезни записано – «очень любила». - Там, внизу, «любить» очень часто означает «воспитывать». Или, чаще, «перевоспитывать», — меланхолично произнес Главный. – Кончайте базар, давайте все сюда – будем ауру чинить. - Ой, блин, да тут чинить-не перечинить, горестно воскликнул кто-то. - Ничего, не такие пробои латали, — подбодрил Главный. – Ну, давайте, создаем поле – и с богом помолясь. Хирурги сгрудились вокруг стола, прикрыв ладонями тело. - Ничего себе… Наперевоспитывалась… Ведь так можно человека до смерти довести, — задумчиво сказал корреспондент. - Бывает, и доводят, — подтвердила Анжелика. – Но чаще – спасаем. Клиника «Идеал», к вашим услугам. - Значит, у вас тут пластическая хирургия для истерзанных душ? – уточнил корреспондент. – Я то полагал, вы тут что-то улучшаете. Ну, как носы! Или груди. - Зачем улучшать то, что и так совершенно? – пожала плечами Анжелика. – Люди такие смешные… Им все время кажется, что они какие-то не такие. Хотя задумывали их изначально совершенными. - Человеку свойственно стремиться к идеалу, — почесал кончик носа корреспондент. - Идеал – это то, что было в начале, — улыбнулась девушка. – Получается, что человек стремится от идеала – к какому-то выдуманному образу. А мы как раз восстанавливаем его согласно замыслу Творца. - Спасаете души, стало быть? - Спасаем, кого можем. На то мы и существуем. Прилететь вовремя – и спасти. - Да вы, похоже, просто ангелы… — напряженно пошутил корреспондент. - Да, мы ангелы, — очень серьезно кивнула Анжелика. - Кстати, а откуда вы знаете, какой у Творца был первоначальный замысел? Где это написано? - Так он сам и говорит, — изумленно воззрилась на корреспондента Анжелика. – Вон же он, бригадой руководит. Вы что, до сих пор не поняли? Корреспондент уставился на нее, а потом ошарашенно спросил: - А что тогда тут я делаю??? … Налево – двери в реанимацию, они были наглухо закрыты, направо — другая дверь – в операционную, и над ней сияла мягким белым светом надпись: «Тихо! Идет операция!». По коридорчику между дверями мерно ходила женщина – 15 шагов в одну сторону, 15 шагов в другую. Руки стиснуты у груди, взгляд устремлен в далекую точку, а губы исступленно шепчут раз за разом не то молитву, не то заклинание: «Господи, пожалуйста! Пусть он только будет жив! Пожалуйста, сделай так, чтобы его сердце снова забилось! Честное слово, я больше никогда не буду его доставать своими дурацкими претензиями! И пусть он целыми сутками сидит за компьютером и кропает свои статьи, и пусть ездит в свои командировки, и пусть вечно забывает выключать свет в коридоре и разбрасывает повсюду свои блокноты, и пусть вредничает и временами уходит в себя, только бы он жил, жил, жил!». Двери распахнулись, в коридор шагнул пожилой доктор – высокий, кряжистый, седой. - Вы все еще здесь, голубушка? Вот и хорошо. Жив ваш красавчик, жив. Только сердечко вот изношено… Ну да ничего – будете больше беречь. В идеале – покой, понимание и любовь. Конечно, идеала в природе не существует, но стремиться к нему – надо. Запомнили, милая моя? Покой, понимание и любовь. И будете вы жить вместе еще долго-долго! - Пойдемте, я вам валерьянки накапаю, — участливо сказала бог весть откуда возникшая ангелоподобная медсестра в белоснежной униформе. – Вы не сомневайтесь. Его Главный оперировал – значит, у вас есть все шансы! Все у вас будет хорошо. У нас очень хорошая клиника. Вы просто верьте!
СКИТАЛЕЦ: «Всемирная сеть многообразна и неисчерпаема, как Космос. Но этот Космос уже вполне освоен. В разных его уголках одновременно происходят миллионы событий, разговоров, встреч и расставаний. Находят друг друга «Одноклассники», чатится офисный планктон, открываются и закрываются окна сайтов, на износ работают разные поисковики. На просторах Нета в разных направлениях одновременно движутся тысячи, миллионы «космических кораблей» с самыми разнообразными названиями-никами, в каждом из которых – пилот. Какой-нибудь Иванов Иван Иванович, почесывая отвисшее пузице и сверкая обширной лысиной, летит по Космосу Интернета на посудине с гордым названием «Мачо-Мэн», и встречные «Кисуни» и «Конфетки» пищат от мужественных очертаний его корабля. Иногда траектории кораблей пересекаются, и тогда происходит Нечто. Может быть, просто обмен информацией. Может быть, аннигиляция. А может, Большой Взрыв Сверхновой. И летит, летит в просторы Вселенной вечный призыв Аэлиты: «Где ты, где ты, где ты, Любовь???». Она заворожено, несколько раз, прочитала эту запись. Она и сама не могла сказать, как оказалась в блоге этого человека. Возможно, привлек его ник. Он называл себя Скиталец, и в этом имени было что-то тревожащее и притягательное. А может быть, их свела сама Сеть – кто знает, каковы возможности и причуды Космоса? Когда она прочитала его размышления о Всемирной сети, сердце ее на миг замерло, потому что она думала точно так же. Это были и ее мысли. А когда она увидела имя «Аэлита» — дыхание вообще перехватило, потому что в Сети ее маленький кораблик назывался именно так. «Аэлита» – вот кто она была в сети. Это не могло быть случайно. И она ему написала – послала направленный сигнал через холодное и бесстрастное космическое пространство. «Скиталец» ответил сразу. Связь в пространстве Нета гораздо быстрее и надежнее, чем в реальном Космосе. И даже чем в реальной жизни. Через тысячи километров с непостижимой скоростью несется импульс, соединяющий людей. На миг, на какое-то время – или даже навсегда. Непостижимы пути Интернета. Они не думали о том, на какое время установлена связь между их хрупкими скорлупками – «Аэлитой» и «Скитальцем». Им было просто хорошо вместе. Им было интересно разговаривать, обсуждать разные темы, спорить и соглашаться. Они рассказывали друг другу о разных интересных местах, которые попадались им на бескрайних трассах Интернета, и давали ссылки, чтобы потом можно было сравнить впечатления. Он любил горы, море, походы и экстрим. Он рассказывал ей о дальних странах – о рафтинге в Непале, о дайвинге на Красном море, о виндсерфинге на Гавайях, и еще о прочих «…ингах», которые она знала только понаслышке. Он присылал ей чудесные картинки. От Скитальца она узнала о мире больше, чем за весь школьный курс географии. Она посылала ему стихи, которые ей нравились, и всякие смешные истории из жизни. Он веселился и просил еще. Постепенно у каждого складывался образ человека на другом конце связующего луча. Аэлита видела Скитальца: высокого, сильного, загорелого, с открытой улыбкой, выгоревшими на солнце волосами и рюкзаком за спиной. Скиталец видел Аэлиту – подвижную, веселую хохотушку со смеющимися глазами и невероятной способностью все подмечать, находить забавные истории и смешно переиначивать слова. Наверное, они придумывали друг друга. Но придуманные образы становились все более зримыми и ощутимыми, они как бы обрастали плотью. СКИТАЛЕЦ: А какие качества ты ценишь в мужчинах? АЭЛИТА: Надежность. Ответственность. Силу. Решительность. И чувство юмора! А тебе что нравится в женщинах?
СКИТАЛЕЦ: Нежность. Доброта. Понимание. Романтичность. И тоже чувство юмора! С чувством юмора у обоих и так было в порядке. А остальные качества хотелось немедленно начать развивать и усиливать – ведь они очень ценили мнение друг друга. Иногда их общение прерывалось – и Скиталец, и Аэлита все-таки жили в Реале, который требовал от них участия и присутствия. Но после вынужденной разлуки их встречи в Нете были еще более радостными и горячими – им не хватало этих разговоров, и в Реале никто не понимал их так, как здесь. Были вещи, о которых они не разговаривали по умолчанию. Возраст и семейное положение – это было лишнее. Это было бы уже слишком реально. И, наверное, испортило бы с такой любовью вылепленные образы Скитальца и Аэлиты. Конечно, каждый из них в глубине души ждал, что рано или поздно прозвучит предложение о встрече в Реале. Ждал – и боялся. Потому что очень трудно, почти невозможно соответствовать Идеальному Образу. И потому что каждый из них знал, что ответит отказом. Однозначно. Каждый по своим причинам. Впрочем, шло время, а никто из них не делал этот шаг, и связь продолжалась. СКИТАЛЕЦ: Как ты думаешь, зачем мы приходи в эту жизнь? Какова цель? АЭЛИТА: Я думаю, чтобы любить. Не то чтобы найти любимого, хотя и это тоже, а вообще – любить. Каждый свой день. Каждый свой пальчик. Каждого человека, который приходит в нашу жизнь. И радугу после дождя, и гусеницу на ветке. Ты согласен со мной? СКИТАЛЕЦ: А мне кажется, что жизнь – это такая игрушка-квест. Сначала попадаешь на самый простой уровень, осваиваешь правила игры. Если научился – переходишь на более сложный уровень. Там ищешь всякие артефакты, собираешь монетки, получаешь Силу, уничтожаешь Зло. Если хорошо сыграл – можешь получить дополнительную Жизнь. А если где-то прокололся – можешь потерять Жизнь. И с каждым уровнем все сложнее, пока не закончится Игра. АЭЛИТА: Тогда почему же Игра для многих заканчивается так рано? СКИТАЛЕЦ: Я же говорю – надо все время совершенствовать способы Игры. И изучать Правила. Запасные Жизни есть, но их количество конечно. Исчерпал все – Игра закончена. Начнешь в другое время. Впрочем, в Игре может появиться какой-нибудь Маг, который тебе поможет в самую трудную минуту. Подарит тебе еще одну Жизнь! АЭЛИТА: Хорошо бы и в реале так! А то ждешь-ждешь, Зла полно, а Маги где-то заблудились. СКИТАЛЕЦ: Если Мага нет – что ж, уничтожай Зло сам. АЭЛИТА: Мне не нравится уничтожение в любом виде. Даже если это Зло в компьютерной игрушке. Это все равно разрушение! Скажи, что нет? СКИТАЛЕЦ: Ты не понимаешь. Игра есть Игра, в ней есть и Добро, и Зло. Ты можешь играть даже на стороне Зла – если хочешь. Ведь что такое Зло? Это обратная сторона Добра. АЭЛИТА: Ты меня запутал! Не хочу я никакого Зла. Я хочу Любви! СКИТАЛЕЦ: А Любовь есть во всем. Даже в Зле. АЭЛИТА: Нет, нет, нет! Ну тебя! Они ссорились, а потом мирились. Потому что им не хотелось разрушать их отношения – даже во имя Добра. Однажды ей пришлось прервать связь без предупреждения – ее присутствие требовалось в Реале. В больницу, где она работала хирургом-кардиологом, привезли подростка 15 лет со сложным пороком сердца. Оперировать было опасно, шансы на успех – приблизительно 20%. Назначили консервативное лечение, тянули время. Но, в общем, все понимали – парень обречен. Его мама сутками сидела в отделении, вернее, не сидела – выполняла обязанности санитарки. Не только для сына, для всех. Выносила утки, перестилала постели, подносила больным попить. Ни о чем не просила, только смотрела на врачей глазами, в который застыл немой вопрос. Врачи старались взглядом с ней не встречаться – чтобы она случайно не прочитала ответ. Ответ был отрицательным. Вечером, придя домой, Аэлита включила компьютер. Ей срочно требовалось поговорить со Скитальцем. С умным, добрым и сильным мужчиной, который всегда знал ответы на все вопросы. Который умел ее поддержать. Который вносил ясность в любую путаницу. Но Скитальца в Сети не было. И сообщений никаких не было. Он иногда исчезал вот так, внезапно. Но сейчас – это было просто нечестно! В тот момент, когда он ей так нужен! Аэлита еще немного рассеянно побродила по Нету, но мысли ее были далеко – там, с умирающим мальчиком. Она вернулась к своей переписке со Скитальцем, почитала их спор про Игру. Да, она была согласна на 100% с тем, что говорил Скиталец. Количество Жизней не бесконечно, а монеток и артефактов у этого мальчика пока недостаточно. Запас его Жизней явно исчерпался, и ему предстояло закончить Игру. И в жизнь его матери придет Зло. И сделать с этим ничего невозможно. Практически ничего. В ночь она дежурила в отделении. Зашла к мальчику – он спал под своей кислородной маской. Дышал спокойно, и ей показалось, даже вроде бы улыбался во сне, хотя вид у него был измученный, а кожа отливала синевой. Возвращаясь в кабинет, она услышала сдавленные звуки с площадки запасного выхода. Заглянула туда – там мать мальчика, стоя на коленях, тихо плакала, раскачиваясь из стороны в сторону. Плакала горько и безнадежно, как несправедливо обиженный ребенок. Аэлита не стала раздумывать – она молча подняла женщину с колен и повела ее в ординаторскую, где усадила в кресло, накапала валерьянки, потом налила горячего чая с травами из термоса и приказала: «Рассказывайте». Мать и не посмела ослушаться: в отделении Аэлита считалась доктором жестким и волевым. Иначе бы она не была зав.отделением кардиохирургии и самым известным в городе хирургом. - Пожалуйста, не сердитесь, я больше не буду шуметь, — попросила прощения мать. – Я просто никак не могу смириться. Я же понимаю, что это – все… Но я не понимаю – за что??? Он такой хороший мальчик! Он умница. Он умнее любого взрослого! И он у меня один! - Муж есть? – сурово спросила Аэлита. - Нет, он тоже хороший человек, но слабый, он не выдержал. У нас ведь с рождения порок… Мы и учились не в школе, а на дому, на одни пятерки. И всю библиотеку перечитали. Всех классиков цитирует наизусть! Он во всем разбирается. Электроприборы чинит, компьютер по книгам освоил, хочет быть программистом. С его болезнью это возможно, а то при движении мы задыхаться начинаем и синеть. Аэлита сразу поверила в это «мы»: такая мамочка не могла не задыхаться, если сыну плохо. - Вы же понимаете, что при операции шансы минимальные? – уточнила она у мамашки. - Я понимаю! – горячо уверила та. – Но они все-таки есть! Целых 20%! А без операции – вообще никаких нет. Аэлита молчала. Не знала она, что сказать. - Мы все время по врачам. Нет, нас, конечно, лечат. Но за операцию никто не берется! Мне однажды прямо сказали: «Мы не можем портить показатели летальными исходами». Я все понимаю… Показатели… Да и доктору тоже как потом жить, если не спас? Я все понимаю… Я пойду. Не сердитесь на меня. Мамочка, уже взявшись за ручку двери, повернулась и страстно сказала: - Господи! Если бы я была магом! Я дала бы ему силу… Или хотя бы могла подарить ему свою жизнь! Если бы это было возможно!!! Она ушла, а Аэлита осталась. Последние слова мамашки воскресили в ее памяти кусочек из переписки со Скитальцем. «Впрочем, в Игре может появиться какой-нибудь Маг, который тебе поможет в самую трудную минуту. Подарит тебе еще одну Жизнь!», — кажется, так сказал он. «Хорошо бы и в реале так! А то ждешь-ждешь, Зла полно, а Маги где-то заблудились», — кажется, так ответила она. Она правда заблудилась. Но уже нашлась. И плевать ей было на показатели! Утром она спокойно и властно распорядилась готовить мальчика к операции. Спорить никто не стал, хотя, наверное, некоторым и хотелось. Она ощущала себя тем самым Магом, который появляется, когда все средства уже исчерпаны, все монетки растрачены, а артефакты потеряны. Операция прошла успешно. Потом она войдет в учебники как уникальная по сложности и продолжительности. Но это потом. А пока Аэлита, ставшая на время самым магическим Магом, просто спасала мальчика, исчерпавшего все свои Жизни. Она не могла дать ему закончить Игру, не хотела! Рано ему было заканчивать Игру… В день выписки она приняла букет и конфеты из рук помолодевшей лет на 10 мамашки, выслушала все положенные благодарности, дала свои рекомендации по дальнейшему лечению и реабилитации, методично выполнила все дела, намеченные на день, и пошла домой. Дома она приготовила ужин, накормила семейство. Проверила уроки у детей, погладила мужу свежую рубашку на завтра. А когда все домашние расползлись по кроватям, первые за долгое время села за компьютер. И, выйдя в их Пространство, сразу увидела его. АЭЛИТА: Где ты скитался столько времени, Скиталец? СКИТАЛЕЦ: В очень дальних краях. У пределов Вселенной. АЭЛИТА: Как там, Скиталец? СКИТАЛЕЦ: Там страшно. Там темно. Там ничего нет. Но потом пришла одна женщина, которая вывела меня оттуда. Она была похожа на тебя, только намного старше. Но от нее шло твое тепло. И я смог вернуться. Я все время думал о тебе. Хорошо, что ты меня дождалась. АЭЛИТА: Ты и не представляешь себе, как хорошо. Я тоже думала о тебе. Ну, здравствуй, Скиталец!
Рабочий день, полный беготни, трезвона и суеты, подходит к концу. Я завершаю свои дела, убираю бумаги, записываю в органайзер, что мне надо сделать завтра. Звонит телефон, я снимаю трубку. Это мама – как всегда, бодрая, энергичная, громогласная.
- Домой собираешься? А я тебя хотела в гости пригласить. Степановы пришли и Михалевы. Я пирог испекла!
- Не, мам. Я домой.
- И чего ты все домой да домой? Пошла бы куда, встряхнулась, развеялась! А то квашня квашней, дом-работа, работа-дом!
- Мама, я уже не маленькая! Сама решу! – вяло отбиваюсь я. – Все, пока, у тебя же гости.
- Ну, хоть в кино сходи! А то чокнешься ты со своим о… – успевает посоветовать мама, прежде чем я отключаюсь.
Нет, в кино я не пойду. В другой раз. Я тороплюсь домой, где меня ждет О***. Как всегда. Я каждый день возвращаюсь к нему после работы, а выходные и отпуск мы чаще всего проводим вместе.
Нет, вы не подумайте – О*** не деспот и никогда не ограничивает моей свободы. Хочешь – пожалуйста, иди! Но я не хочу.
Я хочу сидеть в сумерках у окна и смотреть на заснеженный двор, или на весенние лужи, или на курчавую летнюю зелень… И пусть О*** мягко обнимает меня сзади – мне от этого спокойно и уютно. Мы смотрим молча, но я ощущаю его каждой клеточкой тела, каждой стрункой души. С О*** всегда приятно помолчать – мы так понимаем друг друга! Но с О*** хорошо и разговаривать обо всем – он никогда не перечит мне, не критикует, не настаивает, не учит, как жить. О*** умеет слушать и при этом быть ненавязчивым.
Иногда после работы я не сразу иду домой. Встречаюсь с подругами, навещаю родных, и даже – о господи! – бегаю на свидания. Да, и такое бывает… Но я всегда возвращаюсь к О*** Я знаю, что не будет ни ссор, ни упреков, ни обид. Нам нечего делить и не на что обижаться. О*** знает, что рано или поздно я все равно вернусь, потому что лучше него нет. По крайней мере, для меня – точно нет.
Мы так давно вместе, что наши отношения можно назвать устоявшимися и даже стабильными. Так бывает, когда двое понимают друг друга без слов, и берегут, и видят насквозь, и знают друг о друге все.
По крайней мере, я точно знаю, что дарит мне О***. О*** – это спокойствие, равновесие, безопасность. То, чего мне в жизни не хватает. Вернее, раньше не хватало – но я не люблю вспоминать о тех временах, это очень страшно и слишком больно. Только когда я впустила в свою жизнь О***, все изменилось. С ним я не боюсь, что кто-то вновь обидит меня, отвергнет или нанесет мне незаживающую душевную рану. О*** защищает меня от жестокости этого мира.
Иногда на меня находит какое-то помрачение, и я начинаю злиться на О*** Мне кажется, что О*** меня тормозит, ограничивает мои возможности, лишает меня каких-то приключений, драйва… Тогда я начинаю психовать, вредничать, решаю резко изменить свою жизнь и уйти от О. И я делаю это на самом деле – собираюсь и ухожу.
О*** никогда меня не удерживает. Никогда. О*** знает, что это ненадолго. Пока у меня хватит сил. Потому что там, с другими, я не смогу долго чувствовать себя комфортно, ведь я останусь без защиты, без того невидимого прозрачного купола, который дарит мне О***
А без этого защитного купола я напрягаюсь, во мне возникает тихая паника. Когда паника становится громкой, я уже мечтаю только об одном – поскорее вырваться из шума, суеты, выяснения отношений, непонятных чужих желаний и требований, и вернуться к своему верному О***. Я бросаюсь в него, как в облако, я жалуюсь ему, я хватаюсь за него, как утопающий за соломинку, и О*** не подводит: обнимает, укутывает, успокаивает. Самое главное – успокаивает. Я думаю, О*** лечит мне душу, ведь она такая ранимая… Каждый неосторожный взгляд, каждое резкое слово – как ножом по нежной кожице, и рана долго не заживает. Вот что бы я делала без О***? Наверное, просто истекла бы кровью. Но О*** всегда меня спасает.
Иногда мне кажется, что мой нерушимый союз с О*** — тупиковый путь, застойное болото. Слишком спокойно, слишком размеренно, слишком… бесконфликтно, что ли. Раньше я часто пыталась сбежать в другую жизнь, но теперь такие попытки все реже. Я понимаю, почему. Ведь только О*** принимает меня такой, какая я есть. Не пытается изменить, подстроить под себя… Я знаю, О*** любит меня. Надо честно признаться – я тоже очень люблю О***, я не мыслю себе жизни без него. Вернее, мыслить-то мыслю – но не хочу. Ведь тогда придется подстраиваться, изменяться, учиться самой лечить свои раны. А зачем – если есть О***???
- Тебя проводить? Может, в кафешку забежим? – заглядывает в кабинет Павлик, мой коллега. Он за мной ухаживает, и у нас даже был небольшой романчик. Но я подумала, прикинула – и предпочла О***. Павлик все еще надеется, что я одумаюсь. Но я устала от его вечных вопросов, ревнушек и прочих занудств. Нет уж, если выбирать между Павликом и О***, то это будет точно не Павлик.
- Я спешу, Паш. В другой раз, ага? Занята я сегодня.
Я правда занята. Я очень соскучилась по О***.
И вскоре я уже взбегаю на третий этаж, влетаю в квартиру, захлопываю за собой дверь… Все! Я дома. И уже на пороге меня встречает О***. Мы стоим лицом к лицу и смотрим друг на друга. Я вижу морщинки на лбу, и наметившиеся мешки под глазами, и взгляд, полный грусти. Родное лицо, знакомое и изученное на 100%.
- Ты так и состаришься со мной. Ты многое теряешь, отказываясь от жизни за пределами нашего мирка.
- Терять – больно. Ошибаться – страшно. Разочаровываться – ужасно. Я предпочитаю оставаться с тобой – так проще. Я люблю тебя, Одиночество.
- Что ж, тебе выбирать. Я никогда тебя не покину по собственной воле, ты же знаешь. Но ты, ты сама – можешь в любую минуту отказаться от меня, и я не буду в обиде. Ведь я дано тебе для того, чтобы разобраться в себе, отпустить свои страхи и научиться жить в мире людей. Благословенно Одиночество, когда оно помогает в поисках себя. Но оно легко становится Проклятием, если становится для тебя хрустальным гробом.
Я стою в прихожей перед зеркалом – и вижу в нем себя, только себя. Из рамы, грустно улыбаясь, меня смотрит мое отражение, мое спасительное Одиночество.